Страница 2 из 12
Общаясь между собой, рабочие добавляли к этому определению какое-нибудь оскорбление. Наверное, от зависти, ведь Неприкасаемые жили в Рейдже – оазисе, цветущем посреди всемирного хаоса.
Бытовка тоже находилась внутри Рейджа, но не имела к нему никакого отношения. Это были два разных мира, не пересекающиеся и ничего не знающие о жизни друг друга.
Джеку было всего тринадцать, когда он переехал из умирающей столицы. Он надеялся жить в нормальных условиях, как и обещала корпорация «Жизнь». Тогда он не знал, что попал в лапы настоящего маньяка-убийцы. Не знал, что Рейдж и Бытовка – это два разных мира. В одном живут избранные, а в другом всего за восемь лет сгорают те, кто ищет подобие нормальной жизни.
Существование в Бытовке было невыносимым. Здесь не оставалось времени на самые простые и необходимые мелочи. И все же каждый рабочий молился, как бы его не отправили назад в столицу. Там наступала смерть.
***
Джек вернулся в комнату, устроился в кресле и принялся внимательно изучать недельную информацию о погоде, чтобы случайно не попасть под «горячку». В детстве ему довелось получить такой неприятный опыт. Больше не хотелось.
Мать плохо приглядывала за ним с Эджеем, вот он и задержался на улице дольше положенного. А когда угодил в больницу, оказалось, что при рождении мать их не зарегистрировала. Ее лишили родительских прав и принудили к лечению от наркозависимости. Наркоманы того времени еще поддавались исцелению…
Над экраном смартфона висела проекция, окружая Джека полукольцом. Плыли трехмерные облака, закрывая виртуальное солнце. Понятно… Завтра будет облачно. А дальше?
Джек коснулся проекции и легонько двинул пальцем влево. Облака отплыли в сторону, уступая место мрачным тучам. Между ними проскальзывали ослепительные молнии, и слышался легкий рокот грома. Однако без дождя. Значит, выходного не дадут. Ну и отлично. Из-за пары внеплановых выходных лишали премии, а у него сейчас каждая монета на счету.
– Не засыпает, – прозвучал измученный голос за спиной Джека. – Она хочет подсветку с летающими… э-э птицами.
Эджей отказывался запоминать это слово. Каждый раз, вспоминая его, он делал паузу и нервничал. Джек не винил брата. Сложно помнить, как называется то, чего нет в реальности. Если бы птицы по-прежнему летали в небе, Эджей помнил их название. Может даже не общее, а по видам. Ведь раньше птиц было великое множество.
– Бери, – он протянул свой смартфон брату, и тот уставился на тонкий, в полтора миллиметра аппарат.
Смартфон у Джека был самый лучший – «Микрокосмос-97», невероятно дорогая новинка. Он купил его за миллион двести еще до того, как узнал о болезни Сибил. Трехмерный экран с возможностью тройного сложения. В развернутом виде его диагональ достигала пятьдесят шесть сантиметров.
Сейчас люди не представляли, что когда-то толщина смартфонов достигала почти в сантиметр толщиной. Они разбивались при падении и имели лишь один постоянный размер экрана. Современные телефоны не боялись воды, им не грозили физические повреждения. Они складывались не хуже бумаги, и это не влияло на их работоспособность. Конечно, модели попроще складывались дважды, но у тех, кто мог позволить себе телефон, о котором мечтал, они не пользовались популярностью.
В мире, где человеческая жизнь стоила слишком мало и зависела от метеосводок, этому маленькому предмету уделялось пристальное внимание. В жизни большинства смартфон был самой главной покупкой. Без него запрещалось выходить на улицу, а за отсутствие телефона на две недели отправляли в изолятор.
Жители Рейджа предпочитали что-нибудь новенькое. Больше всего рабочим нравилось то, что они и Неприкасаемые имели одинаковые модели смартфонов. И не имело значения, что им приходилось подрабатывать пару лет, чтобы купить такой, а Неприкасаемые делали покупку с одной зарплаты. Это была всеобщая мания.
– Я… Нет!
