Страница 35 из 58
А я, чтоб не прослыть истеричкой и скандалисткой, сжала губы и стала обладательницей удобных белых тапочек на каблучке с милой меховой опушкой. Каблуки громко цокали по паркету, когда мы шли в кабинет, но волновало это только меня. Моисей Соломонович и даже Мэт никак не отреагировали.
За чаем велась непринуждённая беседа ни о чём, к цели нашего визита подошли только когда экономка унесла чашки и остатки пирога.
- Итак, молодые люди, Константин мне в общих чертах описал ситуацию, но хотелось бы узнать подробности.
Матвей в общих чертах рассказал про заказ и картину, я выложила листик с распечатанным портретом на стол.
- Похоже, очень похоже, - кивнул головой Моисей Соломонович,- возможно у меня есть информация по вот этому ожерелью, - он постучал пальцем по листику. – Но я не берусь утверждать точно и потом информация не официальная.
Ювелир встал из-за стола и выдвинув в широком, на всю стену, шкафу, похожем на библиотечный стеллаж, ящик, достал оттуда визитку и вернулся за стол.
- В официальных каталогах такого понятия как парюра Крошинских не существует. Есть информация о гребне-диадеме в частной коллекции немецкого ценителя и о фибуле у самих Крошинских. И до вашего рассказа я не объединял эти предметы в единое целое и даже не предполагал, что существуют ещё части парюры. Но чуть меньше года назад ко мне по протекции обратилась, - он взглянул на визитку в руках, - Виктория Игоревна, которая принесла на экспертизу колье, очень похожее на то, что вы ищите. Она просила его оценить и помочь найти первоначальных владельцев. Потому что, с ее слов, колье это принадлежало не ее семье, а у них было на хранении. Подробности она не согласилась раскрыть, и помочь я ей не смог, только провел оценку. Но у меня остались координаты и, если желаете, то могу договорится о встрече, при условии, - тут Моисей Соломонович лукаво улыбнулся, - что вы потом расскажете мне итоги ваших поисков.
Встречу назначили на среду на семь вечера у Моисея Соломоновича. Владелица ожерелья попросила приехать самого Виталия и привезти фибулу и какие-нибудь доказательства того, что ожерелье принадлежало его роду. Кроме портрета Виталий ничего и не смог придумать, поэтому мы с Матвеем должны были привезти полотно.
Виктория Игоревна оказалась интересной миниатюрной шатенкой с красивым глазами, темными, почти черными, и грустной улыбкой. На вид ей было не больше 45 лет, но черная одежда и седина в волосах ее старили. А ещё взгляд, печальный, я бы сказала обречённый, и тихий голос произвели на меня тоскливое впечатление.
Она, мельком взглянула на портрет, посмотрела на фибулу и некоторое время внимательно рассматривала Виталия, как будто пыталась понять, стоит ли ему верить или нет. Потом, кивнув своим мыслям, достала ожерелье и выложила на стол.
Ожерелье действительно было похоже на изображение на портрете и по ювелирному рисунку и камням подходило к фибуле в пару.
- В конце концов, даже если это и не ваши родовые украшения, я просто избавлюсь от колье, и это будут уже не мои проблемы.
Клавдия Ивановна понесла чай в гостиную, где мы все находились. И за чашкой чая Виктория рассказала нам свою историю:
- Историю своей семьи, правдивую историю, я узнала не так давно. Дело в том, что бабушка Ирина рассказала маме правду только перед смертью. Мама же мне рассказала только, когда заболела. Поэтому вполне возможно, что некоторые факты лживы или не до конца правдивы, но я знаю всю историю только со слов мамы.
Мой дедушка Виктор поздно обзавелся семьёй, когда ему уже было 35 лет. По советским временам это поздно. Может он и был женат до бабушки, но ни мама, но я тем более об этом не знаем. На момент знакомства с бабушкой дед был уже при чинах, служил в авиации. Коренной ленинградец, с квартирой, дачей и машиной. Бабушке было 23, скорее всего это был брак по расчету. Поженились они в 38 году, затем в семье родился сын Александр, ну а потом началась война. Дедушка воспользовался своим положением и вывез семью: жену, сына и свою мать, в Москву, оставил на попечении своего младшего брата. Вместе с семьёй он помог выехать и подружке своей жены, которая их познакомила в свое время. Подружку звали Аня, она родила девочку примерно в тоже время, что и бабушка, а ее муж ушел добровольцем на фронт. Что случилось с другими родственниками не знаю. Но бабушка упоминала, что на дне рождении дяди этой Ани она и познакомилась с дедом. Так что родственники были, но может с начала блокады Ленинграда с ними что-то случилось.
Так или иначе из Москвы они все вместе отправились в тыл, где, как считалось, родилась моя мама, а по окончании войны все вернулись в Ленинград. Дед был ранен и контужен, получил ордена и медали, но из-за ранений и болезней рано умер. Я дедушку в живых и не застала. Бабушка повторно замуж не вышла, но сошлась с дедушкиным сослуживцем, который ей помогал, когда она овдовела.
Мамин старший брат Саша умер в одиннадцать, катался во дворе на велосипеде и выехал на проспект, где попал под колеса машины, свалился на землю и ударился головой о поребрик. Смерть была мгновенной, и это очень подкосило бабушкино здоровье.
Через два года после этого умер дядя Гоша, так мама называла бабушкиного неофициального мужа. Он жил с ними и принимал участие в воспитании и Саши, и мамы. Но они не расписывались с бабушкой, чтобы она не потеряла дедушкину хорошую пенсию, которую получала как вдова, и другие привилегии. Дядя Гоша полез на даче на крышу что-то посмотреть или починить и сорвался. Ударился головой об камень. Бабушка тяжело перенесла его смерть.