Волчья песня

Подсознательно я все время ждала. Думаю, он не мог просто так уехать, не попытавшись поговорить со мной. Я боялась этого так, как мало чего боялась в своей жизни. Мне хотелось забиться в какую- ни будь щель, чтобы обо мне просто забыли. Я усмехнулась. Это вряд ли. И как будто в ответ на мои мысли Матильда заржала в сарае, а Айра зарычала и шмыгнула под стол. Это означало только одно, на кордон приехал чужой.

На стук в дверь, я постаралась спокойно ответить «открыто», хотя сердце грозило выскочить из груди в любую минуту. Пригибаясь в дверях, чтобы не зацепить головой за верхний край дверного проема, вошел Володя. Остановился на пороге и с удивлением огляделся. Я не предложила ему пройти или присесть. И он так и стоял у дверей, растерянно оглядываясь, словно гадая, куда это он попал, в этой своей бравой и неуместной здесь, милицейской форме с майорскими погонами.

Я не пришла ему на помощь и не начала, ничего не значащего разговора, типа: «как твои дела» или еще чего-ни будь в этом же роде. Я просто сидела за столом и выжидательно смотрела на него. Когда пауза затянулась настолько, что оставалось, либо развернуться и уйти, или начать говорить, он закашлялся, и попросил воды. Я не двинулась с места. Просто сказала.

– Вон, ведро на скамье, ковшик там же.

Поняв, что ничего внятного он сейчас не способен сказать, не без едкости, я проговорила:

– Владимир Дмитриевич, у вас ко мне дело какое-то, или вы так, водички попить заглянули?

Он укоризненно посмотрел на меня.

– Зачем ты так?

Я не стала поддаваться на провокацию и отвечать вопросом на вопрос, с огнем в очах, «Так это как?», или что-ни будь похожего. Просто молча продолжала смотреть на него спокойным (как мне казалось) взглядом. Он слегка смутился, и нелепо забормотал:

– Ты же знаешь … В конце, концов, мы же взрослые люди! Давай просто поговорим. – В голосе появились просительные нотки.

А я вдруг, почувствовала себя такой уставшей и какой-то, древней, что ли. Как будто, за моими плечами было не двадцать девять, а все сто лет. Мне захотелось прекратить этот никому не нужный спектакль. И я просто сказала, глядя прямо ему в глаза.

– Послушай, мне нечего тебе сказать. И у меня нет желания слушать, что скажешь ты. Я просто тебя прошу, оставь меня в покое. – И я, встав со скамьи, принялась убирать хлеб со стола в большой деревянный короб, так, как будто, я была в доме одна.

Не хочу даже вспоминать, чего мне стоили эти простые жесты и движения, а также, сколько усилий я потратила на то, чтобы мой голос звучал ровно, без дрожи. В его глазах была такая мука, что мне стало трудно дышать, и я поспешно отвернулась, чтобы не видеть его лица.

– Я просто хочу, чтобы ты знала. Я развелся.

– Мне это не интересно. – бросила я равнодушно через плечо.

Звук закрывшейся двери, раздался громовым раскатом в моей голове. И я без сил опустилась на скамью, не в силах больше дышать, не в силах больше жить. Из-под стола раздался тоненький вой Айры.

Глава 11

Время потянулось, как заунывная песня калмыка в степи. Короткие осенние дни, с редким солнечным светом и длинные темные, как патока, ночи.

Каждое утро мы с Матильдой выезжали на привычный обход по моему участку. Айра уже бегала по поляне, и я не боялась, что она может удрать в лес. Она превращалась из подростка-волчонка, с несуразно длинными ногами, и чуть обвислыми ушами, в молодую волчицу, со светло-серой шерстью и почти белой мордочкой, с крепким поджарым телом. И вскоре наступил день, когда она убежала в лес. Я встревожилась, но напрасно. Довольно быстро она вернулась, таща в зубах зайца. Я облегченно вздохнула. Отпадала необходимость каждый раз ездить в деревню за курами.

За всеми заботами и переживаниями, я совершенно забыла о тайнах этого места, которые меня так заинтересовали по приезду сюда. Они, эти тайны, дали о себе знать совершенно неожиданно.

