Страница 5 из 20
Я эту историю только по слухам слышал. Когда начали разрабатывать эту модификацию патронов, то для испытаний их маркировали, как и древние 7н6 – красную полоску наносили, чтобы не выделять. Потом вроде решили две чёрные полоски рисовать, мол, бронебойнее бронебойного, а потом приехал Сам с инспекцией. Он это разукрашивание завернул. Сказал речь о преемственности и об ответе на вызовы. Надо, мол, не маркировки новые придумывать, а чтобы новые патроны были обычными, красная полоска пусть так и остаётся. Вот она так и осталась. Только интересно, это 7н24 или 7н24М: их даже я не отличаю.
Подпихиваю к Бублику лапой обойму с новыми патронами. Мне грустно, почти обречённо улыбаются:
– Думаешь, поможет? Как скажешь, морда блохастая.
Одна секунда, и он уже перекинул обойму, отбросив старую в пыль, выкатился сбоку бревна и дал длинную, патронов в двадцать, очередь в борт. Всё-таки – 7н24М, и всего с полусотни метров. Все пули попали, брызнули искрами и оставили ряд аккуратных дырочек. Из нескольких отверстий тугими тёмно-серыми струями повалил дым. Это не армейский БТР, где всё на своих местах, и есть под рукой огнетушитель. Нам на полигон притаскивали машины с десятками дыр, которые своим ходом уходили с поля боя, и калибр там покрупнее был. Здесь же был просто бандитский сральник, прикрытый железом с кучей барахла внутри, которое успешно разгоралось. Из пробоин под огромным давлением выбивались язычки огня, а из всех щелей валил чёрный и густой дым. Попали очень удачно, и понеслось.
После того, как очередь достала броневик, Бублик отбросил автомат, выхватил два пистолета и со всех ног побежал в сторону бандитов. Корж разрядил обойму своего автомата широким веером, держа АК над головой по-сомалийски, а затем отбросил оружие, и с одним пистолетом и ножом сорвался с места, побежав, как и Бублик. Без поддержки броневика бандиты были никакими. Полминуты – и всё было кончено. Ещё минута ушла на осторожный контроль недобитков. Из боевой модификации фургона с мороженым так никто выпрыгнуть и не успел.
Я всегда любил костры. Жёг их в деревне, в детстве, когда по несколько недель жил у бабушки – в ход шли камыш, палки, трава перед двором, мусор. Жёг, когда был взрослым, на рыбалке и на даче, и когда повод появлялся; но особенно любил костры на полигонах.
Иногда нам удавалась добыть технику наших партнёров по поддержанию порядка в мире, иногда современные средства борьбы с якобы не нашей бронетехникой, и тогда мне удавалось немного пожечь полигонные костры. После изучения технических новинок мы обычно выкатывали образец в поле. Это порой бывали сверхзакрытые стрельбы, видео с которых не каждому маршалу было положено видеть; а бывало, сгоняли со всех окрестных частей срочников и ставили на броню систему дистанционного управления, под завязку загружали в автоматы заряжания холостые снаряды и заливали баки под пробку, а джойстик отдавали в руки достойных профессионалов своего дела. Полдня образец носился по полигону, укрываясь за навалами бетонных блоков, ломая сараи и форсируя грязевые лужи. Машина огрызалась холостыми выстрелами. Пацаны-срочники с визгом восторга стреляли в неё из пушек, гранатомётов, вращали башнями танков, зарытых в капониры. Те, кому доверяли джойстики, ели свой хлеб недаром, но рано или поздно – бывало, даже только вечером – кто-нибудь попадал.
Выглядело это всё по-разному. Порой срывало башню мощным внутренним взрывом, но это происходило крайне редко. Бывало, объятый пламенем танк по нескольку раз сбивал огонь, с разгона въезжая в грязевые лужи, и приходилось попадать ещё раз; а бывало, он проезжал после попадания всего десяток метров, натужно гудя клинящими траками и извергая под огромным давлением густой чёрный дым из всех щелей. А дальше бывал мой любимый костёр. Бронетехнику тяжело поджечь, а вот горит она, пожалуй, лучше всего, что мне доводилось видеть.
