Сороки-убийцы

– Приехали, – сказала Джой.

Роберт снова сел ровно. Верно, прямо перед ними находились церковь и кладбище, где собрались люди. Много, человек пятьдесят, не меньше. Роберт удивился, так как и представить не мог, что у его матери так много друзей.

Автомобиль замедлил ход и остановился. Кто-то открыл дверцу.

– Я не хочу этого делать, – пробормотал Роберт. Он прижался к Джой, почти как ребенок.

– Все хорошо, Роб. Я с тобой. Это скоро закончится.

Девушка улыбнулась, и ему сразу стало лучше. Что бы он делал без Джой? С ней его жизнь переменилась. Она стала для него всем.

Вдвоем они вышли из машины и направились к церкви.

Номер располагался на четвертом этаже отеля «Женевьева» в Кап-Ферра, с видом на сады и террасы. Солнце уже горело в голубом безоблачном небе. Чудесная выдалась неделя: отличная еда, превосходное вино, общение с обычным для средиземноморского курорта обществом. При всем этом сэр Магнус Пай, заканчивая собирать чемодан, пребывал в дурном расположении духа. Прибывшее позавчера письмо испортило, можно сказать, весь отдых. Лучше бы этот проклятый викарий его не посылал. Очень характерное поведение для церковников: всюду они лезут, лишь бы помешать людям веселиться.

Жена равнодушно наблюдала за ним с балкона, покуривая сигарету.

– Мы опоздаем на поезд, – предупредила она.

– До поезда еще три часа. Куча времени.

Фрэнсис Пай затушила сигарету и вошла в комнату. Это была смуглая, властная женщина, ростом немного выше мужа и гораздо более импозантная. Сам лорд был низеньким, пухлым, с темной бородой, которая робко расползалась по щекам, не отваживаясь претендовать на все лицо. Теперь, в пятьдесят три, он носил костюмы, подчеркивающие его возраст и общественный статус. Они были сшиты на заказ, дорогие, с обязательным жилетом. Эти двое представляли собой крайне неподходящую пару: сельский сквайр и голливудская актриса, допустим, или Санчо Панса и Дульсинея Тобосская. Хотя носителем титула был сэр Магнус, его жене этот титул подходил гораздо больше.

– Тебе стоило уехать сразу же, – сказала Фрэнсис.

– Ничего подобного. – Магнус хрюкнул, налегая на крышку чемодана, чтобы застегнуть замок. – Это всего лишь чертова экономка!

– Она жила с нами.

– Она жила в Лодж-хаусе. Это не одно и то же.

– Полицейские хотят поговорить с тобой.

– Поговорят, как только я вернусь. Мне и сказать-то им нечего. Викарий пишет, что она споткнулась об электрический шнур. Чертовски жалко, но это не моя вина. Они же не предполагают, что я убил ее или что-то в этом роде?

– С тебя станется, Магнус.

– Ну я не мог этого сделать – я все время был с тобой.

Фрэнсис Пай наблюдала, как муж сражается с чемоданом, но помощи не предлагала.

– Мне казалось, ты любил ее, – произнесла она.

– Она хорошо готовила и хорошо справлялась с уборкой. Но если начистоту, я экономку на дух не переносил: и ее саму, и ее сыночка. Мне всегда казалось, что в ней есть что-то неприятное. То, как она расхаживала по усадьбе с этим своим взглядом… словно ей известно что-то такое, чего не знаешь ты.

– Тебе следовало поехать на похороны.

– Почему?

– Потому что деревенские обратят внимание на твое отсутствие. И не одобрят.

– Меня там все равно не любят. И станут любить еще меньше, когда узнают про Дингл-Делл. А какое мне до них дело? Я никогда не пытался получить звание самого популярного человека, и к тому же это особенность жизни в деревне. Тут правит молва. Что же, пусть люди думают обо мне что угодно. По правде говоря, пошли они все к черту! – Сэр Магнус защелкнул замки, надавив на них большими пальцами, потом сел, переводя дух после приложенных усилий.

Фрэнсис посмотрела на него с любопытством, и на миг в ее глазах промелькнуло выражение сродни пренебрежению и омерзению. В их браке больше не было места для любви, и оба знали об этом. Они оставались вместе, потому что так удобнее. Даже среди жары Лазурного Берега атмосфера в комнате казалась леденящей.

