Прах

«Но как же убийство отца? — говорил во мне другой голос. — Как же эксперименты с серыми зонами в попытках обрести безграничное могущество?» Эти вопросы не давали покоя. Кто мог убить отца? Кому это нужно, кому выгодно? Я не знал, какие дела вёл отец, поэтому даже догадок не было. Все знания ограничивались информацией от Марии Оболенской.

Я набрал её номер.

— Привет. Скажи, а есть какие-то доказательства причастности Голицыных к убийству моего отца?

— Разумеется, — ответила Мария, — доказательства собираются.

— Мне нужна конкретика. Кто именно стоит за покушением на отца? Кто отдал приказ? Кто исполнитель? Нужны факты, подтверждающие это.

— Ты что, решил лично надрать всем задницы? — в наушнике послышался смешок. — Погоди, не так быстро. Вообще-то идёт следствие. Есть следственная тайна, которую никто тебе не откроет. Но ГСБ работает над делом. Все, причастные к убийству Эдуарда Вострякова, ответят за своё преступления. Просто потерпи немного.

— То есть ничего конкретного сказать не можешь?

— Вот когда эти ублюдки предстанут перед судом, тогда и можно будет сказать что-то конкретное. А пока извини.

— И когда это произойдёт?

— Скоро. Спешка в таких делах не уместна. Говорю же, имей терпение.

— Понятно, — я завершил звонок и крепко задумался. С одной стороны, Мария права: кто ж раскроет следственную тайну до суда? И в то же время закрались сомнения: а если она врёт? Что если она вешает мне лапшу на уши только для того, чтобы настроить меня против врагов своей семьи?

Так и не поняв, кому верить, кому — нет, поехал в поместье. На прошлой неделе почти не было времени, чтобы заняться тренировками, но теперь я решил изыскать возможности.

Иван Осипович обрадовался моему приезду и выделил мне час в своём плотном расписании, чтобы потренировать овладению природной энергией. У меня пока не получились даже те мелкие фокусы с огнём, которые показывал Иван Осипович, но сдаваться я не собирался. Хотя природные стихии сейчас не являлись приоритетом. Важнее было научиться обходиться без таблеток при использовании внешней энергии.

После тренировки за обедом поболтали с Николаем. Он опять упрекнул меня в том, что я собираюсь жениться на Ире прежде чем заключу брак первого порядка.

— И что? — поинтересовался я. — Из рода выгонят, если женюсь?

— Ты просто не осознаёшь, как твой поступок будет выглядеть в глазах высшего общества, — сокрушённо произнёс Николай. — Не понимаю, в чём проблема и дальше вам с Ирой жить без регистрации? Что от этого изменится? А через год-два, когда женишься, то можешь и второстепенный брак заключать. Почему именно сейчас?

— На это есть причины, — уклончиво ответил я. — Ты скажи лучше, род одобрил мне ссуду? Сколько дадут?

— Эх, Артём, опять ты за своё… Да одобрили, одобрили. Но только сто пятьдесят дадут, не больше. У тебя и так долг солидный, а у семьи — трудные времена, сам знаешь. Надеюсь, не прогорит ваше предприятие.

— Ну и на том спасибо. Думаю, хватит на первое время, а там посмотрим.

— Только из этих денег выдели себе, пожалуйста, на автомобиль, — не без сарказма проговорил Николай.

Действительно, забавно получалось. Я был совладельцем двух предприятий, поместья и многомиллионного состояния, а до сих пор катался на машине брата. А всё потому что долги у меня оказались большими, и зная это, хотелось избежать лишних трат.

Однако пришлось пообещать Николаю, что машину в скором времени приобрету собственную.

Когда вернулся, Ира была уже дома. Поужинали мы, почти не разговаривая друг с другом, затем она пошла в спальню и засела за компьютер.

Я должен был поговорить с ней. Встав в дверном проёме, минуту, наверное, смотрел на Иру, что сидела в своём крутящемся кресле, и на загадочные строки в окнах, открытых на обоих экранах.

— Давай поболтаем. Не против? — спросил я, наконец.

Ира посмотрела на меня и потупилась:

— Как скажешь.

Мы прошли в гостиную и устроились на диване.

— Что с тобой происходит? — спросил я. — Ты мне не доверяешь? Почему? Я никогда ничего плохого тебе не сделаю. Ну нельзя же так. Нельзя постоянно скрывать друг от друга наши проблемы. От этого всем становится только хуже. Видишь, до чего дошли? Чуть ли не ссоримся уже. А ещё ведь даже не поженились, — попытался пошутить я.

