Мёртвый

Посланник замолчал, и на какое-то время в салоне автомобиля вновь повисла тишина, которую через минуту нарушил Артем:

— На этот раз все сказал? — сухо спросил он.

— Все, — кивнул посланник.

— Точно? Добавить ничего не хочешь?

Тот на мгновение задумался и твердо ответил:

— Нет.

— Правда? — Артем (явно, Артем-2) даже как-то зло уставился на посланника. — Тогда такой вопрос у меня. Положим, с душой более-менее понятно. А вот как ты личность в другое тело пересадишь? Объясни мне это, посланник.

В голосе прозвучала явная угроза.

— Есть способ, — спокойно ответил тот и добавил: — не волнуйтесь, Артем, ваша личность вместе с душой будет в этом прекрасном теле.

— Ладно, — Артем завел руки за голову и сладко потянулся, — тогда командуй, начальник.

Тот не стал тянуть время, и опять перейдя на «ты», начал командовать:

— Зинур, помоги достать тело из контейнера. Ага, вот так, давай. Осторожнее ты, живой же человек! И не надо хватать ее за грудь, я все вижу, бери за плечи. Потом потрогаешь, если Артем разрешит — ха-ха-ха! Поворачивай ее набок, не так, лицом к салону. Ага, хорошо. Так. Теперь, Артем, ложись с ней рядом, лицом к лицу, как можно ближе, но не впритык.

Артем встал и подошел к заднему сиденью микроавтобуса. Еще раз посмотрел на лежащее перед ним женское тело, одетое в светлое платье чуть выше колена и коричневые туфли на среднем каблучке. Ростом она была, на его взгляд, где-то в районе ста семидесяти сантиметров, то есть, обзор будет пониже. В остальном эта женщина, конечно, ему в матери годится, хотя и смотрится, чего уж там, довольно неплохо — никакого живота, характерного для многих советских женщин ее возраста, поджарая, даже, можно сказать, стройная, выглядит моложе своего возраста лет на пять минимум. Волосы темно-русые, кажется, некрашеные — до середины шеи длиной, уложенные в какую-то простую прическу. В ушах небольшие сережки с зеленым камнем (изумруд?), на пальце левой руки — колечко с таким же камешком, на шее — тоненькая золотая цепочка. Больше никакой ювелирки или иных украшений.

Артем вздохнул и лег рядом с ней, как и было велено — лицом к лицу, немного помедлил и поближе придвинулся к пока еще безжизненному женскому телу. Зинур тоже подсел поближе, ему было страшно интересно, как все сейчас будет происходить.

Тем временем посланник откуда-то из-за водительского сиденья достал небольшую квадратную, с виду — пластиковую, коробку, осторожно отщелкнул маленькие крепления и откинул крышку. Зинур вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что там, но посланник уже достал что-то типа плотно скрученной прозрачной гибкой трубки с чем-то похожим на присоски на обоих концах. Он ловко раскрутил трубку, она оказалось сантиметров пятнадцать в длину и толщиной примерно в мизинец Зинура. Посланник приложил один конец трубки к груди Артема и Зинур, вытянув шею еще больше и привстав, увидел, как то, что он посчитал присоской, прижавшись к груди друга, словно бы растворилось в ней так, что теперь казалось, что трубка торчит прямо из тела. Второй конец трубки посланник прижал к груди женщины, чуть оттянув ворот платья. Зинур смотрел и не верил своим глазам: трубка приняла телесный цвет и стала больше похожа на какой-то отросток как бы естественного происхождения, соединяющий оба тела.

Посланник встал и громко произнес: «”Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для неё”[1] — Душа свободна в своем выборе. Душа сделала выбор». А Зинур в тот же момент увидел, как яркая искра пролетела внутри трубки из тела Артема в тело этой женщины — Анастасии Олеговны.

А посланник уже произносил следующую фразу: «”Он не дает смешаться двум морям, готовым слиться между собою”[2] — Да сольются они по милости Его и по собственному желанию». И нечто, чуть выгнув стенки трубки, пронеслось из одного тела в другое.

Зинур смотрел во все глаза и увидел, как тело Артема резко обмякло, и челюсть отвисла. До этого ему приходилось видеть умерших людей, поэтому сомнений в том, что произошло, не было.

— Помоги перенести тело, — попросил посланник устало. Видимо, это короткое и на вид несложное действо отняло у него много сил. Он выдернул трубку соединяющую тела, причем на тех не осталось вообще никаких следов, и положил назад в коробку. Зинур кивнул, вдвоем они уложили тело, еще минуту назад бывшее Артемом Дмитриевым, в контейнер, и посланник захлопнул крышку. От этого звука Зинур вздрогнул, словно это закрылась крышка гроба, скрывшая тело его друга. В следующий раз Зинур вздрогнул, когда оглянулся на заднее сиденье. Там сидела женщина, внимательно осматриваясь вокруг.

***

Анастасия Олеговна Куликова родилась в 1929 году в Ленинграде. Первые двенадцать лет своей жизни она помнила не очень хорошо, отрывочно, фрагментарно, как и большинство людей. Но начало Великой Отечественной войны, слезы матери и хмурое лицо отца она запомнила на всю жизнь. Отец ее был военным, как она позже узнала — сотрудником пятого (разведывательного) Управления РККА[3], и день 22 июня 1941 года стал последним, когда она его видела. Уже гораздо позже, многие годы спустя, она узнала, что он погиб 3 августа 1943 года под бомбежкой американо-британской авиации, будучи в то время внедренным агентом в Гамбурге[4].

В сентябре 1941-го началась блокада Ленинграда немецкими, финскими и испанскими (Голубая дивизия) войсками с участием военно-морских сил Италии. В город пришел ужас. Январской ночью 1942 года Настю вместе с другими ленинградскими детьми вывезли «Дорогой жизни», проложенной по льду Ладожского озера. Тогда вывозили только детей, вместе с мамами — лишь совсем маленьких, город продолжал жить, и ему были нужны рабочие руки.

Через два месяца этой долгой поездки Настя оказалась в одном из детских домов Свердловска. А еще через полгода умерла от голода ее мама. Вот так и началась ее самостоятельная жизнь. Кто не воспитывался в детском доме, тот не знает жестоких правил выживания там. У Анастасии всегда был упрямый характер, но за время своей жизни в детдоме она довела его до твердости алмаза. Она стала одним из неформальных детских лидеров, но не скатилась, как многие из них, по кривой дорожке, заканчивающейся за забором с колючей проволокой.