– Я позвоню насчет носильщика, – сказала женщина. – Такси придет с минуты на минуту.

Подойдя к телефону, она заметила лежащую на столе открытку. На ней значилось имя Фредерика Пая и адрес в Гастингсе.

– Бога ради, Магнус! – с укором воскликнула Фрэнсис. – Ты так и не отправил Фредди открытку. Ты обещал это сделать, а она провалялась тут целую неделю! – Женщина вздохнула. – Он вернется домой прежде, чем открытка дойдет.

– Ну, семья, у которой он остановился сейчас, перешлет ее. Это не конец света. Мы все равно не можем сообщить ничего интересного.

– В открытках никогда не бывает ничего интересного. Их посылают по другой причине.

Фрэнсис Пай подняла трубку и позвонила портье. Пока она разговаривала, Магнус пытался что-то вспомнить. Поводом стал разговор про открытку. Что-то сказанное женой. Что именно? Это каким-то образом связано с похоронами, на которые он сегодня не попадет. Ах да! Как странно. Магнус Пай сделал в памяти зарубку, одну из таких, какие не забудешь. Ему предстоит кое-что сделать, и он сделает это, как только вернется домой.

– Мэри делала Саксби-на-Эйвоне местом более приятным для всех, украшая ли каждое воскресенье цветами эту самую церковь, навещая престарелых здесь или в Эштон-Хаусе, собирая пожертвования для Королевского общества защиты птиц или привечая посетителей Пай-Холла. Ее домашней выпечки пироги неизменно были украшением деревенского праздника, и, признаюсь вам, она не раз оставляла в моей ризнице приятный презент в виде миндального пирожного или куска викторианского бисквита.

Похороны шли чередом, каким идут все похороны: медленно, спокойно, с чувством тихой неизбежности. Джеффри Уивер присутствовал на множестве таких церемоний, стоя в сторонке и с интересом наблюдая за людьми: как за теми, кто пришел и ушел, так и за теми, кто пришел и остался. Ему даже не приходило в голову, что в совсем недалеком будущем может наступить день, когда хоронить будут его самого. Его отец дожил до ста, а Джеффри было всего восемьдесят три. У него еще полно времени.

Джеффри считал себя знатоком характеров и взглядом живописца озирал толпу, собравшуюся вокруг выкопанной им могилы. У него имелось мнение о каждом из этих людей. Можно ли найти более удобную ситуацию для изучения человеческой природы, чем похороны?

Начать с самого викария, с его каменным, точно могильная плита, лицом и слегка взъерошенной шевелюрой. Джеффри помнил, как Осборн поселился в Саксби-на-Эйвоне, сменив преподобного Монтегю, начавшего в старости чудить: повторяться в проповедях и засыпать во время вечерни. Осборнов встретили хорошо, хотя пара была немного странной: жена гораздо ниже мужа, изрядно полная и задиристая. Она никогда не стеснялась высказывать свое мнение, чем Джеффри скорее восхищался, хотя такое поведение вряд ли подобает супруге викария. Вот и теперь Уивер видел, как она, стоя позади мужа, одобрительно кивает, если сказанное ей нравится, и хмурится, если нет. Эти двое живут душа в душу, уж как пить дать. Но что-то много в них странного. Взять хотя бы их интерес к Пай-Холлу. О да, он пару раз видел, как они ныряют в лесок за садом, отделяющим их участок от владений сэра Магнуса Пая. Многие использовали Дингл-Делл как способ срезать путь к главному дому – отпадала необходимость делать крюк до дороги из Бата, а потом проходить через центральные ворота. Вот только не посреди ночи. Что же им там понадобилось?

Джеффри некогда было заниматься мистером и миссис Уайтхед, и он с ними толком никогда не разговаривал. То были лондонцы, а столичным, как он считал, не место в Саксби-на-Эйвоне. И антикварный магазин в деревне не нужен. Можно взять старое зеркало, старые часы или еще что-то, прицепить дурацкий ценник и назвать вещь антиквариатом, но хлам так и останется хламом, и дурак тот, кто думает иначе. Дело было в том, что Джеффри этой парочке не доверял. У него создалось впечатление, что они строят из себя кого-то, кем на самом деле не являются – в точности как тот товар, который продают. И что они забыли на похоронах? Они ведь едва знали Мэри Блэкистон, и та определенно не сделала ничего, за что им стоило поминать ее добрым словом.