Эджей одернул руку от телефона Джека, словно мог сломать его или потерять по пути в спальню дочери. Его собственный был двойного сложения, и заплатил он за него намного меньше.
Не испытывая потребности нянчиться с ребенком, Джек недовольно вздохнул. Конечно, он любил племянницу… Но, отработав две смены подряд, он хотел отдохнуть, попивая газировку и слушая болтовню брата про его очередное изобретение.
В последние полгода он уделял себе слишком мало времени и не задумывался об отдыхе. Все его мысли крутились вокруг заработка, он даже перестал обращать внимание на девчонок. А ведь раньше планировал завести сойтись с одной и съехать от брата.
Постепенно его мечта истончилась и окончательно исчезла. Вместо нее в сердце образовалось пустое пространство, которое ничем не получалось заполнить. Хотя присутствие Сибил и Эджея спасало его от окончательного помешательства.
В бараках рабочих не предусматривались детские комнаты. Они состояли из кухни, в которой троим взрослым не хватало места, основной комнаты и кладовой для хранения вещей. Спаленка Сибил находилась в задней части единственной комнаты.
Когда Эджей сообщил о переезде к нему, Джек приспособил кладовую под лабораторию, Она получилась настолько крошечной, что развернуться, не сбив ни одной проклятой склянки, было почти невозможно.
Эджей оценил его старания и постоянно торчал там, что-то поджигая, выпаривая и замораживая. Обычно он выползал из лаборатории уставший, с темными кругами под глазами и заторможено соображал минут двадцать, пока вся гадость, которой он надышался, не выветривалась из легких.
По спальне Сибил бегала проекция собачки, которую девочка называла «Пипа». Эта достоверная замена настоящей собаки много лаяла, крутилась под ногами и с любовью заглядывала в глаза, виляя скученным хвостиком. Единственный ее минус заключался в том, что ее нельзя было взять на руки. И все равно Сибил быстро уставала от Пипы и обращалась к ней, только когда становилось совсем скучно.
Джек отключил проекцию, оживленно носившуюся по комнате. Присел на край кровати и с грустью посмотрел на лежащую девочку. Она сонно моргала и держала руки поверх одеяла, которое почти касалось пола. Ее каштановые кудряшки разметались по подушке причудливым узором.
– Дядя Джек, – звонко протянула Сибил, умоляюще глядя на него, – я не усну без птичек. Мне нужны птички.
– Ладно-ладно, – заулыбался парень. Когда она просила, он терялся в ее бездонных глазах, светящихся неподдельной искренностью, и не мог отказать. Хорошо еще, что из-за возраста она не просила что-нибудь посущественней. – Будут тебе птички.
Он пару раз коснулся экрана смартфона в правой нижней части и выбрал нужный ночник. Комната наполнилась трехмерным изображением птиц и их нежным щебетом. Они летали под потолком, горделиво расправив крылья, прыгали по виртуальным веткам, и их умные глазки заинтересованно блестели в полумраке.
Положив телефон на тумбу, Джек поправил сползающее одеяло, и ушел, пожелав Сибил спокойной ночи.
Парень вышел из спаленки и прислонился спиной к закрытой двери. Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями и перестать думать о неизбежном.
Полгода назад его восьмилетней племяннице поставили страшный диагноз. Инвалиди-тенус или «доха», как прозвали ее в народе, от производного слова «дохляк». У больных развивалась дистрофия. Мышцы, кости, все тело высыхало, превращая людей в подобие скелетов, которые каким-то чудом еще могли двигаться.
Врачи сказали, что на лечение потребуется сорок миллионов и достать их надо, самое позднее, через полгода. За пять изнуряющих месяцев братья заработали тридцать восемь. В ближайшие несколько недель им осталось раздобыть еще два и определить девочку в надежную больницу.
Врачи говорили, что после успешного прохождения курса лечения, у Сибил появится двадцати пяти процентный шанс на выздоровление. Для ребенка – максимально оптимистичный прогноз. Даже взрослым дают не больше тридцати семи. Но, чёрт побери, сорок миллионов! У Эджея и Джека не было нужной суммы. За всю жизнь они не держали в руках такие огромные деньги.