Страница 53 из 62
Шествие замыкали двор и жреческие коллегии, сопровождаемые посвященными в большие и малые мистерии.
Белые тиары и усыпанные драгоценностями нагрудники верховных жрецов в блеске и пышности соперничали с одеяниями придворных щеголей. Сановники двора несли знаки Агнца, Овна, Льва, Лилии и Пчелы, медленно раскачивающиеся на чеканных цепях над многоцветной толпой.
Орфей шел по узким кривым улочкам. Шум празднества становился все тише. Он знал, что с наступлением ночи тревога и безумие опустятся на город. По черной глади искусственных озер заскользят расцвеченные огнями барки с оркестрами и мечущимися в священном танце обнаженными танцовщицами. Раскроются двери вертепов, а хозяева таверн расстелют ковры прямо на улицах, чтобы каждый мог подставить глотку под бьющую из бурдюка тугую красную струю. Заклинатели змей, фокусники, глотатели огня, атлеты, танцовщицы и жрицы любви доведут накал страстей до неистовства.
Скоро, скоро снизойдет на город душная, томительная ночь. Истомная, неутоляющая ночь.
Орфей пересек оцепеневший город и вышел на широкую пальмовую аллею.
От дельфийских жрецов он слышал о Книге Мертвых, таинственном свитке, который клали под голову мумии, перед тем как закрыть саркофаг. С жадным вниманием и затаенной дрожью слушал Орфей повествования о долгом странствии Ка [34] после смерти, об изнурительных страданиях в подземном огне и очищении астральной оболочки. В его воображении вставали картины дымящейся Леты. И словно сами собой слагались тогда лучшие строки его трагедии.
«…Когда я тело ее увидел, сжигаемое в погребальном огне, когда урна скрыла пепел ее и все исчезло, как следы на песке под пеной морской, я спросил тебя: где же ее душа? И ушел в невыразимом отчаянии с переполненной чашей непролившихся слез. Я тогда обошел всю Элладу. Я молил жрецов Самофракии вызвать душу ее, я искал эту душу в глубинах земли, среди лунных лесов, среди гор, освещенных звездами, но нигде не явилась ко мне Эвридика. Под конец я пришел к Трофонийской пещере.
Через черную трещину я опустился до огненных рек. Мне жрецы рассказали, что здесь, под землей, люди часто приходят в экстаз и у них пробуждается тайное око. Приближение этого мига легко распознать в затрудненном и частом дыхании. Наступает удушье, и горло немеет, только хрип вырывается тенью растаявших слов. Одни отступают в испуге и возвращаются с полпути, другие упорствуют и умирают среди желтых паров голубыми огнями сжигаемой серы. Остальные же сходят с ума.
Я дошел до конца. И увидел такое, что нельзя передать на людском языке. Я вернулся в пещеру и впал в летаргический сон. В этом мертвом, как черные воды, глухом нескончаемом сне и явилась ко мне Эвридика. Витала она в окруженье сияний, бледная и нежная, как лунный свет. И слова ее падали в душу мою, прямо в сердце, минуя оглохшие уши.
Трижды хотел ее я поймать, и трижды она ускользала из моих объятий, неуловимая, как тень. Я сердцем услышал звук словно лопнувшей струны, и затем голос, слабый, как дуновение, грустный, как прощальное касание губ, прошептал: «Орфей!»
И я проснулся».
Дельфийские жрецы рассказывали Орфею о встрече Ка со злым кормчим, сидящим в лодке и глядящим всегда назад, и добрым кормчим, смотрящим прямо в глаза; о суде, где душа держит ответ перед сорока двумя земными судьями; о ее оправдании Тотом и вступлении в преображающее сияние Озириса.
Орфей мучительно старался понять, какая истина прячется в этих рассказах, отделить высокую древнюю мудрость от мифа. «Озирис и Изида знают о том», — отвечали ему греческие жрецы. Кто же были эти боги, о которых жрецы упоминали, приложив к губам палец? Орфей чувствовал, что трепещущее пламя потустороннего мира сожжет его, если он не получит ответа. И он сел на финикийский корабль, идущий в Мемфис…
Солнце уже закатилось. Над высокими пилонами загородных храмов поднялась огромная медная луна. Длинные тени пальм легли на дорогу. Из пустыни доносился плач шакалов. В воздухе кружились летучие мыши.