Пока мои братья по оружию срочным образом шмонали разгрузки бандитов, я в задумчивости уселся на задницу и почесал медленно себя за ухом, размышляя над увиденным и произошедшим. Буро-красный огонь полностью поглощал корпус бандитского броневика и перетекал в плотный чёрный дым. Морду приятно грело тепло пожара. Поймал себя на мысли о том, что чешу за ухом задней ногой. Подошли Корж с Бубликом и стали за моей спиной, так же заворожённо глядя на плотные тугие струи огня. Минуту стояли молча. Рука в тактической перчатке, пахнущая пороховым нагаром и сухарями, потрепала меня по голове.
– Красиво. Побежали, Блохастый, сейчас сюда со всей округи заражённые стянутся.
Медлить было нельзя. Всё самое ценное уже было собрано и упаковано. Мой рюкзак добавил килограмма три. Я привычно взял зубами за лямку и, зашвырнув через спину, разместил основную нагрузку на холке. Для собаки моего размера это не вес. Довольно долго мы пробирались по кустам, перелезали через заборы садовых участков, и пару раз проломили головы молотками выбежавшим прямо на нас тварям – те спешили к густому чёрному столбу дыма. Я бы и дальше бежал, но двуногие совсем вымотались и были вынуждены сделать небольшую передышку.
Завалившись на крохотный пятачок травы между кустами и кучей щебня, первым делом парни хлебнули живчика, налив пару ложек и мне прямо в пасть. После этого выщелкали остаток обоймы Бублика.
Остатки барнаульских 7н24М пошли по рукам – завод я по маркировке знал. Выщелкнули у Коржа старинные 7н6 и повертели в руках. Да, та же самая полосочка, но различия есть, и мужики теперь их явно видели. Корж внимательно понюхал оба патрона как по отдельности, так и вместе; сунул под нос внимательному Бублику.
– Не, не чувствую разницы, – сказал Бублик.
– Он же служебный, его учили, – сделал космического масштаба выводы Корж.
Конечно, я всю жизнь только этим и занимаюсь; стрелковки давно не касался, но, разумеется, учили. У меня сейчас другие калибры, но научную степень не пропьёшь.
Вытрусили все обоймы и даже проверили патроны бандюков. Нашли ещё три современных обоймы. За мной всё время наблюдали и задавали кучу наводящих и подозрительных вопросов, я преданно смотрел в ответ. Мышцы хвоста были для меня загадкой и совершенно мозгом не управлялись, но когда я слышал доброжелательные просьбы пояснить, кто меня научил – косматый хвостище совершал махательные движения.
Получалось, в общем, не плохо. Просьбы поболтать я проигнорировал, а вместо этого стал внимательно наблюдать за птицей, севшей на ветку. Затем в траве увидел крупного богомола. Тронул его лапой. В ответ, грозно растопырив крылья, козявка попыталась меня укусить. Собачьи инстинкты работали на всю катушку. Я успевал одёрнуть лапу, а насекомое вращало головой, пытаясь получше рассмотреть своего обидчика.
Не выдержав такого игнорирования вопросов, ко мне подошли и взяли за морду. Я слегка придавил богомола лапой, чтобы тот не сбежал.
– Ну, рассказывай! – лицо Бублика было серьёзно, как никогда, и очень близко.
Конечно, противно, но надо! Я широко и размашисто, как можно слюнявей лизнул его, стараясь зацепить нос и глаз. Я большой. Фактор неожиданности сработал.
– Твою мать! Блохастый! – завопил Бублик.
Корж заржал:
– Рассказали? Ты ему диссертацию дай, он прочитает и ошибки поправит. Только сейчас ему лапами писать неудобно, ему клавиатуру надо, для когтей самое то.
Я демонстративно-показательно дал лапу.
– Не надо мне давать лапу, рассказывай, как ты патроны унюхал, – бурчал Бублик, вытирая от слюней лицо.
Тогда я завалился на спину, подставляя пузико для почёсывания. Ко мне подошёл Корж:
– Не получится сегодня с тобой разговора. То ты собака тупая и блохастая, а то так глянешь, будто и впрямь диссертация с ошибками вышла, – сказал он и почесал меня по рёбрам.
Люди даже не представляли, какое количество их догадок верно, просто не находили этому подтверждения.
Следующая остановка была уже поздно вечером, на мансардном этаже большого и ухоженного коттеджа на окраине зажиточного посёлка. Тщательно проверив двери и светоизоляцию, люди поели и улеглись спать, не забыв мне выдать поручение по охране помещения. Хорошо, буду охранять как могу.