За белым кречетом

Теперь к охоте с ловчими птицами вновь пробудился интерес. В странах Персидского залива устраиваются пышные охоты-облавы на лошадях с собаками и соколами, вспомнили о ней и в Европе — истребляют с помощью хищных птиц галок да ворон. Немало писем приходит к Деменчуку из различных уголков нашей страны. Просят рассказать, как отлавливать, обучать ловчих птиц. Однако он считает, что возрождать в прежних размерах эту охоту нет никакой надобности, да и возможности ее порядком исчерпаны — хищных птиц осталось мало. Соколы занесены в «Красную книгу». Ястребов во многих странах запрещено продавать за границу и кое-где даже пытаются разводить искусственно.

— Вот если бы научиться разводить их в вольерах,— протянул мечтательно Деменчук и сказал, что работы такие уже ведутся.

В заповеднике Семиз-Бель, который создан на южной стороне Иссык-Куля, для сохранения гнездовий соколов-балобанов и бородачей, над проблемой выведения птенцов хищных птиц в вольерах работает молодой сотрудник литовец Альбинас Шална. Ради этого он поселился в непривычном по климату крае с женой и дочкой. Ему удалось добиться того, что самки соколов-балобанов стали откладывать в вольерах яйца. Но птенцов из них не дождались,— яйца оказались неоплодотворенными. Однако есть надежда, что появятся в вольерах птенцы.

— Если это удастся,— мечтал Деменчук,— то охота с ловчими птицами будет сохранена на долгие годы. Можно будет разводить и сапсанов и редкостных кречетов.

Идея была-заманчива, но смогут ли птицы, выведенные в вольерах, стать настоящими охотниками? Во всех охотничьих постулатах, которые я успел к тому времени изучить, указывается, что лучшими охотничьими качествами всегда обладали птицы, много раз линявшие, «мытившиеся» — дикомыты, которые прошли большую школу обучения в жизни.

— Пустяки,— отвечал Деменчук.— Птенца, взятого из гнезда, легче научить брать строго определенную добычу. Скажем, охотиться только на куропаток или уток. Я ведь думаю в будущем этим хищникам и отлов птиц для зоопарков перепоручить. А что? Вполне реально, стоит им лишь укоротить когти. И тогда лучше будет работать с птицами, выведенными в вольерах. А то ведь как иной раз бывает. Начнешь охотиться с видавшей виды птицей, а она, вместо того чтобы за кекликом гнаться, норовит в курятник нырнуть. Понравилось, видно, брать петухов на свободе, так туда и тянет.

За разговорами дорога не казалась утомительной, хотя в машине мы провели почти полдня. В густых сумерках миновали длинную аллею, обсаженную вековыми платанами, при свете звезд свернули на ухабистый проселок, который повел нас к заказнику. Деменчук, притомившись, поклевывал носом, а я, уставившись в камыши, размышлял, а вдруг старый Омур окажется неправ, и я сейчас увижу наконец-то живого кречета. Из головы не выходило сообщение путешественника Н. А. Зарудного, которое я вычитал в книге о соколах, изданной в начале века. «По словам киргизов, лет 30 назад,— писал Зарудный,— в одну из очень суровых зим был пойман в низовье реки Талас совершенно белый кречет — ак-мирза-сункар. По всей вероятности, это был полярный кречет». Неожиданная встреча с сокольниками, их удивительные рассказы об охоте с птицами настраивали на то, что сюрпризов можно ожидать и в дальнейшем.

Егерь лязгает замком, открывает двери, прохожу за ним в сарай. На полке садок для перевозки живых фазанов. Михаил открывает крышку, бесстрашно сует туда свою большую лапу, светит фонарем. «Живая»,— радуется он. В коме перьев вначале ничего не удается разглядеть, птица мечется в страхе, наконец в луче фонаря мелькает ее глаз. Лишь мгновение, но мне этого теперь уже достаточно: желтый с черным зрачком! Ястреб-тетеревятник! Взгляд такой, какой я видел у птицы, пойманной мной в капкан на острове Преображения. Опять не повезло...

Узнав, кого он поймал, досадует и Михаил. «Если бы я ее стрельнул,— объясняет мне,— да принес подбитую, то по инструкции за уничтожение такого разбойника в заказнице полагается премия — два патрона».

Но Деменчук, увидев птицу, не может удержаться от восторженных восклицаний.

