Страница 6 из 44
-Погоди, друже,- вышел из толпы широкоплечий, кряжистый мужчина лет под сорок, видимо, тоже один из предводителей опрышков. -А куда подевались те казаки, что нас так удачно выручили? Мы уже думали, конец нам, а тут, откуда не возьмись казацкая конница...
-Да, уж, повезло вам,- хмыкнул Остап.- А казаки? Так они того... ускакали дальше, видно сильно торопились.
-А кто вы сами-то будете, люди добрые?- спросил тот же левенец, окидывая богатырскую фигуру Верныдуба восхищенным взглядом.-Ведь вы тоже нам помогли, мы видели, как вы вдвоем напали на ляхов с тыла.
Казаки переглянулись. Смысла скрывать дальше свои подлинные имена уже не было, поэтому Иван просто ответил:
-Мы запорожские атаманы Серко и Верныдуб, выполняем особое поручение гетмана Хмельницкого, вот почему тут и оказались. Но так как наше задание весьма секретное, то давайте договоримся: мы вас не видели, а вы нас.
Остальной путь до Мурафы прошел без приключений. Здешние места были Ивану хорошо знакомы, поэтому он выбирал дорогу по прямой в объезд крупных населенных пунктов. Само его родное местечко лежало на самой границе Подольского и Брацлавского воеводств, где в прошлом между польскими королями и литовскими князьями нередко силой решались территориальные споры. В 1432 году здесь между поляками и литовцами произошло крупное сражение за обладание западной Подолией, закончившееся победой Польши. В конце ХVI века земли при впадении речки Клекотины в Мурафу приобрел один из польских магнатов снятынский староста князь Язловецкий. На территории села Верхняки он выстроил замок, вокруг которого заложил местечко, которое стало называться вначале Райгородом, потом Новогородом, затем Клокотином и, наконец, Морахвой или Мурафой. Это был довольно большой город с более чем трехтысячным населением, состоявший из примерно из 600 домов. Когда, наконец, Серко и Верныдуб добрались сюда, уже начинался декабрь, было довольно прохладно и местами лежал первый снег, который сдували налетавшие порывы ветра. Не старая еще мать Ивана расплакалась от радости, увидев сына, от которого давно не получала никаких известий. Она не знала, куда усадить дорогих гостей и чем потчевать. Оставшись десять лет назад одна, без мужа, она справлялась с хозяйством твердой рукой, в чем ей помогали в меру своих сил подсусидки, которым покойный Дмитрий Серко в свое время сдавал в аренду часть своей земли.
Тут в Мурафе Серко и Верныдуб узнали о трагической смерти Максима Кривоноса. Вначале Иван не хотел верить этому известию, но, когда об этом ему сказал мурафинский сотник Брацлавского полка, пришлось поверить. Правда слухи о смерти Максима ходили противоречивые. Одни утверждали, что он умер от вспышки чумы под Замостьем, другие, что от раны. В смерть побратима от ранения Иван не особенно верил, Максим мог залечить любую рану не хуже него самого, но чума совсем другое дело. Смерть Кривоноса во многом повлияла на дальнейшие планы Серко, так как он рассчитывал присоединиться именно к нему.
Отдохнув несколько дней с дороги, Иван с Остапом стали совещаться, что делать дальше.
-Жаль, что война кончилась,- вздохнул Верныдуб,- а то собрали бы полк охочекомоных, да и присоединились бы к Хмелю. А так все обошлось без нас, обидно даже.
-А ты и вправду думаешь, что война закончилась?- усмехнулся Серко. - Вот так тебе запросто ляхи отдадут такой лакомый кусок, как Украйна и Подолия? Добровольно откажутся от своих владений здесь, которые приносили им баснословные прибыли и отдадут их казакам? Нет, друже, все еще только начинается и, поверь моему слову, уже этим летом вспыхнет новая война.
