Страница 64 из 96
Глава шестьдесят восьмая. Ачинск
(в которой все разрешается)
Посвистывая, обезьян дошел по ночным улицам до гостиницы, посвистывая, поднялся по лестнице в номер.
Но вот в номере от благодушного настроения демона не осталось и следа. Расслабившийся ходок бесследно исчез, уступив место сосредоточенному и собранному профессионалу. Аккуратно пройдя между спящими Жиром и Тотом (свин, надо сказать, храпел так, что стены сотрясались), он сел за обшарпанный гостиничный стол и, судя по отрешенному взгляду, погрузился в изучение собственного древа развития. Изучал он его долго — не меньше часа, многократно что-то прикидывая и периодически бормоча под нос что-нибудь вроде: «Нет, это сразу две ветки развития перекроет» или «Это тоже не прокатит, это Кривуля прямым текстом трогать запретил».
Наконец, решившись, он лег на кровать и явно вложил куда-то очки развития, набитые во время паломничества. Судя по тому, что новое умение ставилось минут сорок, и все это время Психа нещадно колбасило — вложился он во что-то серьезное.
Наконец, все закончилось, обезьян перестал дергаться и стонать. Отдыхая, он полежал еще минут двадцать, но спать, несмотря на близкий рассвет, не стал. Встав с кровати, он подошел к окну, минут пятнадцать внимательно изучал пустынную и безжизненную улицу. Не заметив ничего подозрительного, он наконец открыл форточку, превратился в муху и вылетел наружу.
Оба стражника, охранявшие камеру с Четвертым, но сам монах не спал, изучая все разделы в своей встроенной библиотеки, так или иначе касавшиеся проклятий.
Поскольку задержанные в мэрии содержались в самом обычном «обезьянннике», и их от комнаты со стражниками отделяла самая обычная крупноячеистая решетка, сваренная из арматуры, Псих в облике мухи залетел внутрь безо всякого труда.
В камере он принял свой обычный облик и тут же сноровисто залез под кровать, на которой валялся читающий Четвертый.
— Не тормози, Босс. Одеяло до пола спусти, — раздался снизу глухой шепот.
Спохватившийся монах быстро исполнил приказание.
— Докладывай! — потребовал Псих. — Как изучение проклятий продвигается?
— Башка уже пухнет, — пожаловался Четвертый. — Никогда не думал, что их столько видов. Но общие принципы снятия уже более-менее понятны.
— Все виды-то зачем изучать? — посоветовал Псих. — Проклятие было врожденным, случилось еще во время беременности матери.
— Точно? — переспросил монах. — Это здорово сужает область, тогда я за пару часов управлюсь.
— Точно, точно, не извольте сумлеваться, барин, фирма гарантирует, — донеслось из-под кровати. — Сведения от бывшего лучшего хила города, который сейчас бегает с тачкой. На градоправителя он изрядно зол, поэтому о проклятии его сына мне все изложил в подробностях. По его словам, проклятие фатальное, но сильный бафер может сдерживать фатальное развитие событий, что, сколько я понимаю, баранка и делает ежедневно. Это первое. А второе — по его словам, даже со Святостью нулевого уровня это проклятие снимается.
— «Но где ты в наших перденях найдешь мага со Святостью?» — явно передразнил своего информатора он. — А теперь слушай меня внимательно.
Четвертый за время пути прекрасно научился понимать, когда можно попикироваться, а когда нужно заткнуться и слушать. Когда Псих говорил таким тоном, стоило заткнуться и внимать со всей серьезностью. Поэтому юный монах обратился во слух.
— Если ты завтра не снимешь проклятие с младенца — отправишься бегать с тачкой. Ну, по крайней мере, в теории, — замялся Псих. — Это первое. Второе — если ты снимешь проклятие с сына градоправителя, сегодняшняя райская жизнь трех магов-демонов в Ачинске накроется медным тазом. Это два. Тигра и оленя я не знаю вообще, но Золотые рога — очень сильный маг, и она сделает все, чтобы тебе помешать. Это, получается, три. Хуже всего то, что она в курсе, что у тебя есть Святость, и стратегию завтрашнего магического поединка будет строить с учетом этого обстоятельства.
— А это точно? — вновь поинтересовался Четвертый. — Ну, что Святость для нее не станет сюрпризом. Я, в общем-то все свои комбинации завтра простраивал в расчете на сюрприз.
— Эм… Кха… Ну, в общем — точно. Точнее не бывает, — заверил друга Псих, немного смутившись.
— Плохо, — расстроился Четвертый.
— Это еще не плохо. — наставительно сказал пришедший в себя обезьян. — Плохо — если бы тебя уже к плахе тащили под руки два амбала. А это — неприятно. И вообще — надо во всем видеть позитив. Мы знаем, что она знает — это уже хорошо! Вот если бы она знала, а мы не знали, что она знает, она бы, конечно, завтра уделала тебя, как бог — черепаху. Вообще, конечно, главный враг женщин — язык. Болтливы они не в меру. Я бы на ее месте, догадавшись про Святость, слова не сказал бы, а она сразу же мне своим открытием похвасталась.
— Так вы что — виделись что ли? — вылупил глаза Четвертый. — И общались? Когда вы успели?
— Эм… Кха… Блин, да что с моим языком сегодня? — всерьез обозлился на себя Псих. — Бомкает, как ботало коровье. Точно — старею.
— Так вы виделись? — переспросил Четвертый.
— Это была разведка, — отмазался Псих. — И вообще — не твое дело!
Четвертый пристально посмотрел на Психа и сказал.
— Мне сегодня Святость немного срезали. Обычно столько срезают, когда Жир нормы монашеского уклада нарушает. Ну там, напьется, или скоромной пиши нажрется. Ты не знаешь — из-за чего сегодня срезали?
— Понятия не имею! — честным голосом ответил Псих и поспешил перевести разговор на другое. — И вообще, слушай меня, а то я тебе ничего рассказать не успею. В общем, твоя главная проблема в магических поединках — это твой чрезвычайно низкий уровень. Четверка — это вообще ни о чем. А знаешь почему?
— Почему? — машинально повторил Псих.