Страница 73 из 74
Упираясь руками в кровать, я еле держалась на ногах. Дышала тяжело, и старалась не сбиваться с ритма.
Боль в округлившемся животе усиливалась и острыми иглами разносилась по телу. Шевеления моей нерожденной малышки усилились. Шумно выдохнула и уткнулась лбом в белоснежную простыню.
Мои вторые роды были слишком сложными и тяжелыми. Десять часов схваток, но не было ни потуг, ни раскрытия для полноценного родоразрешения.
- Ханна! Ханна! -
Я вздрогнула и встрепенулась от голоса Ямины.
Падчерица вбежала в мою палату и обняла меня.
- Солнышко, что ты здесь делаешь? – изумленно спросила я, и обняла ее в ответ.
- Папа попросил запустить меня к тебе ненадолго, - она дрожала, словно ее лихорадило в ознобе.
- Ямина, ты чего, что с тобой? – спросила я, и постаралась не согнуться вновь от приступа боли. Зачем видеть невыносимые мучения несовершеннолетней девочке? Ведь я рассказывала ей, что беременность и роды – естественные процессы, а сама нахожусь на грани обморока.
- Ханна, мне страшно, - шептала она, и шмыгнула носом – Ты ведь не умрешь, как моя мама…
Я только сейчас поняла панику Ямины. Она психологически боялась родоразрешения, и провела аналогию между мной и Далией.
- Нет, милая, не умру. Со мной все в порядке, - сжав зубы от очередной острой схватке, проговорила ей – Все будет хорошо, я тебе обещаю.
От заботы и беспокойства за мою жизнь, меня вновь накрыли сентиментальные чувства, и когда Ямина вышла, я улыбаюсь, разревелась как девчонка.
После того дня как мы подружились, прошло уже полтора года, и наши взаимные родственные чувства только крепли. Ямина не называла меня мамой. По имени, да, а вот чтобы обозначить родство – нет. Я не требовала, и всегда ей говорила, что она может называть меня как ей будет удобно. Я понимала, и об этом говорила Саиду, который порой хотел, чтобы дочь называла меня мамой. Невозможно заменить самого близкого человека на земле.
Я вновь согнулась в невыносимом приступе мучения, и как раз в этот момент почувствовала потугу.
- Ложитесь, Госпожа Ханна, мы сейчас осмотрим вас. Если нет продвижения в родовой деятельности, то придется оперировать, - произнесла только что вошедшая врач, и строго посмотрела на меня поверх тонкой оправы очков.
Пока я устраивалась на кровати, подошли еще две акушерки. Боль от положения лежа усилилась троекратно. Я вертелась и ощущала, как тело немеет будто пронзенное адской раскаленной стрелой.
- Не могу, не могу, - дыхание перехватывает, и чувствую, как кислород в легких заканчивается.
- Тужьтесь, прямо сейчас! Быстрее! – кричит врач, а образы окружающей реальности плывут и распадаются на частицы в фокусе зрения.
Я делаю рывок, и крик, который идет из горла, рвет связки.
- Тише, тише, вы сейчас так все силы израсходуете, - где-то над головой убаюкивающий голос акушерки.
- Ханна, соберитесь, смотрите на меня! На меня! Тужьтесь! –
Приоткрываю веки, но они как будто наливаются свинцом, и сманивают в сладкий сон. Боль уже врастает в мое тело, становиться дополнительным органом, который отравляет весь организм.
Еще рывок!
И темнота…
Мрачная чернота. Бездонная пропасть.
Мерный писк или тиканье приборов. Что-то что выхватывает мое сознание из безмолвия.
Крик.
Детский крик, и током проходит осознание.
- Где моя девочка, где моя малышка? – пытаюсь сказать, но губы бледные и пересохшие только шевелятся, не издавая ни звука.
По силуэтам начинаю различать, и вижу Саида с новорожденным на руках. Он смотрит на меня с безграничной нежностью, а в глазах сияют влажным блеском.
- Ханна, она так похожа на тебя, - губы мужа касаются моего лба, покрытого холодным потом – Спасибо! Ты мое сокровище, моя жизнь, моя единственная любовь…Я люблю тебя!
- Саид, я живая, - произношу в ответ, и сама понимаю, что говорю полнейшую глупость.
Со мной ничего не случилось. Я все еще в этом мире, но тот страх, который секунду был со мной, когда Ямина сказала про Далию, стал чудовищной воронкой. Я сама не заметила, как поддалась панике, и внушила себе что могу погибнуть.
Дома Ямина не отходила ни на секунду от сестры. Она готова была ежеминутно исполнять мои просьбы или пытаться помочь. Пришлось проводить серьезный разговор, чтобы падчерица перестала так переживать, занялась учебой и своими увлечениями.
В этот непростой период нам было трудно. Ямина обижалась, даже однажды приревновала, и сказала, что мы с Саидом хотим от нее избавиться, потому что появилась Алайна, наша общая дочь. Но как только в гости к нам приехал Кирам, все кардинально поменялось.
Да, мой сын стал приезжать ко мне, и наши встречи были результатом долгих переговоров с Багиром. Я узнала, что катализатором согласия моего бывшего мужа послужил второй брак, где невеста еще была очень молода. И Багир внезапно смягчился, пошел на мировую. Размышляя об этом позже, сделала вывод – Багир вновь влюбился, и теперь ему было не до мести своей бывшей супруге.
Кирам же признался мне что очень скучал по мне. Я старалась не очернять, все то, что мог рассказать отец про меня. Не пытаться выставить Багира в неприглядном свете или начать говорить о нем гадости. Мы обоюдно закрыли с Кирамом эту непростую скользкую тему, и теперь он оставался у нас на выходных или когда были каникулы.
С Саидом же у них сложились отстраненно-дружеские отношения. Кирам уважительно приветствовал, никогда не позволял дерзостей, но предпочитал избегать постоянного общения со своим отчимом. Я не настаивала, и не пыталась подружить их. Иногда мне даже казалось, что в глазах сына проскальзывает та самая черная липкая, как змеиная кожа ледяная ревность. Особенно, когда Саид смотрел на меня, улыбался и говорил комплименты.
Каждый раз обнимая детей и Саида, я спрашиваю себя: могла бы я сделать другой выбор? Взять и остаться в Америке, не полетев на конференцию с мисс Линкольн?