Пахло бродильными чанами и подсыхающей тиной каналов.
Орфей подошел к воротам храма. Развязал мешочек с пеплом погребального костра и посыпал голову. Потом разулся и припал грудью к горячей и сухой земле. Она пахла нежной, чуть горьковатой пылью и солнцем.
Оставив сандалии на дороге, он подошел к самым воротам и, взяв в руки бронзовую колотушку, постучал. Глухой и печальный звон поплыл по лунным пространствам. Захлопали крыльями спящие на крыше птицы. Звук медленно угасал, как световая дорожка на воде в часы заката. Орфей закрыл лицо грубой холстиной и прижался ухом к холодной меди ворот. Но ничего не услышал. Только кровь билась в висках.
— Кто стучится к нам в столь поздний час? — Голос послышался откуда-то сзади, не из-за ворот.
Орфей вздрогнул и обернулся. Никого. Только косые квадраты света и тени да черные силуэты колонн.
— Смертный, по имени Орфей. — Он ответил так, как научили его в Дельфах.
— Зачем ты пришел?
— Обрести свет познания.
— Какое у тебя на это право?
— Я получил посвящение в храме Юпитера. Участвовал в праздниках Диониса в Тэмпейской долине.
Открылась маленькая калитка. Перед Орфеем стоял высокий и очень худой жрец. В лунном свете его белые одежды казались сделанными из алебастра. Темный лоб пересекал широкий белый шрам. Он простер руки и тихо сказал:
— Войди. Да снизойдет на твою мятущуюся душу божественный покой, и да исполнится все то, о чем ты просил богов в смиренной молитве у врат этого храма.
Орфей припал к ногам жреца.
— Во имя того, кто есть, был и будет, — прошептал жрец, делая над головой Орфея какие-то таинственные знаки.
Служители подняли Орфея и провели его под портик внутреннего двора, толстые колонны которого были высоки, как ливанские кедры. Капители их тонули во мраке.
— Искренне ли твое желание обрести истину? — спросил жрец.
— Да, — тихо ответил Орфей.
— Готов ли ты принести свою жизнь на ее алтарь?
— Да.
— Что связывает тебя с миром?
— Ничего.
Жрец — Орфей мысленно называл его иерофантом [35] — подошел почти вплотную. Величие его облика, спокойствие аскетического лица и сверкающие глаза произвели на Орфея сильное впечатление. Он почувствовал, что от этого человека невозможно что-либо скрыть.
С трепетом ждал Орфей окончания этой короткой проверки. От нее зависело многое. Если иерофант сочтет его недостойным приблизиться к мистериям, то сразу же укажет на дверь. И тогда ни один египетский храм не откроет своих ворот перед Орфеем.
— Спокоен ли твой дух? — спросил жрец.
— Нет. — Этого вопроса Орфей боялся больше всего. Но он знал, что не сумеет скрыть правду, и ответил без колебаний: — Нет. Мой дух в смятении. И только вода из источника мудрости погасит снедающий меня огонь.
— Ищешь ли ты мудрости ради нее самой?
— Нет. Я ищу власти, которую дает знание Книги Мертвых.
— Зачем тебе эта власть?
— Я хочу вернуть к жизни женщину, которую люблю.
— А знаешь ли ты, что князь Гестатеф, когда прочел «чистую и святую главу Книги, написанную Голубым на алебастровой плитке, не приближался более ни к одной женщине и не ел более мяса животных и рыб»? [36]
— Да.
— Тогда готов ли ты к тому, что знание убьет желание?
— Готов.
— Во имя того, чье дыхание наполняет мир зримый и незримый, иди за мной.
Орфей тяжело и медленно выдохнул воздух. Напряжение схлынуло. Он вытер пот со лба и пошел вслед за иерофантом.
Они проходили через многочисленные портики и внутренние дворы, через аллею, высеченную в скале и открытую сверху, окаймленную обелисками и сфинксами.
Тусклый световой глянец лежал на исполинских ногах богов и богинь, лица которых едва угадывались в глубокой тени. Все же Орфей различил и бога Луны Хонсу с серпом на лбу, и Мут — богиню войны и неба, и Гора с птичьей головой, и бога-творца Хнума с головой барана, и шакала Анубиса.
34
Так древние египтяне называли душу.
35
И е р о ф а н т — жрец, посвященный в высшие тайны (греч.).
36
Книга Мертвых, гл. XIV.