Живой

   - С первого по шестой, упреждающие заряды пли - холоднокровно скомандовал Старик.

   Да, конечно, упреждающие заряды, на техническом жаргоне "ротозейки" - утопающий хватается за соломинку. Над мостиком снова просыпался песок, что-то зашуршало, протарабанило - по отводному каналу с шумом выдавливались упреждающие заряды. Ротозейки пошли, в добрый путь.

   Потянулись длинные, словно слюни, секунды ожидания, от людей более ничего не зависело, теперь их судьба решалась инерциально, согласно классическим законам механики. Скоро стало очевидным, что советские снаряды лягут далеко от желанной цели. Две могучие, серебристые болванки пересекут траекторию движения немецкого корабля значительно раньше времени, даже дистанционный подрыв - как мёртвому припарки. Зато вычислители с крейсера сработали чётко: два их снаряда, идя наперерез, очень вовремя пересекали траекторию советского эсминца. Особенно тот, что скользил справа, но именно его ротозейкам удалось сбить с панталыка. Натыкаясь, на развёрнутую ими сеть преград, вражеский снаряд отклонился от верного курса и теперь уже неизбежно должен был кануть в "молоко" мирового пространства. Но второй... второй, согласно расчётам, неумолимо проходил в непосредственной близости.

   - Приготовится к контакту. Всем аварийная тревога. Спасательную команду в кормовой отсек. - Старик был настроен решительно, ещё до столкновения начиналась тяжёлая борьба космического корабля за жизнь.

   Находясь в нескольких метрах от эсминца, немецкая сигара раскололась на три автономных заряда и один из них вошёл в непосредственное соприкосновение с обшивкой эсминца. "Живой" вздрогнул, словно от крепкого подзатыльника.

   - Есть контакт - безрадостно констатировал вахтенный.

   Шемчук краем глаза заметил, как красивое и злое лицо комиссара побледнело, став при этом ещё более злым и красивым. Старик не удержался в кресле, его глупо выплеснуло на пол. Шемчук бросился к командору, помогая ему подняться на ноги. Из носа Хазина выползла яркая змейка крови. Он тяжело и со свистом дышал, словно после зачёта на ГТО.

   - Есть, вижу ещё контакт - оживлённо доложил вахтенный. - Кажется сработала магнитная мина.

   Усадив командора, Шемчук, впервые за всё время боя, прильнул к бинокуляру обзорного телескопа. Продолговатое тело "Экзорциста", лежало как на ладони. Оно оказалось больше чем предполагал старпом. Немного вздутое в местах расположения башен главного калибра, оно сейчас напоминало выброшенную на берег, дохлую рыбу. У носовой части корпуса как бы клубилось маленькое облачко. Очевидно, фашисты в азарте сражения потеряли бдительность и вляпались таки в коровью лепёшку. Сюрприз. С этими штуками шутки плохи, одна такая, в случае удачной детонации, способна не оставить от крейсера камня на камне.

   Кажется, удача была на советской стороне. Магнитная мина ощутимо боднула "Экзорцист" в бок. Теперь, получив повреждение, немцам было не до развития успеха; всеми наличными средствами они боролись за жизнь своего корабля. Точно также, как и экипаж советского эсминца. Космический аппарат Родины нуждался в срочных реанимационных мерах. Как говаривал в таких случаях мичман Терещенко: победила сука-дружба.

  II

   Комиссар Орангутангова толкнула не очень скорбную речь. Восемь членов экипажа, из тех, кто не был задействован в ремонтных работах, стояли полукругом и молчали. За чёрными стеклами гермошлемов лиц не было - одни траурные ямы. Не дотянул-таки Старик до выхода на пенсию, сердце не выдержало - железное сердце командора, которое, как оказалось, телепалось на тонюсенькой ниточке. Событие не менее важное, чем попадание в плиту кормовой обшивки болванки вражеского снаряда. Теперь о цели миссии оставалось известно одному только комиссару. Вот так и все мы потихоньку перейдём на ту сторону Мироздания, на её неорганические позиции.

   Старпом по-человечески жалел о Хазине. Хороший был мужичок, требовательный, но понапрасну жопу не рвал, умел взыскать, так что мало не покажется, но умел и ценить. Правильным был до мозга костей, железобетонный, на таких, пожалуй, хватит пальцев одной руки. Теперь став врио командора, Шемчук понял, как это важно и как это трудно. Со смертью Хазина что-то оборвалось, лопнула какая-то детская струнка, как та ниточка, на которой телепалось грузное сердце полковника космических войск.

   Постояли-постояли, потом, словно сговорившись, одновременно обернулись и пошли прочь от возвышавшегося отдельно, кривобокого валуна, на вершине которого жизнерадостно отсвечивала жестяная звезда. Восемь тяжёлых скафандров военного образца понуро направились в сторону чернеющего на звёздном фоне силуэта "Живого". Уже по дороге обратно Шемчука догнала комиссар и спросила:

   - Что собираешься делать?

   - В приоритете ремонт. Прежде всего устранить неполадки. Ещё нужно произвести разведку местности. Фашисты должны быть где-то рядом, далеко они улететь не могли.

   - Правильно, бдительность терять нельзя. Я рада что ты это понимаешь. Расслабляться не время - поучительно сказала Орангутангова; потом тише, но также твёрдо добавила. - Сегодня ночью я к тебе зайду. Нужно будет... поговорить.

   Эти жаркие и сладкие разговоры в условиях низкой гравитации. Что они могли друг другу сказать? То же что и всегда, каждый раз одно и тоже. Но комиссар выбрала его и глупо было отказываться от этой привилегии. Привилегии ли? Орангутангова оказалась жадёной. Бесстрастная стерва на людях, в постели она не знала удержу. Не этому её учили в высшей партийной школе, нет не этому. После таких разговорчиков у Шемчука на следующий день подгибались ноги. Молодые летёхи так те вообще, считай, её обожествляли. Пошли бы они на смерть за товарища Сталина, ещё вилами по воде писано, а вот за неё - точняк. Обожествляли и боялись до всирачки. Было в этом что-то глубоко порочное, Орангутангова гнобила их нещадно, словно врагов народа. Порнографической личностью была эта Орангутангова - секс-комиссар.

   И всё же она выбрала именно старпома. Шемчуку это льстило, но и давило дополнительным грузом тоже, особенно теперь после смерти командора.

  III

   Эсминец "Живой" сел на малое небесное тело, не обозначенное ни в одном звёздном каталоге. Оно хоть и называлось малым, но размером никак не уступало Пиренейскому полуострову. Конечно, оно было малым, но малым исключительно с астрономической точки зрения. Чтобы обследовать пешком такое небесное тело, даже при условии смешной силы тяжести, понадобилось бы, как минимум, несколько недель.