Страница 6 из 15
– Вам уже приходилось лечить постояльцев этого дома?
– Приходилось.
– И часто они обращаются за помощью?
– Бывает. – Доктор склонился над бумагами.
– Чаще чем местные? – не сдавался Матвей.
– Чаще. – Фельдшер поднял голову.
– И вас это не настораживает?
– Понимаете, Матвей… Можно на «ты»? – спросил врач, мужчина кивнул. – А я тогда Павел, – представился фельдшер и продолжил: – Так вот, представьте, есть дом, который стоит обособлено. Сколько до него? Километров пять?
– Семь.
– Вот стоит себе такой дом, он вроде бы и относится к Алуфьево, а вроде и нет. Дом старый скрипучий, дом с историей. Кто такой купит или снимет?
– Тот, кто не хочет, чтобы его тревожили, – ответил Матвей.
– Верно. В таком месте человек пытается скрыться от проблем, от мыслей, от неудач или несчастной любви. И, уж простите, но в большинстве своем такой человек пьет. Даже если у него нет проблем, он все равно пьет, потому что он на отдыхе. А когда люди пьют, у них нарушается координация, смещаются приоритеты, они начинают казаться себе более смелыми, более ловкими, более значительными, чем есть на самом деле. Отсюда и травмы, падения, несчастные случаи. Посмотрите статистику любого курорта, там травматичность тоже зашкаливает. И никаких злых духов.
Матвей вздохнул. Из уст молодого доктора все это действительно звучало логично. Только вот он видел девушку на террасе, которая потом исчезла. Видел! Что это, если не призрак? А что? «Белая горячка», – тут же ответил внутренний голос.
И еще девки эти… От чего они сбежали? Не от него же. В голове появилась картинка, как кресло – качалка опускалась на руку девушки. Что-то его зацепило, что-то не давало покоя в этом воспоминании.
– А если вы еще сомневаетесь, приведу другой пример, – продолжал рассказывать доктор, следя за ним внимательными черными глазами. – Два года назад в доме у озера отдыхала семья. Муж и жена. Они не пили. Совсем, а еще не ели мяса, бегали по утрам и занимались йогой.
– И что? – хмуро спросил Матвей, словно ему только что поставили в вину чье-то вегетарианство и занятие йогой.
– И ничего. Они ни разу не обращались за медицинской помощью, уехали в конце лета довольные и счастливые. Какое-то избирательное в том доме зло, не находите?
Матвей не находил, а потому и не спешил отвечать. Верить, что он все-таки допился до белочки, очень не хотелось.
– Уверен, что не надо тебя отвезти? – уточнил доктор. – Я через час заканчиваю, и если подождешь, вполне могу прокатиться.
– Уверен, – ответил Матвей. – Мне нужно прогуляться и… – Он чуть не сказал «протрезветь», в последний миг заменив слово, – подумать.
– Подумай, – кивнул врач. – Если что, ты знаешь, где меня найти.
4. Ее развлечения
Настя даже не сразу поверила, что он вернулся. Сидела на перилах крыльца, слушая, как стрекочут в траве цикады, когда вдруг увидела Матвея, бредущего по дорожке к дому. Выглядел он неважно, примерно как папенька, после пяти дней кутежа в нумерах.
Честно говоря, она была уверена, что он не вернется. После такого они никогда не возвращались, по крайней мере, не в сумерках, а белым днем и в сопровождении городового али урядника, чтобы торопливо собрать скарб.
А этот шел. Нога за ногу, но шел. Она бы восхитилась его смелостью, если бы не была столь зла. Вместо прислуги этот греховодник пригласил в ее дом кокоток. Настоящих кокоток в неглиже! Двух! Настя даже сперва опешила, наблюдая, как блудливые девки трясут перед Матвеем грудью, которая не помещалась в вульгарный лиф. А потом когда одна из них полезла в штаны, чтобы достать… чтобы раскрыть свой напомаженный рот и…
Настя всякого насмотрелась в своей «нежизни», а потому давно уже избегала заглядывать в спальни. Она вспомнила, когда в первый раз наблюдала подобное действо. В одну осень, она уже и не помнила какую по счету, в доме остановились молодожены, и когда ночью новобрачная точно таким же жестом потянулась к паху мужчины и открыла рот, Настя грешным делом подумал, что гостья сейчас его откусит. Но она не откусила, а стала облизывать, как купленный на ярмарке леденец. Слава богу, что нянюшка не дожила до подобного. Смысла сего процесса Настя постичь не смогла, тем более, что новоиспеченный муж так стонал, так метался болезный, что будь на месте его жены Настя, сразу бы послала за врачом. Или, как называла эскулапов нянька, за «дохтуром», видимо от слова сдохнуть.