-Но ходят слухи, что комиссия Киселя не сегодня- завтра отправится к Хмельницкому на переговоры,- подумав, ответил Остап,- король согласен увеличить реестр до двадцати тысяч, признать автономию казацкой территории, ликвидировать унию. А ведь именно этого Хмель с казаками и добивался, ради этого и Запорожье взбунтовал. Зачем же дальше воевать?
-Да ты сам посуди,- с горечью произнес Серко,- на стороне Хмеля воевали не только запорожцы и реестровики, а сто или даже больше тысяч, посполиттых людей. Это они сражались под Корсунем и в Пилявецкой битве, и они с полным правом считают себя такими же казаками, как мы с тобой. Ну, согласится король на реестр в двадцать, да пусть даже и сорок тысяч, войдут в него реестровики и запорожцы, ну еще часть из народа станут казаками, а остальных куда девать? А их больше ста тысяч! И что им теперь делать? Опять одевать на шею панское ярмо? Нет, брат, такой мир им не нужен, не за то они свою кровь проливали, чтобы казацкая верхушка пользовалась плодами их победы. Попомни мое слово, уже весной военные действия возобновятся. Рассчитывал я примкнуть к Кривоносу, а теперь даже не знаю, как быть, не идти же сотником к Нечаю.
-Что ж, раз так, - решительно сказал Остап,- то и нам надо готовиться к войне. И не надо приставать ни к кому из полковников. Деньги на формирование собственного полка охочекомоных у нас есть, а желающие в него записаться тоже найдутся. Ходят слухи, что многие из тех, кто участвовал в войне с ляхами, вернулись домой. Им сейчас заняться нечем, так что проблем с набором охотников не должно быть.
-Добро!- согласился Серко.- Я сам об этом думал. Одно дело явиться к Хмелю в одиночку, как бедным родственникам к богатому дядюшке, а совсем другое прибыть к гетману Войска Запорожского во главе тысячи лихих всадников.
Как помнит читатель, Мазарини уплатил обоим приятелям сто тысяч ливров в двойных луидорах, то есть немногим больше пуда золота высшей пробы. Из этих денег небольшая часть была выделена для набора охотников, приобретения лошадей и оружия для тех, у кого их не было, а остальное золото приятели решили спрятать в надежном укрытии, где его никто не найдет. В одну из ночей, когда на небе светила полная луна, Серко вышел из дому и возвратился только на рассвете усталый, но довольный.
-Сегодня, как стемнеет- сказал он Верныдубу,- спрячем наше золото в одной из пещер неподалеку. Место надежное, да и никто туда не осмелится сунуться, там всегда было полно волков, а теперь их развелось еще больше.
Глубокой ночью, когда все в доме уснули, Иван и Остап, прихватив с собой кожаные саквы с двойными пистолями, заступ и пустой дубовый бочонок, двинулись в путь. На безоблачном небе светила полная луна, хорошо освещая местность. Хутор Серко стоял за околицей местечка, поэтому опасаться наткнуться на какого-нибудь одинокого прохожего, не было никаких оснований. Тем более, едва они вышли со двора, как слева и справа от них замелькали беззвучные тени. Верныдуб, с едва скрываемым страхом, насчитал больше тридцати пар зеленоватых огоньков, поняв, что их сопровождает эскорт из волков. Серко же шел спокойно, не обращая на волков никакого внимания. Пещера, о которой он говорил, действительно находилась примерно в полуверсте от дома среди беспорядочной группы невысоких скал, тесно стоящих друг возле друга. Вход в пещеру находился в самом конце небольшого лабиринта из их нагромождения и представлял собой узкий неприметный лаз, в который великан Верныдуб протиснулся с трудом. Внутри пещера расширялась вверх и в стороны, так что в ней можно было стоять во весь рост. Серко высек огонь и зажег захваченный с собой из дома факел. В его неверном свете Остап увидел, что в длину и ширину размеры пещеры не превышают десяти шагов. Пол у нее был ровный, песчаный и сухой.