Обреченная

Люди, с которыми он путешествовал, определенно не были яркими личностями, а время - драгоценно. За ушедшие годы он в полной мере оценил тот грустный факт, что никто не живет вечно.

Однако по вечерам сильное волнение мешало Рэнделлу думать о чем-нибудь, кроме Обреченной. Малейва-3. Планета без будущего. Вам не хочется написать мемуары? «Почему Сколари спросил об этом? Смеялся ли он надо мной?» - Этот вопрос Найтингейл задавал себе все чаще. Ведь Событие приближалось - и воскрешало воспоминания. Неужели вы тот самый Найтингейл, который угробил шестерых?

Ему захотелось выпить. Однако из горького опыта Найтингейл знал, что стоит себе это позволить - и он надерется.

Вскоре все кончится. Под ногами опять будет твердая почва, и он уединится в доме, который купил для него агент по недвижимости. Дом на мысе, вдали от шоссе; к нему вела частная дорога. Ни гостей. Ни соседей. Не надо отвечать ни на чьи вопросы.

Будь он сообразительнее, он бы убрался с Пиннакля много лет назад, прежде чем опять упереться в это носом. Но он пустил все на самотек, решив, что, поскольку он больше не имеет отношения к Малейве, люди позабудут о нем. Позабудут, что он когда-то был там.

Неужели вы тот самый Найтингейл, который так напортачил во время первой экспедиции, что мы никогда туда не вернемся?

У него не было близких друзей, и он точно знал почему. В результате - полное одиночество. Никого, с кем бы он мог поделиться своим самым значительным профессиональным успехом. И теперь в холодном, равнодушном окружении он обнаружил, что напряженно размышляет о своей жизни. Это и в самом деле было путешествие, в которое по своей воле он не отправился бы никогда. Ни в коем случае.

С недавних пор, когда о Малейве-3 вовсю заговорили в новостях, а интерес общественности ко всему происходящему на этой обреченной планете постепенно усиливался, его положение стремительно становилось все более зыбким. Он даже подумывал сменить имя, когда доберется домой. Но решил не тратить время на массу бюрократических проволочек. Пожалуй, достаточно просто держаться подальше от адресных справочников. Он уже совершил одну ошибку, сообщив людям, с которыми летел, что собирается осесть в Шотландии.

Он зашифруется. Любые причитающиеся ему деньги, любые официальные переводы, любой человек, который по той или иной причине попытается добраться до него, будут поступать или обращаться в промежуточное место. А он будет сам решать, отвечать или нет. Никто не будет знать, где он. И если он будет осторожен, никто близ Банффа, где он предполагал поселиться, никогда не узнает, кто он на самом деле.

Не вы ли тот самый Найтингейл, что потерял мужество и пал духом?

В тот ужасный день эти твари добрались и до него. Защитный костюм с полем Фликингера обеспечивал ограниченную безопасность и не сумел защитить от нападения, но зато не дал маленьким сволочам отравить его. Тем не менее клювы пробили мягкую плоть. Его шея, хотя физически и осталась в порядке, никогда не будет излечена окончательно. А от нескольких шрамов на теле он так и не смог избавиться, доктора оказались бессильны.

Любой на его месте поступил бы так же.

Что ж, может быть, и не любой. Однако он не испугался… а если и испугался, то не больше остальных. И не сбежал. И никого не бросил. Он действовал хладнокровно.

Роскошный лайнер «Вечерняя звезда» перевозил полторы тысячи пассажиров, которые надеялись стать свидетелями столкновения. Среди них был всемирно известный Грегори Макаллистер, издатель, журналист, человековед. Макаллистер был самодовольным, однако в меру. В охотничьи экспедиции он брал собственное оружие. Всегда обращал внимание на своих коллег и вел себя так, будто они были на равных. Был безукоризненно вежлив с целыми толпами заурядных людишек: официантами, врачами, капитанами кораблей. Время от времени выдавал шутки касательно глупой деревенщины, однако все понимали, что это лишь шутки.