Но Ира даже не улыбнулась, только вздохнула.

— Мне сложно говорить о таких вещах, — она внимательно рассматривала ковёр под ногами, брови были сведены. — Ты и сам всё знаешь.

Кажется, слова не помогали. Я пододвинулся ближе, рукой обвила Иру за талию. Ира прижалась ко мне, однако чувствовалось, что она всё ещё была напряжена.

— Я люблю тебя и всегда буду о тебе заботиться, что бы ни случилось, — произнёс я.

Ира ничего не ответила, а я почувствовал, как её хрупкое тельце вздрагивает. Посмотрел ей в лицо: по щекам текли слёзы.

— Ты не поймёшь, — всхлипнула Ира. — Ты не поймёшь, что я пережила.

— Знаю, — я вытер слезинку с её щеки. — Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело.

— Откуда тебе знать? Ты не поймёшь. Мне постоянно страшно. Мне вчера было так страшно одной. Всё время кажется, что тут кто-то есть. Я не знаю, что делать… Просто я вчера писец как разозлилась и разбила ту чёртову вазу. Я ненавижу их, ненавижу… — Ира вцепилась в мой пиджак, уткнулась в него носом и зарыдала. Её трясло. Я схватил её в охапку. Сердце разрывалось, когда видел её в таком состоянии.

— Я тебя понимаю, — сказал я, когда Ира немного успокоилась. — Мне тоже иногда страшно. До сих пор не могу привыкнуть к этой пустоте. Чёртовы двери постоянно приходится держать закрытыми. И воспоминания… Многие с радостью вырезал бы, но они навсегда рядом. Война калечит людей не только физически. Мы оба столкнулись с ужасными вещами, Ир, но с этим надо как-то жить дальше, просто жить. Ты справишься.

А ещё иногда я видел тени, особенно когда сильно уставал. Видел краем глаза то в коридоре, то в углу комнаты, когда чем-то занимался за компьютером. Но говорить об этом не хотелось, тем более в такой момент.

— Ты, наверное, считаешь, что я ерундой занимаюсь, — продолжала выговариваться Ира. — Ты был на войне, там страшнее. А я по пустякам каким-то загоняюсь. Поэтому ты всё время злишься на меня.

— Что ты! Я не злюсь на тебя, — я был в недоумении от слов Иры. С чего она такое решила? — Я бываю раздражённым в последнее время, но ты к этому не имеешь никакого отношения. Просто столько всего свалилось сейчас… но это уже мои проблемы, не забивай голову, — я погладил Иру по волосам. — Может, тебе к психологу обратиться? Я попробую найти кого-нибудь, кто разбирается в таких вещах.

— Не знаю, — Ира шмыгнула носом. — Может быть. Думаешь, поможет?

— Надо же попробовать.

— А ты?

— Что я?

— Тоже пойдёшь к психологу?

Я рассмеялся:

— Боюсь, моя проблема гораздо глубже. Учёные говорят, у меня сбои в работе мозга. Только хирургическое вмешательство поможет.

Ира посмотрела на меня недоверчиво, не понимая, шучу я или всерьёз сейчас сказал. Её глаза и носик были красными и распухшими.

— Прикалываюсь я, — улыбнулся я и взлохматил Ире волосы.

— Да ну тебя, — он отстранила мою руку, и лицо её тоже озарилось улыбкой.

Я был рад, что Ира снова улыбалась.

— Посидишь со мной? — спросила она. — Вдруг у меня опять начнётся? Когда ты рядом, мне спокойнее.

— Конечно. А взамен расскажешь что-нибудь интересное. Например, чему вас там в институте учат.

Мы отправились в спальню и вечер мы провели вместе.

На следующий день мне предстояло встретиться с Ростиславом Борецким.

Через день после нашей с Ирой свадьбы, я был приглашён на ужин с Максимилианом Белозёрским. После трапезы, на которой присутствовало всё его семейство, включая Ксению, мы с Максимилианом уединились для беседы в бело-зелёной гостиной на первом этаже.

— Рад, что, не смотря на все перипетии, договорённости остаются в силе, — изрёк Максимилиан, как мне показалось, с неподдельной искренностью. — Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и принесёт выгоду нам и нашим родам.