Страница 24 из 37
Дефицит сахара в России был напрямую связан с экономической географией. Исторически подавляющее большинство сахарных заводов Российской империи находилось в украинских губерниях.[493] Их там насчитывалось до 200. На юго-западе России заводов было всего 18. К весне 1918 года лишь шесть-семь из них были поставлены образцово.[494]
В ходе Германской и Австро-Венгерской интервенции на Украине и юге России Совнарком оказался отрезан от поставок сахара. Ряд сахарных заводов на юге России перешёл под контроль Добровольческой армии. Советские власти оказались поставлены перед неразрешимой задачей.
Учреждение при ВСНХ Главного сахарного комитета (Главсахара) в феврале 1918 года и передача ему всех песочных и рафинадных заводов Воронежской, Курской, Орловской, Тамбовской, Тульской и Черниговской губерний и всех свекловичных плантаций губерний Великорусского района не повлияло на кривую спада. Сахара в стране по-прежнему катастрофически не хватало. Товарообмена его большевики организовать не смогли.[495],[496]
Монополизация сахарной индустрии оказалась убыточной.[497] Рафинадные и песочные заводы простаивали. Обязательный посев сахарной свеклы желаемого урожая не приносил.[498] Если в 1917 году производство сахарного песка составляло скромные 685 330 тонн в год, то в 1918 году оно сократилось более чем наполовину: до 333 212 тонн. В 1919 году производство сахарного песка упало до крошечного показателя в 79 450 тонн. В 1920-м оно немного поднялось. В 1921 году оно снова рухнуло до ничтожной отметки в 50 182 тонн.[499]
Это говорило о том, что запасы сахара при коммунистах стремительно истощались.[500] По карточкам сахар выдавали в самых минимальных дозах. Иногда его неделями и месяцами не выдавали вообще.[501] Люди приучались пить чай без сахара.[502]
Современники отмечали, что когда получали по карточкам сахар, его накалывали микроскопическими кусочками. Мемуаристка Н. М. Гершензон-Чегодаева вспоминала, что если люди шли в гости, они брали с собой из дома свой сахар как деликатес: „Помню, что папа в таких случаях клал в жилетный карман маленькую металлическую коробочку с кусочками сахара.“[503]
В 1918–1921 годах сахар продолжал неуклонно расти в цене. Он превратился в непозволительную роскошь. Нормированной порции хватало лишь для чаепития „в приглядку“.[504]
В 1919 году поэтесса Марина Цветаева записала в записную книжку про то, как шла по улице и фантазировала о том, как зайдёт к знакомым. Цветаева представляла, как будет сидеть в гостях над стаканом чая, который не будет пить, „потому что без сахара – скучно, а с сахаром – совести не хватает, ибо кусок сахара сейчас 4 р. – и все это знают.“[505]
При отсутствии сахара населению пришлось переключиться на подсластители и сахарозаменители. Некоторые стали пить чай с изюмом.[506],[507] Но вскоре и изюма стало не достать. Вприкуску с чаем ели конфеты – „конфекты“, как их называли в старой орфографии. Употребление мёда, варенья и сушёной черники в качестве сахарного эрзаца возросло. В 1918 году в нелегальной продаже ещё можно было найти дорогой сахарный мармелад, яблочное пюре, сушеную землянику и пастилу. По сообщениям петроградской прессы, можно было достать даже сахарные бисквиты, пирожные и рахат-лукум свежего привоза. Но для широких слоёв населения все эти лакомства были абсолютно недоступны.[508]
В употребление пошёл глицерин и так называемый „ландрин“.[509] Последний представлял из себя сорт леденцов знаменитого в России кондитерского товарищества „Георг Ландрин“. Это монпансье продавалось в жестяных баночках.[510]
Сладкие леденцы и карамель неминуемо подскочили в цене. Так в газете „Ржевская коммуна“ от 7 (20) февраля 1918 года была опубликована характерная заметка. В ней член Ржевского Совета Холопов рассказал, как утром, по дороге на работу, он заметил двух извозчиков, которые везли какой-то подозрительный товар, запакованный в коробки. Хозяин, некто Асмудов, вёз ландрин и монпансье для нелегального сбыта. Когда Холопов остановил и повёл его в Совет, Асмудов попытался откупиться от представителя власти. Тот не поддался. Дело передали в Следственную комиссию.[511]
Вскоре, в 1918 году, фабрики Ландрина были национализированы государством. После этого производство леденцов существенно пошло на спад.[512] Несмотря на обилие различных подсластителей, главным заменителем сахара в 1917–1918 годах стал вредный для зубов сахарин.[513]
С истощением запасов сахара сахарин стремительно вошёл в оборот и заполнил целый сектор торговли. С лета 1917 года ввоз сахарина из-за границы производился в адрес Министерства Продовольствия через таможни в Петрограде, Москве и Владивостоке. Качество и процентное содержание импортных подсластителей формально находились под наблюдением Временного правительства.[514]