Но Матвей не сдох, даже побывал у «дохтура», где ему зашили многострадальную голову, и теперь шел, лениво попинывая камешки.
С минуту он разглядывал темный дом, старые ступени, перила, на которых она сидела. Насте снова показалось, что он ее видит. Видит, без всякого разрешения с ее стороны! Но мужчина выдохнул, словно перед прыжком в воду, решительно поднялся на крыльцо, распахнул дверь и, заглядывая в прихожую, позвал:
– Эй, ты там?
Настя так удивилась, что заглянула в дом вместе с ним. Но коридор был пуст.
– Ты… ты тут? – снова спросил он, заходя внутрь.
Господи, с кем он там разговаривает? Или повредил голову сильнее, чем сам думает? Тогда ни один «дохтур» не поможет.
– Ау!
Матвей прошел в гостиную нажал на рычажок в стене и в комнате загорелся свет. Мужчина несколько секунд постоял, рассматривая кофту, забытую одной из блудниц. А потом стал переходить из комнаты в комнату, зажигая свет в каждой.
Раньше, чтобы осветить весь дом понадобилась бы сотня свечей. Папеньку удар бы хватил от такого расточительства. А сейчас все просто, нажал на рычажок, и стало светло аки белым днем. Теперь вместо свечей в лампы вкручивались стеклянные шарики, которые горели сами по себе, подчиняясь движению великого настенного рычажка. Люди об этом, конечно не говорили, но Настя думала, что не обошлось без колдовства. Правда, она уже давно не видела, как ведьм вешают на перекрестках. Перевелись что ли?
Матвей тем временем закончил осмотр дома, остановившись в кладовой, в которой давно никто ничего не хранил. Заходить в эту маленькую комнатку без окон, где со стен осуждающе смотрели алые маки, девушке почему-то не хотелось.
– Эй, есть тут кто-нибудь? – снова спросил мужчина, уже не надеясь на ответ. Настя бы тоже не надеялась, особенно, если бы жила одна. – Мракобесие какое-то, – с досадой сказал он, а девушка с готовностью закивала. Оно самое.
Матвей вернулся в гостиную, покосился на озеро, подсвеченное алым закатным солнцем, взялся за бутылку и вдруг замер, глядя прямо перед собой.
– Если ты существуешь… Если ты здесь… Ответь, иначе я сойду с ума, – тихо произнес он.
– Вы с кем разговариваете? – не выдержав, уточнила Настя.
Матвей дернулся, повернулся и вытаращился на девушку, что стояла в дверях. Прямо как Глашка, когда впервые увидела бородатую женщину на ярмарке. Настя помнила, как та крестилась. Глашка, а не циркачка. Этот, похоже, тоже собирался. Точно…
– Вы неправильно креститесь, надо не слева направо, а справа налево, – подсказала девушка, и Матвей попятился, все еще держа в одной руке бутылку, а второй судорожно доставая телефон. Не глядя, что-то там нажимая.
– Алло… Алло…это я. Мне нужна помощь…
Дальше слушать было неинтересно. Настя и так знала, что он вызовет либо исправника, либо коменданта Алуфьевского. Тому уже поди надоело сюда мотаться, каждый год кто-нибудь названивает и что-то требует.
Настя дернула плечом, и в музыкальной шкатулке, которую продолжал прижимать к уху Матвей, послышалось шипение. Мужчина находился в ее доме, и пока он был здесь, то подчинялся ее законам. Она могла сделать с ним многое. Она могла закрыть все двери так, что прискакавший на выручку урядник и вся его кавалерия не смогли бы ее открыть. Она могла сделать так, чтобы дом «выпал» из этого мира. Выпал, как выпадает бусинка из шкатулки с жемчугом. Вот сейчас он есть, а вот сейчас нет, даже если для всех остальных дом продолжал стоять на склоне у озера. Он был. И его не было. И тогда все эти странные штучки вроде телефонов, телевизоров и самозагорающихся шариков переставали работать.