Он был огромной политической силой, открыл и вывел на литературную сцену дюжину самых блестящих умов. В Чикагском высшем свете, политическом и литературном «мозговом центре», он был чем-то типа директора. Помимо всего прочего он входил в совет директоров Балтиморского института лексикографии, был почетным издателем «Премьера» и влиятельным членом нескольких благотворительных обществ, хотя настойчиво продолжал во всеуслышание клеймить бедняков как ленивых и бестолковых. Он играл немаловажную роль в среде адвокатов, которых школьный комитет Брэнтли привлек для участия в деле «Генезиса». Ему нравилось считать себя единственным в мире практикующим уничтожителем лекарей-шарлатанов, обманщиков, жуликов, репетиторов и священнослужителей.

Он весьма неохотно согласился лететь на «Вечерней звезде». Не то чтобы его не интересовала перспектива посмотреть на разрушение целой планеты. Просто вся эта суета казалась Макаллистеру чуточку плебейской. Действием людей, которым не хватало ряда непреходящих ценностей. Он воспринимал это как нечто вроде появления на общественном пляже. Или похода на футбольный матч.

Однако он согласился, наконец сознавшись в том, что ему это любопытно и он ценит возможность потом говорить, что был свидетелем особого момента в истории. Кроме того, это позволяло ему продемонстрировать свою солидарность с простыми людьми. Даже если эти «простые люди» стремились лишь преумножить свою недвижимость возле Кейп-Кода и на берегу Гудзона.

В конце концов, небольшая планетная катастрофа могла оказаться забавной и даже послужить материалом для нескольких популистских статеек о мимолетности жизни и бренности материального благосостояния. Из всех, кто был достаточно «в теме», чтобы написать об этих событиях, никто, насколько было ему известно, не отправился к месту события.

На его решение лететь повлиял и список пассажиров, пестревший именами политиков и промышленных магнатов.

Хотя Макаллистер не признался бы в этом, его изумила комфортабельность гигантского корабля. Впрочем, каюта оказалась теснее, чем он бы предпочел. Тем не менее она была удобной, а умеренность убранства говорила об отличном вкусе больше, чем сверкающая полировкой показная роскошь, которую обычно обнаруживаешь на борту крупного сверхсветового корабля.

Он наслаждался, прогуливаясь по лабиринту гостиных, баров и холлов. Несколько закутков были переделаны в виртуальные веранды, из которых, когда придет пора, пассажиры смогут наблюдать за Событием.

Хотя Макаллистер первоначально планировал провести бoльшую часть времени за работой, он вместо этого часто заглядывал в закрытый дворик бистро под названием «Навигатор», расположенного на верхней палубе по правому борту корабля. По вечерам здесь толпились видные деятели, их поклонники, различные второсортные фигуры, их советники, журналисты, главы исполнительной власти и даже писатели. Все проявляли волнение, общаясь с ним, и набивались ему в друзья. В первый вечер его пригласили отужинать за столик к капитану. Но он еще не вполне освоился - и отклонил предложение.

У Макаллистера были враги, которые не расстроятся, останься он навсегда где-нибудь в системе Малейвы, у обреченной планеты, но он понимал, что мир в целом воспринимает его как странствующего рыцаря, этакого Дон Кихота, бичующего некомпетентность, борющегося с фиглярством и шутовством и, как правило, идущего в первых рядах тех, кто пытается сохранить планету, руководствуясь здравым смыслом.

За ним закрепилась слава блестящего аналитика и, что более важно, он считался образцом честности и прямоты. Он не принимал сторону ни прогрессистов, ни консерваторов. Его невозможно было ни купить, ни одурачить.

Женщины сами предлагали ему себя. Некоторым он уступал, хотя и с некоторой опаской, с убежденностью, что вот-вот откуда ни возьмись внезапно появится разъяренный супруг. Он питал горячую привязанность к противоположному полу, хотя убежденно считал, проведя годы среди безвольных мужчин, что женщины - кухонно-постельная принадлежность. На кухне и в постели они были счастливее. Он полагал, что в один прекрасный день каждый признает эту простую истину, и тогда все станут жить намного лучше.