— Красавец,— в который уже раз повторяет он.

Обласкав ее, укладывает на колени. Оказавшись в ярко освещенной комнате, в необычно дикой для нее обстановке, птица присмирела, загнанно озираясь, но вела себя достойно, не мечась в панике и не вырываясь. А Деменчук тут же принимается мастерить путцы — два ремешка для лап, которые птица должна носить все время, пока будет жить у охотника. Ремешки завязываются специальным узлом и через вертлюжок соединяются с должиком — длинным ремешком, конец которого мунушкер наматывает через прорезь пальцев на перчатку.

Соорудив путцы, он надевает перчатку и усаживает на нее ястреба. Вначале птица замерла и Вдруг издала протяжный крик — какой-то стон, сравнить который можно разве с мяуканьем мартовских котов. Ни в одном определителе я не читал, что ястреб способен издавать такой «плач». И тут же ястреб сорвался, но удерживаемый ремешком, упал, повис вниз головой, застрекотал как-то по-воробьиному.

— Ну-ну, не надо так,— успокаивающе заговорил Деменчук, рукой подхватывая птицу под грудь и возвращая ее на перчатку. Ястреб опустил голову, полураскрыл клюв, перья на голове его взъерошились, как шерсть на загривке рычащей собаки.— Ну-ну,— приговаривал Деменчук, пробуя зоб, оглаживая перья и повторяя:— Славная птица, что за славная птица.— И встрепанные перья на голове у ястреба начали опадать, будто понимал ласку.

Но еще не раз ястреб срывался с руки, падал вниз головой и вновь занимал место на перчатке. Деменчук опрыскал его водой, обсушил, мятые перья расправлялись, ястреб и в самом деле становился изумительно красивой птицей.

— Выйдет толк,— говорил Деменчук.— Главное, сейчас его с руки не спускать. Чтобы привык к человеку, чтобы чувствовал себя на руке спокойно. Вот ловец,— продолжал он.— Правда, берет добычу не так красиво, как сокол. Тот забирается вверх и оттуда, сложив крылья, падает на добычу так, что свист стоит. Он может настигнуть птицу и за километр. Ястреб же такой прытью не обладает. Его надо поближе подвезти, но тут он без дичи не вернется.

— А у нас за тетеревятника, если он на территории заказника объявится,— вспомнил о своем Михаил,— пара патронов премии полагается.

— Дам я тебе эти патроны, только ты птиц не стреляй, а лучше лови. И запоминай: у ястребов глаза небольшие и желтые, с черной точкой, крылья широкие, пестрины на груди, рябь поперечная, а у соколов-продольная. Не спутай,— учил его Деменчук.— Соколов стрелять нельзя!

Михаил обещал, пригласив, наконец, пить чай. Ястреба с руки Деменчук не спускал. Он пил с ним чай, смотрел телевизор, потом перешел по улице в дом для гостей. На ночь включил в своей комнате приемник. Под вечернюю музыку я засыпал и слышал, как директор ходит и разговаривает с птицей.

Когда я вошел к нему утром, он лежал одетым на кровати. На руке, откинутой на подставленный стул, сидела, подремывая, птица.

— Отлично дело идет,— сказал Деменчук,— я даже, признаться, прикорнул немного. Еще дня два поносить, и можно притравливать.

— Когда же вы успеете? — удивился я, зная, что он вскоре собирается выезжать в Белоруссию на совещание, посвященное разведению диких птиц.

— Этого ястреба я подарю одному мунушкеру,— отвечал Деменчук.— Самый молодой у нас, продавцом в магазине работает, еще на пенсию не ушел. Хорошо обучает! А у него заберу уже выношенную птицу. Третий год ястреб у него живет, дважды перелинял. Ловец изумительный.

— А согласится ли он меняться-то? Что ему за интерес?

— Для профессионала важно постоянно делом своим заниматься, иначе все умение пропадет. Навыка не будет, хотя знания останутся. Вот я и думаю, что повозиться с новой птицей ему будет интересно. Обученного же ястреба,— продолжал Деменчук,— я подарю. Знаете, кому? Джологу! Пусть станет мунушкером. И дело будет для него интересное, и соколов больше ловить не будет. А, как?

Я пожал плечами: что тут было сказать, но и для природы, и как забота о старом человеке дело было правильное.