Страница 55 из 63
– Открой мне свою тайну.
– И что тогда?
Харриет нервно сглотнула, чувствуя предательскую дрожь во всем теле.
– Твой секрет в обмен на мой.
Чейз ухмыльнулся:
– Они звали меня Лягушонком, что было весьма жестоко с их стороны, так как я не умел плавать.
– Лягушонок? И это весь твой секрет?
– Нуда, ведь мне было всего шесть лет. Тогда это прозвище казалось мне сущим кошмаром.
Харриет ничего не оставалось, как только улыбнуться. Чейз протянул руку и вновь провел пальцами по линии декольте, ощущая тепло ее кожи.
– За тобой должок, дружок.
– Знаю. Но условие мне кажется не очень честным – только один из нас окажется без одежды...
Чейза не пришлось долго упрашивать: в одно мгновение он стащил с себя мокрую рубашку. Харриет рассмеялась:
– Ты действительно человек действия, и мне это нравится.
Сент-Джон тем временем уже стягивал ботинки.
– Еще никто и никогда в подобных ситуациях не обвинял меня в излишней медлительности, конечно, за исключением некоторых моментов. – Чейз ухмыльнулся. – Тогда я могу тянуть время хоть до самого рассвета.
– Хвастун.
– Ну об этом пусть судят дамы.
Харриет почувствовала, как от его оценивающих глаз у нее начинает гореть кожа. Тело ее покрылось мурашками, а соски затвердели: Ну что за человек этот Сент-Джон! Даже простой разговор с ним превращался в зажигательную эротическую игру, где каждая фраза обладала двойным смыслом, и Харриет это нравилось. Она искренне наслаждалась словесными поединками, в которых остроумные замечания перемежались колкостями и взаимными шпильками.
Нащупав кончики ленты, на которой держалось платье, Харриет медленно потянула за них. Глаза Чейза следили за каждым ее движением, даже когда он стягивал ботинки и расстегивал штаны. Теплый, напоенный ароматом свежескошенного сена воздух щекотал ноздри. Каждый день Харриет приходила в этот сарай, видела одни и те же стога сена, пустые стойла, ровные дощатые стены и блестящий жестяной ковш, свисавший с края ведра с водой, каждый день она наблюдала одну и ту же картину, но ее детали никогда не откладывались нее в памяти. На этот раз все было по-другому, и она не сомневалась, что отныне обстановка амбара навсегда отпечатается в ее сознании.
С беззаботной небрежностью Чейз стянул с себя штаны, и уже через несколько секунд они валялись в углу вместе с ботинками, а он стоял перед ней совершенно обнаженный с темной челкой, падающей на лоб беспорядочными прядями. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь щели в дощатых стенах, освещали его мускулистую фигуру.
Чейз жадно смотрел на Харриет, лаская глазами каждый изгиб ее тела, а затем, совершенно не смущаясь ее взглядов, снял с гвоздя старое одеяло и бросил его на сено. Повернувшись к Харриет, он весело произнес:
– Конечно, здесь не так шикарно, как ты того заслуживаешь, но по крайней мере это место наше.
«Наше». Это слово ласкало слух Харриет лучше всякой музыки. Она с трудом перевела дыхание. Красота Чейза смущала ее, но мысль о том, что в этот момент он целиком принадлежит только ей, наполняла ее сердце радостью. Главное – не терять головы. Она прекрасно понимала, что волшебство этого мгновения иллюзорно и что их отношения так же эфемерны, как и золотые пылинки, которые можно увидеть лишь в лучах полуденного солнца.
Взгляд Харриет упал на серебряную полоску кольца-талисмана, украшавшего ее палец. Она знала, что придет день, когда Чейз Сент-Джон – высокомерный наследник богатейшей в Англии семьи оставит роль капитана Фрекенхема и вернется в реальный мир – туда, где не будет места ни ей, ни Уордам, ни Гаррет-Парку. Вот только сейчас это не имеет никакого значения, решила про себя Харриет, плотно наматывая на пальцы концы ленты, отчего кольцо больно впилось в кожу. Единственное, что волновало ее в эту секунду, был сам Чейз, ощущение кожи этого человека, его запах.
Харриет решительно дернула за тесьму, и когда платье, соскользнув, упало на пол, не задумываясь, перешагнула через него.