Как в страшной сказке, все началось темной осенней ночью. Я уже собралась ложиться спать, когда услышала громкое и тревожное ржание Матильды. Запалив фонарь «летучую мышь» и набросив на себя куртку, вышла на крыльцо. Лошадь бушевала в конюшне, грозя разнести ее. Выскочившая следом за мной Айра, стоя на крыльце настороженно рычала, повернувшись в сторону края поляны, заросшего густым малинником. Он весь уже осыпался, только кое-где еще болтались на ветру желтые и буроватые листья и остатки засохших мелких ягод. В течении всего этого времени у меня так и не дошли руки, чтобы навести в этом углу порядок. И сейчас, даже опавший малинник, выглядел непроходимыми колючими джунглями.

Прикрывая фонарь от порывов ветра, я медленно стала подходить к этим непроходимым зарослям. Айра осторожной походкой, выслеживающего добычу зверя, шла впереди, утробно рыча.

– Что там, дорогая? – Почему-то шепотом спросила я.

Молодая волчица повернула ко мне голову. Свет фонаря отразился зелеными бликами в ее глазах. По понятным причинам, она ничего не ответила. А у меня вдоль позвоночника пополз холодок. Подойдя вплотную к малиннику, я стала пристально вглядываться в заросли. Свет от фонаря был достаточно жидким, освещая хорошо только пятачок пространства вокруг меня. Вдруг волчица остановилась, шерсть на загривке встала дыбом, она грозно зарычала. Я подошла чуть ближе и увидела почти с самого края, где заросли переходили в поляну, лежащее на земле скрюченное тело человека. Даже не подходя ближе, я поняла, человек был мертв. Не скажу, что до этого мне часто приходилось видеть мертвецов. Но, в этой ситуации была твердая уверенность. В его позе было что-то не естественное, не присущее живому существу. До пояса он был обнажен. На теле виднелись множество ссадин, порезов и ушибов. На запястьях застарелые раны и синяки, как будто, его держали долгое время в кандалах. Лица видно не было. Длинные темные волосы спадали на лицо, закрывая его полностью, кудлатая борода торчала в разные стороны, в ней запутался какой-то сор и листья малины.

На меня напал легкий столбняк. Откуда он тут взялся? Почему голый до пояса в такую погоду? Вопросы пролетали в голове, не задерживаясь. Ответов ни на один из них не было. Четко я понимало одно, надо ехать в деревню, чтобы найти участкового. Вот пусть он и разбирается. Я повернула к дому. Быстро переоделась. Закрыла Айру дома, оседлала Матильду, и поехала в деревню.

Пол часа я долбилась в двери к участковому, еще минут тридцать пыталась ему втолковать суть проблемы. Василий Павлович, пожилой полный дядька, с шикарными усами «а-ля Чапаев». За имя «Василий» и за усы, в деревне за ним прочно закрепилась кличка легендарного героя гражданской войны. За глаза его называли так все, от детей трехлетнего возраста, до глубоких старцев. Он был нетороплив, как, впрочем, и большинство деревенских жителей, привыкших к неспешной размеренной сельской жизни. Участковый таращил на меня глаза спросонья, и никак не мог взять в толк, чего мне от него понадобилось в такой неурочный час. Наконец, когда терпение мое было уже на исходе, мне удалось ему объяснить, что это не дурацкая шутка, а реальность. Оставив его собираться, я вернулась на кордон. На часах уже было пять часов утра. Ложиться спать в это время я сочла бесполезным. Растопила печь, поставила чайник. Быстро собрала на стол нехитрую снедь, вчерашние пироги и глиняную плошку со сметаной. Есть совершенно не хотелось, но надо было себя чем-то занять до приезда Василия Павловича.

Наконец, послышалось тарахтение и, видавший виды ГАЗик, выполз по грязной дороге на поляну и остановился у самого крыльца. Участковый с недовольным видом вылез из кабины, заглушив двигатель. Выглядел он весьма браво в милицейской форме, но вид имел недовольный. Еще бы! Я его очень хорошо понимала. Если бы кто-то разбудил меня в три часа ночи, не знаю, какой бы я имела вид. Думаю, чтобы к такому виду, я бы добавила пару, тройку крепких выражений.

– Ну, показывай, что тут у тебя за покойник. – Ворчливо пробурчал Василий Павлович.