Страница 71 из 72
Сидя в корчме, Иван загнул пальцы, подсчитывая нападения. Получилось – почти каждый день. Не слишком ли часто? А жили-то они, между прочим, под видом небогатых купцов.
Вот только сегодня Бог миловал, что-то никто не напал. Может, потому, что целый день в корчме просидели? Туда, в корчму-то, уже ближе к вечеру и прискакал гонец из приказа – велел срочно собираться да предстать пред светлые очи начальства. Иван усмехнулся: им собираться – только подпоясаться. Жаль, лошадей не было, пришлось пешком идти, ну да ничего – не так и далече.
Красив был град Москва, величественен, тут уж ничего не скажешь! Красно-кирпичные кремлевские стены, золотые купола церквей, разноцветный, как пряник, собор Василия Блаженного, недавно выстроенная по приказу царя колокольня – Иван Великий. Много строилось в городе – царь Борис Федорович велел организовать большое строительство, дабы бедные, нищие люди, стекавшиеся в Москву, казалось, со всей России, смогли бы заработать себе на кусок хлеба. Умен был государь, сердоболен, но уж больно невезуч оказался – и глад в его царство, и мор, и разорение. Да и слухи ходили поганые: царь-то – ненастоящий! Истинный-то царь, Рюрикович, говорят, в литовской земле объявился – царевич Димитрий, Иоанна Грозного сын, чудесным образом от смерти упасшийся.
– Врут все, – отмахивался от Митькиных вопросов Иван. – Умер царевич Димитрий в Угличе, еще лет двенадцать назад. То и расследование новое подтвердило – государь-то ведь для того целую раду назначил во главе с Василием Шуйским – знатным из знатнейших боярином.
– А как же… – Митька еще хотел что-то спросить, да не успел – подходили к приказу.
– Обождите, – неспешно ехавший впереди на коне посыльный спрыгнул с седла, шмыгнул в дверь приказной избы.
Вечерело, однако на обширной площади возле торговых рядков еще толпился народ, слушая царского глашатая – бирюча.
– Ну, вы ждите, – Митька с любопытством навострил уши. – А я схожу послушаю. Ежели что – крикнете…
Крикнули его почти сразу – Митька быстро подбежал, какой-то задумчиво-грустный, ничего не говоря, молча проследовал по крыльцу за всеми…
– Сдайте оружие! – улыбнувшись, протянул руку дьяк Тимофей Соль. – Сам государь вас видеть желает!
Кивнув, Иван вытащил из-за пояса пистолет, отцепил палаш, положив все это на стол, взглянул на дьяка и замер – тот как раз надевал шапку, хорошую, дорогую, отороченную собольим мехом и украшенную золочеными бляшками… средь которых Иван вдруг заметил одну – с корабликом. Странно…
– А ты? – Дождавшись, когда Митрий выложит на стол кинжал и кистень, Тимофей Соль нетерпеливо посмотрел на Прохора. – А ты?
– А у меня нет ничего! – распахнув кафтан, осклабился молотобоец.
– Не припрятал ли где кистень?! Смотри-и-и, – протянул дьяк. – В палатах царских все одно обыщут, не пришлось бы краснеть.
Митька откровенно усмехнулся, и Иван незаметно показал ему кулак, хотя и самому, честно сказать, было смешно: ну зачем Прошке кистень с такими-то кулачищами да умением? У него каждый кулак как кистень, а то и получше и уж куда как опаснее!
Выйдя на улицу, пошли, направляясь к Кремлю. Словно сами собой возникли вокруг вооруженные бердышами стрельцы – почетная охрана? Конвой? Дьяк Тимофей Соль деловито шагал впереди.
– Иван, а где здесь пыточная изба, поруб? – тихо поинтересовался Митрий.
– Да во-он, – Иван махнул рукой… и похолодел. Ведь как раз в ту сторону они сейчас и направлялись! Интересно зачем? Ведь сказали, что идем к царю! А Грановитая палата вон, за рвом, за мостиком, вовсе не здесь… Нет, есть развилочка. Если направо повернуть – как раз к кремлевскому мостику, если налево…
Дьяк обернулся, призывно махнув рукою, и повернул налево. Та-а-ак…
– Митька, ты чего такое от бирюча услышал, что сам не свой стал? – быстро спросил Иван.
– Приметы людоедов, – так же быстро ответил отрок. – Все молодежь, вот как! Один – кареглазый, светленький, другой – здоров и кулаками машет отменно, третий волосами темен, и у большого пальца – вот здесь, – Митька показал руку, – родинка!