Чейз еще ни разу в жизни не видел ничего прекраснее. Харриет стояла в центре амбара, прикрытая одной лишь сорочкой. Простая нижняя рубашка удивила Сент-Джо-на отсутствием всевозможных ленточек и пуговичек, к которым он привык; однако, как и вся одежда, которую носили в семье Уорд, ее отличала исключительная чистота и опрятность, и в данный момент она сводила Чейза с ума.
Полупрозрачный материал выгодно облегал стройное тело Харриет, подчеркивая волнующие изгибы ее фигуры: нежную округлость молодой груди, плавную линию бедер...
– Как ты красива! – восхищенно выдохнул Чейз. – Так прекрасна!
В ответ Харриет протянула к нему руки и, шагнув вперед, крепко прижалась к его груди.
Тепло ее ладоней мгновенно породило в груди Чейза настоящий пожар, а раскаленный металл кольца-талисмана, казалось, выжег на его коже горящий след. Он не помнил, как сорвал и отбросил в сторону ее сорочку; в его памяти осталось лишь ощущение ее тела, распростертого под ним, ее учащенное дыхание, когда они оба оказались лежащими на расстеленном одеяле.
Харриет притянула к себе лицо Чейза и страстно поцеловала в губы, крепко обхватив ногами мускулистые бедра.
Жаркая волна желания, исходившая от нее, влажность ее лона, не оставлявшая сомнений в том, что он был желанным гостем, пронзили Чейза, словно молния. Он закрыл глаза и начал медленно двигаться, чувствуя напряжение в каждой мышце тела, охваченного пламенем страсти. Харриет была создана для него. Эта мысль явилась и как откровение, и как нечто простое и само собой разумеющееся. Глубокая убежденность, которая отрезвляла и успокаивала его в самые жаркие моменты, в то же время наполняла душу надеждой и заставляла сердце биться быстрее. Скоро он уедет, и это неизбежно. Доброта, порядочность Уордов, и особенно Харриет, изменили его в лучшую сторону – но не до такой степени, как она того заслуживала.
Странно, но от осознания скорой разлуки их близость приобретала еще большую сладость. Чейзу казалось, что в эти мгновения он не просто занимается любовью, а старается сделать так, чтобы потом Харриет помнила о нем всю оставшуюся жизнь.
Его движения стали резче, и женщина под ним часто задышала, а затем крепче сжала ноги, двигаясь ему навстречу. Он страстно поцеловал нежную шею, его неутомимые руки жадно ласкали ее тело. Пусть она навсегда запомнит эти минуты, эти секунды...
Вдруг Харриет резко выгнулась, и с ее губ слетел сладострастный стон. Чейз сжал зубы, чувствуя, как ее тело содрогается от мощного оргазма. Боже, какой же она была страстной! Но его время еще не настало. Пока не настало...
Через несколько минут Харриет затихла. Он чувствовал, как ее горячее прерывистое дыхание постепенно выравнивается.
– Ты бесподобна, – с трудом проговорил Чейз, ощущая кожей ее упругую грудь и плотно прижатые бедра. Она была настоящей загадкой, эта малышка – поразительная смесь силы и истинной женственности.
Чейз склонился к ее лицу и нежно поцеловал манящие губы, но Харриет не двигалась – силы оставили ее. На долю секунды ей показалось, что ее охваченное страстью сознание окончательно распрощалось с остатками здравого смысла. Все это походило на какой-то сон, вызванный жарой и напряженной работой последних дней.
Вот только его губы, такие горячие и жадные, были абсолютно реальны.
Руки Чейза, нежно сжимавшие локти Харриет, теперь крепко обнимали ее за плечи. Влюбленные лежали, плотно прижавшись друг к другу, и Харриет чувствовала себя пленницей, пойманной в кольцо сильных мужских рук. Она понимала, что не в силах скинуть волшебное оцепенение; поцелуи Чейза стали жарче, глубже, и ей оставалось только раствориться в его объятиях.
Господи, как же страстно она его желала! Харриет надеялась, что хотя бы в эту минуту, покрывая ее тело нежными поцелуями, Чейз Сент-Джон думает только о ней.
Эта мысль возбудила ее, и она любовно провела рукой по его мощной груди, широким плечам и плоскому животу, восхищаясь крепкими, эластичными мускулами. Ее захлестнула новая волна возбуждения. Она захотела, чтобы Чейз тоже потерял голову от вожделения, она желала отплатить ему сторицей за испытанное блаженство. Он получит от нее все, что только захочет.