Прекрасный Старый Мир

— И вам здравия, Добродум Аполлонович, — не без ехидства ответствовал я. — Явился. Могу окромя головы и прочие части явить, дабы вы в сём самолично убедились.

— Излишнее это, — буркнул Леший. — Погуляйте часок.

Многого я от змейства начальского ожидал, но не «мальчик погуляй». Впрочем, справился и даже к самому ему начальство не послал. Правда мордой слегка перекошен стал.

— Не стройте лицо столь… комичное, — нагло ржанул Леший. — Перекусите. Серонебу Васильевичу, что не сокрушили, сдайте. Доклад ваш купно принимать будем, о вас же забочусь, — врал начальник.

— И не крушил я ничего, — буркнул я.

Ну, не оставлять же за его злонравием слово последнее, справедливо рассудил я, из кабинета начальского ретираду проводя. Да и направился к Серонебу, где мне лишь два саквояжа сдать надлежало, да деньги остатние.

— Панцири скрытные, мужеский и женский, — бухнул я оговоренное на стойку. — Саквояжи сейфовые, две штуки, — второй бух. — Деньги нерастраченные, — метнул туда же пакет. — И здравия вам, Серонеб Васильевич, — смерил я жадного хозяйственника, — умеренного.

— А оружие и припас? — в конец обнаглел старикашка.

— А листы ответственные потерялись? — отернился я. — Али мне перун сдать, по службе положенный? Так я могу, — хищно оскалился я.

— Погоди, так ты не брал ничего? — с сомнением уставился на меня жадина, извлекая из комода листы и пристрастно в них вглядываясь. — И впрямь не брал, — констатировал он. — Ну тогда можешь не сдавать, — милостиво дозволил он.

— Вот ходит рассказы, да и пророчество есть, — начал я. — Что есть некий мастер дел хозяйственный, столь жадный, что и слов нет. Копит он и собирает. И по легенде, заскладирует весь воздух он на матушке-Земле. Никому не отпуская. И помрет жизнь вся. Но не остановится тот жадина, всё копя и собирая. Энергию, время и пространство. И наступит Вселенной конец неминучий, в недрах складских. Складская смерть Вселенной, коли слышали. Вы часом не кладовщик этот? — подозрительно прищурился я на Серонеба.

— Вот ты, Ормонд, бес ехидный, — признал мои таланты антиквариат. — Отдых тебе положен — вот и ступай.

— Да сейчас, отдых, из меня жилы тянуть ещё долго будут, — ответствовал я. — Вы лучше ведомость сию погасите, — протянул я Милину ведомость за труды.

— Не погашу, — зловредно отозвался старикашка. — Начальского подтверждения нет. Может ты похоть с девицей ентою тешил, а теперь Управе за сиё платить?

— А вы не завидуйте, Серонеб Васильевич, — пожелал я добра завхозу. — Вот вы — жадина. Так сие вам по должности свойственно, хотя талант у вас в жадности выдающийся. Но, ежели ещё и завистником станете — совсем беда будет, — веско покивал я.

И покинул царство складское, пока Серонеб пастью щёлкал, ответ измысливая. И настроение поднялось, вот сразу чувствуется — дома я, оценил я заряд бодрости и позитива. Подумал, с кем бы ещё побеседовать, на радостях. Но решил пощадить неразумных. И чревоугодию предаться, тоже дело полезное.

Попредовался я сей добродетели, с рядом знакомых поздоровавшись, почти не тернясь даже. А с Артемидой Псиносфеновной не тернясь и вовсе, даже чай заокеанский, милой прикупленный на дары, передал.

И, закономерно, дождался служку, который обозначил нехватку персоны моей в лешем обиталище. Ну, явление пред очи злонравные, акт второй, вздохнул я и потелепался являться.

Явился, на стол начальский папки выгрузил, эфирофоном прихлопнул, с Остромиром Потаповичем поздоровался, Люцине кивнул, да и в кресло погрузился. Медитировать, да штудиям эфирным предаваться.

Через пару часов Леший и Остромир доклады изучили, эфирофон в лапах повращали, да на меня уставились.

— Ормонд Володимирович, вас в посольство направляли, а не патенты заморские справлять, — ядовито выдал Леший.

— Вообще-то, патент сей я вам с бумагами докладными всучил, — потыкал я перстом. — И прибыли Управа получать будет, так что сей факт лишь элемент посольский, к обогащению личному не ведущий, — задрал я нос.

— Не дело сие, — проскрипел Остромир, под кивки(!) Лешего. — Патент справный, изобретательство ваше. Ещё не хватало Управе вас грабить. Да и сам факт сей, докладу согласно, на благо посольству пошёл, — воззрился он на Лешего.

— С сим я не спорю, — заявило его злонравие. — Однако… впрочем, сносно поработали, — всё же вымучил он. — И доклад дельный, а не как у вас обычно: «… уставил на меня буркалы злодей, да понял я, что надобно честь Полиса оберечь…», — злостно процитировал он один из моих докладов. — Как роман авантюрный читаешь, с рассуждениями вашими, а не доклад посольский, — укорил меня Леший.

— За доклад Милораде Поднежевне благодарность выражайте, можно даже в виде премии, — ответствовал я. — А коли доклады мои вам не угодны, так что ж сразу не сказали? Я в заботах о досуге вашем сна и пищи лишаюсь, эпистолярный слог выдерживаю. А вам неугодно, — показно надулся я.

— Премию выпишу, дельная дама, надо бы к ней, как к секретарю присмотреться, — злонравно выдал леший, полюбовался мордой моей, прикидывающей как бы начальство коварное половчей удушегубить, усмехнулся и выдал. — Не буду, не зыркайте столь страшно. И доклады пишите как пишется, леший с вами.

— Меня вот что интересует, Ормонд Володимирович, — скрежетнул Остромир. — Вы оценку психологическую фигурантам даёте развернуто, — потыкал он лапкой в доклады. — Ничуть не сомневаюсь в вашей квалификации, благо есть материальное подтверждение оного, в виде сотрудничества добросовестного. Но кроме гимназиума в деле вашем образования специфического не значится. В химии вы горазды — но тут и самоучка талантливый много достичь может. Но психология наука тонкая и неточная, наставника требующая. Вот и интересно мне.

— Артемида Псиносфеновна на меня время тратит по возможности. — ответил я. — Во внеслужебное время, — уточнил на всякий.