– Вот как?
Корабельный олам на шапке у дьяка – опознавательный знак и пароль тайных торговцев зерном. Так вот почему так стремился в Москву Акинфий Козинец! Вот почему их хотели убить. Не вышло, так задумали другое?! Нет, не может быть…
До пыточной избы оставалось с полсотни шагов, думать и рассуждать было некогда – лучше уж готовиться к худшему.
– Вот что, Прохор, – зашагав рядом с молотобойцем, шепнул Иван, – стрельцов видишь?
Прохор молча кивнул.
– Как зайдем за угол – бей!
Дойдя до угла, дьяк Тимофей Соль остановился, дожидаясь своих чуть поотставших спутников. Темнело, в Кремле зажглись факелы. Из приоткрытой двери пыточной избы несло пламенем и жаром – палач раздувал мехи. Жаль все-таки… Однако что делать?
Ну, вот они, наконец…
Дьяк улыбнулся… И довольная улыбка его так и застыла на устах, когда он увидал, как, дойдя до угла, развернулся здоровенный облом Прохор. Как треснул кулачищами стрельцов – одного, второго, третьего, – откуда и прыть взялась?! Как Иванко с темноволосым отроком сноровисто отобрали бердыш у оставшегося стрельца, как… Дальше Тимофей Соль не смотрел – рванулся к пыточной избе, заорал:
– Измена-а-а!!!
– Бежим, – распорядился Иван.
Не нужно было уговаривать, все и так рванули, не дожидаясь, когда придут в себя поверженные стрельцы. А те оклемались быстро, да и ядовитейший гад – дьяк – тоже внес свою лепту, послав людей перекрыть улицы. И позади, и по бокам бежали, топали, орали стрельцы. Хорошо, темно уже было… Однако нагоняли!
– И куда теперь? – на ходу бросил Митрий.
– К кремлевским стенам! – ни секунды не сомневался Иван. – Если и будут где сейчас искать, так только не там. Бог даст – отсидимся.
У кремлевских ворот стояли стрельцы с факелами, а рядом, у башни, в полутьме, толпился какой-то богато одетый народ, слышались плач и стенания. Туда-то, в темноту, и нырнули запыхавшиеся беглецы. Отдышаться, перевести дух. Потом можно попробовать рвануть и по Неглинной, доплыть до Москвы-реки, а уж там выбраться на берег…
Крики погони стали ближе и доносились теперь вполне отчетливо. Как бы их не расслышали вот эти людишки. А то ведь залюбопытствуют да проявят вдруг ненужное рвение. Надо бы их отвлечь!
– Чего воете, братцы? – Одернув кафтан, Иван подошел к плачущим. За его плечами маячили Митрий с Прохором.
Ага! Интересные тут людишки стенали, вовсе не из простых: трое молодых парней, судя по парчовым одеждам, из боярских или, по крайней мере, купеческих семей. Рядом толпились с утешениями людишки победнее, по всей вероятности – слуги.
– Ой, горе нам, беда пришла, откуда не ждали‑и-и-и, – еще сильнее завыл разодетый в парчу отрок, на вид чуть постарше Митьки. – Ой, велит царь-государь в неметчину ехать, в поганские страны-ы-ы… Ой, бедные наши отцы-матушки-и-и-и…
Еще двое отроков – высокие молодцы с унылыми лицами – так открыто не ревели, но, судя по всему, были полностью согласны со своим младшим товарищем.
– Что-что? – заинтересовался Иван, отводя в сторонку одного из слуг – на вид посмышленее других. – Куда отправляют?
– Да в неметчину, – пояснил слуга. – Энтот вон, младшенький, что плачет, – боярина Ивана Прозоровского сын, с Серпухова, а те двое – с Устюжны, купецкие дети. Случайно попались – царь Борис Федорович приказал с боярских да купеческих семей отроков отправлять в латынские страны в ученье… Ой, спаси, Господи!
– Не хотят, видать, ехать-то? – усмехнулся Иван.
– Да кто же захочет к немцам-то? Все одно, как на тот свет. Ой, Господи, не своей волей… Вон, вон, идет, поганец! Ондрюшка Делявер, ему государь отроков доверил. Не вы, молвил, первые, не вы и последние. Выучитесь – вернетесь.
Повернув, Иван увидел, как из ворот Кремля вышел какой-то господин в смешном немецком платье – куцем кафтане и широких, до середины бедер, штанах с буфами. Остановившись, он что-то спросил у стрельцов – те показали в сторону плачущих.