Аферист

— В четырнадцать рожать женщина еще не готова.

— А в тридцать пять уже никак. Только и отпущено, считай, двадцать лет.

Алена взяла веник и умело хлестала меня, растирала пучками трав и веток. После выгнала на улицу. За баней оказался родник, обложенный камнями. Он тек сначала во врытый дубовый сруб, а далее ручьем в лес. Я нырнул в купальню, следом с визгом плюхнулась Алена. Картинка в глазах стала четкая. Как пелена спала. Я толчком выбрался на край, подал ей руку. Секунду полюбовался на обтянутое рубахой мокрое тело, и мы побежали в баню.

Не могу я восторженные взгляды обломать. Ребенок. Взрослый, побитый жизнью, но наивный ребенок. Считает, что я не просто так ее спас, рисковал жизнью, а послан свыше, предназначен. Теперь я — ее герой. Вида старается не казать. Но ходит за мной, как за малым дитем. Показывает, рассказывает, буквально, соринки сдувает.

После бани меня ждала обновка — синяя рубаха и новые порты домотканные. Все крепкое, не чета китайским или турецким изделиям. Я переоделся.

На завтрак или обед скорее — похлебка из тетерок с гречневой кашей и травами. Очень густая и очень вкусная. Домна на столе прямо поставила деревянную лохань. Черпаком навалила целую. Мне выдали деревянную ложку с погрызенными краями. «Сам потом себе вырежешь, — прокомментировала Домна мой взгляд, — эту Аленка в малолетстве покусала». Помолились на восток и уселись. Мы хлебаем по очереди. Сначала Домна, потом я, и Алена. После жижи тетка раздала мясо. Я съел все, что предложили. И в кои-то веки наелся. Чаевничать решили через час.

А пока я узнал их историю, но полагаю, что не всю. Сестра Домны, Настя была сильной знахаркой. Травы, грибы, коренья и даже жуки находили свое применение. Жили они в той деревне, где мы ночевали. Настя и Домна были вольными. Но Настя вышла замуж по любви за крестьянина и стала крепостной. Внезапно погибает муж. Вдовья доля горькая. Из близких родственников здесь только одна сестра, сама незамужняя дева, да Ефим, старший брат мужа. Нанялась Настя в помощь к одному крестьянину торговать на ярмарке. Приметил ее там барин, старый, богатый и своенравный. И не мудрено глазу зацепиться, если Алена на мать похожа. Стал заезжать к помещику Тростянскому, да торговаться. И купил вдову за пять тысяч. Деньжищи огромные. В Москве камердинера грамотного за такие деньги купить можно. А в Меряславле и подавно, два каменных дома построишь.

Что дальше случилось, не ведомо. На следующий день барин, ее купивший, заявил, что она по дороге в речку бросилась, да утопла. И хоронить некого. Алену Домна себе забрала, но приказчик ей напоминал постоянно, что имущество это господское. Ей положили пятьдесят рублей в год оброку за проживание. С большим трудом удалось собирать, по крохам, чтоб недоимки не было. Невзлюбилприказчик ее, да еще и крестьян натравил, что, дескать, порчу наводит на скотину. Оттого удои плохие. Даже побили ее раз. И решила она в лес уйти. В своем доме появляется иногда только. Огород разбит маленький, чтоб показать наличие хозяев, а основное хозяйство на лесном хуторе. Домна сама грамотная. Выучила племянницу читать и писать. Потихоньку все успокоилось. В лесу сподручнее. Грибов насушит, рыжиков насолит, ягод наберет и продает. Хватало на соль, крупу и оброк. Но в лесу девку не удержишь все время. Да и сватов надо поджидать. Не век же в девках куковать. Решили пожить год на людях. Но сваты не торопятся. Тогда попросила Алена погадать, кто судьбой ее будет. Долго отказывалась знахарка, но уговорилась. И увидела Домна: в старом заваленном колодце парень, не то иностранец, не то кто. Удивилась, но старого Ефима попросила смотреть ямы в округе. А тут я и нарисовался.

Вопросов у меня много, но задавать их не спешу. Пока не ясно, откуда взялись вольные сестры. Так просто не уезжают из родных мест. И труп Насти никто не видел.

А пока меня вводят в курс жизни. Как я понимаю, крестьяне все же не только рабы в нашем понимании, а самостоятельный экономический ресурс. И не возбраняется им начать торговлю или даже поставить завод. Помещику это только к выгоде — оброк, соответственно, увеличится. И паспорт оформить — не такая сложная процедура. Выпишут по форме грамотные из дворни, заверишь вполиции и езжай. Но с учетом строго. Куда бы не приехал, отмечаешься. Еще строже, чем в мое время. В Сибирь на рудники за бродяжничество в легкую уехать. Правда, нет ни камер, ни фотографий, никто не знает про отпечатки пальцев. Если барин не возражает, то хоть в фабриканты, хоть в купцы можно выйти, потом выкупиться со всей семьей. А если возражает, тогда тебе каюк.

Оброк платят сто рублей с души. Причем душами только мужики считаются. Продавать их можно. И детей у родителей забрать и продать, и наоборот. Домна рассказывала о барских причудах. Кто гарем себе заводит, кто театр, или крестьянок наряжают в древнегреческие туники и оргию устраивают. А один молодой помещик продал всех мужиков из семей и сказал, что он теперь сам будет всех оплодотворять, а детей продавать.

Все же безнаказанно убивать крестьян, в отличии от рабов, нельзя. Вот в солдаты отдать, или на каторгу, или на уральские заводы продать, так это — пожалуйста. И сечь, конечно. В тот день должны были пороть пятерых мужиков за недоимки, одного мальчишку за землянику. И Алену. Барин любит землянику особого вида, она очень мелкая и темно-красная, но очень сладкая. Собирать ее трудно. А пока не отошла, так велит каждое утро с молоком ему подавать. Послали десятилетнего мальчишку. Он набрал, которая покрупней. Так барин сильно гневался, ягоды потоптал да плетей назначил.

Алена и вовсе руку подняла, так что господа в своем праве. А уж каким человек останется после казни, не их печаль. К тому же, можно так бить, что помрет страдалец только через несколько дней. Вроде бы уже и не от этого, а сам по Божьей Воле.