Но со временем контролировать качество иностранного сахарина оказалось практически невозможно. Дешёвый германский сахарин, который массово ввозили из-за границы контрабандным путём, завоевал рынок.[515] Торговля сахарином и спекуляция на нём приняли всеобщий характер.[516]
Вместо настоящего сахарина потребителям в аптеках за огромные деньги часто продавали фальшивку: сахарную пудру или крошечные шарики из сахарной пудры. Этого едва хватало на один стакан чая.[517]
В дополнение к этому в советской России в 1918 году появился и другой контрабандный соперник. Иностранный сахарин, по мнению властей, был, по-видимому, австрийского и американского производства. Этот продукт продавался преимущественно в таблетках, с упаковкой в заклеенных коробочках по 300, 500 и 1000 штук. Продажная цена такого сахарина составляла от 45 до 150 рублей и выше. По данным печати, встречались и упаковки в стеклянных трубочках по десять таблеток стоимостью от 2 рублей 50 копеек до 4 рублей. Продавались таблетки сахарина и поштучно: за 40–50 копеек.[518]
Сахарин также можно было купить и в маленьких конвертиках.[519] Стоимость отечественного сахарина, произведённого в Петроградской лаборатории, была очень высока. При отсутствии химических веществ, необходимых для массовой выработки сахарина, советской индустрии было не под силу удовлетворить огромный рыночный спрос.[520]
В декабре 1918 года частная продажа сахарина была запрещена. Государство стало продавать конфискованный сахарин трудящемуся населению по установленной цене через муниципализированные аптеки, кооперативы и потребительские лавки в маленьких дозах, не выше одного грамма.[521]
493
Долидович О. М. «Сахарный кризис» в России в годы Первой мировой войны (по материалам Восточной Сибири). Научный диалог. 2019. № 5. стр. 304
494
Петроградский голос. 27 апреля (10 мая) 1918 г. № 76. стр. 1
495
Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1917–1918 гг., Москва, 1942, стр. 393-394
496
Систематический сборник декретов и распоряжений правительства по продовольственному делу. Книга первая: 1 октября 1917 – 1 января 1919 г., Издание НКП, Нижний-Новгород, 1919, стр. 251
497
Петроградский голос. 27 апреля (10 мая) 1918 г. № 76. стр. 1
498
Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1917–1918 гг., Москва, 1942, стр. 480-482
499
Итоги десятилетия советской власти в цифрах 1917–1927, Центральное статистическое управление СССР, 1927, стр. 246-247
500
Вечернее слово. 30 (17) мая) 1918, № 44. стр. 1
501
Ипатьев В. Н. Жизнь одного химика. Воспоминания, Т.2: 1917–1930, Нью-Йорк, 1945, стр. 123
502
Орешников А. В. Дневник. 1915–1933. В 2 книгах. Книга 1, Наука, Москва, 2010, стр. 142, 147
503
Гершензон-Чегодаева Н. М. Первые шаги жизненного пути, Захаров, Москва, 2000, стр. 128
504
Петроградский голос. 27 апреля (10 мая) 1918 г. № 76. стр. 3
505
Цветаева Марина, Неизданное. Записные книжки в двух томах, Т.1, Эллис Лак, Москва, 2000, стр. 310
506
Смышляев В. С. Печально и нехорошо в нашем театре… (Дневник 1927–1931 гг.) / Публ. А. Л. Никитина, Интерграф сервис, Москва, 1996, стр. 263
507
Орешников А. В. Дневник. 1915–1933. В 2 книгах. Книга 1, Наука, Москва, 2010, стр. 140
508
Вечернее слово. 10 июня (28 мая) 1918, № 53. стр. 3
509
Реден Н. Р. Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина 1914–1919, Центрополиграф, Москва, 2006, стр. 168
510
«Ландрин» признан объектом наследия, из https://voopik-spb.ru/%C2%ABlandrin%C2%BB-priznan-obektom-naslediya.html
511
Ржевская коммуна. 7 (20) февраля 1918, № 72. стр. 4
512
«Ландрин» признан объектом наследия, из https://voopik-spb.ru/%C2%ABlandrin%C2%BB-priznan-obektom-naslediya.html
513
Бьёркелунд Б. В. Воспоминания, Алетейя, СПб, 2013, стр. 122
514
Систематический сборник декретов и распоряжений правительства по продовольственному делу. Книга первая: 1 октября 1917 – 1 января 1919 г., Издание НКП, Нижний-Новгород, 1919, стр. 252-254
515
Известия Петрокомпрода: Орган Петроградского комиссариата по продовольствию. 29 декабря 1918, № 4. стр. 4
516
Ипатьев В. Н. Жизнь одного химика. Воспоминания, Т.2: 1917–1930, Нью-Йорк, 1945, стр. 123
517
Петроградский голос. 27 апреля (10 мая) 1918 г. № 76. стр. 4
518
Известия Петрокомпрода: Орган Петроградского комиссариата по продовольствию. 29 декабря 1918, № 4. стр. 3
519
Бьёркелунд Б. В. Воспоминания, Алетейя, СПб, 2013, стр. 122
520
Куприн А. И. Хроника событий глазами белого офицера, писателя, журналиста, 1919–1934, Москва, 2006, стр. 187-188
521
Сборник декретов и постановлений Советской власти по народному хозяйству. Вып. 2. (25 октября 1918 г. – 15 марта 1919 г.) / Под редакцией юридического отдела ВСНХ, Москва, 1920, стр. 652-653