Дракон (ЛП)

Разрезы поднимались с обеих сторон по бёдрам почти до талии Рейвен, и Ревик был практически уверен, что в традиционных покроях такой детали не было.

Она выглядела как дорогая недобровольная.

Если так подумать, она наверняка позаимствовала одежду из арсенала наложниц, учитывая, что ткань притягивала его свет даже с расстояния пяти метров.

Сегодня он совершенно не в настроении для такого дерьма.

— Ну? — жестко потребовал он.

Он адресовал вопрос Уте, полностью игнорируя Рейвен и глазами, и светом.

— Что ну, Прославленный Меч? — спросила Уте скучающим тоном.

Женщина-разведчица явно просчитала свой тон, чтобы действовать ему на нервы.

— Где они? — спросил он, не опуская взгляда. — Ригор. Тэн. Вторая половина моих бл*дских армейских сил, которую они забрали с собой. Мне сообщат об их местоположении?

Уте щелкнула языком с притворным утомлением, глянув на Хило. Мужчина-видящий сохранял нейтральное как у разведчика лицо, но его тёмно-серые глаза смотрели резче.

Уте повернулась лицом к Ревику.

— Нет, — прямо сказала она.

Она выполнила глубокий поклон — настолько глубокий, что он никак не мог быть искренним — и склонила голову в небрежном извинении видящих.

— Мне очень, очень жаль, мой самый могущественный брат, — сказала она преувеличенно вежливым тоном. — Я спросила об этом для тебя, как ты и просил, чтобы узнать ответ относительно загадочного исчезновения твоих офицеров. Мне сказали, что нынешние задачи Ригора и Тэна сообщаются лишь тем, кому это абсолютно необходимо знать. Поскольку эта задача в данный момент не является информацией, которой тебе нужно обладать, О Прославленный Меч, мой запрос поделиться сведениями с тобой был отклонён.

Лёгкая улыбка заиграла на её губах, когда она снова поклонилась и показала преувеличенно вежливую версию знака Меча.

— Мы можем как-то компенсировать тебе эту несправедливость, брат? — сказала Уте всё таким же насмешливо вежливым голосом. — …Может, что-то выпить? Может, женщину, чтобы ублажила тебя? На территории наложниц должна ещё остаться одна-две, которых ты до сих по не удостоил этой чести?

Посмотрев на этих троих, Ревик почувствовал, как в его груди нарастает интенсивный жар.

У него не было спокойствия, чтобы иметь дело с этим сегодня.

Он это знал. По той же причине ему нужно покончить с этой беседой (или что это такое, чёрт возьми) как можно быстрее.

И всё же его мозг не полностью отключился. Он чувствовал за этим Менлима, и не только в откровенном отказе делиться базовой информацией, которая нужна ему для выполнения его чёртовой работы. Несмотря на этот прессинг, он чувствовал там психологический компонент, попытку взять его измором, тыча его носом в собственную беспомощность.

Что ещё хуже, он чувствовал, что это работает.

Они брали его измором.

В некоторые дни это казалось медленным: постепенно отщепление того, кем он был, маленькими кусочками, которые он замечал, лишь оглядываясь назад. Даже непоследовательность подхода казалось просчитанной — колебания между лестью и услужливостью, почитанием и незаметными попытками выбить его из колеи.

Не говоря уж о нескончаемом потоке алкоголя и секса, поскольку конструкция явно чувствовала, что это ломает его более глубокими и коварными путями.

Они также использовали более подпольные махинации. Они давали ему положительные моменты с иллюзией, будто он на что-то влияет, даже если он просто предотвратил убийство ещё одного ребенка-видящего или человека. Они давали ему задачи, которые почти казались настоящими, которые действительно могли повлиять на некоторых людей, живущих здесь в оккупации.

А потом бывали такие вещи.

Откровенные попытки спровоцировать его. Открытые проявления презрения и неуважения. Повторяющиеся попытки поставить его на место, разозлить до потери контроля.

Он невольно замечал, что обычно для таких разных подходов к его свету и разуму выбиралось идеальное время.

Он чувствовал ниточки, за которые дергал его бывший опекун.

Не только касаемо Элли и того факта, что он чувствовал издалека, как его брак рассыпается всё сильнее с каждым часом, что он проводил здесь. Не только касаемо того, что он отчаянно скучал по своей дочери (и сыну) и жене, бл*дь, о которой он не мог перестать думать, что бы он ни делал. Не только потому, что они выбрали худший день, чтобы напомнить, как он далёк от всех них, как мало он мог контролировать происходящее с ними, как мало он мог сделать, чтобы спасти останки жизни, которую он оставил, явившись сюда.

Он чувствовал и более старые резонансы.

Резонансы с его детством, с войной, когда другие солдаты в его армии тоже его ненавидели. Он чувствовал связи с Элизой, его первой женой, которую они тоже умудрились отнять от него.

Деликатные повороты ключей и рывки усиливались, пока он боролся с накатывающими эмоциями, а конструкция играла на разных уровнях его света, со спектром его реакций, искала способы проникнуть внутрь, в те его части, которые он старался защитить.

Теперь их осталось совсем немного.

Постоянное вплетание, притягивание, изучение и тыканье держало его в состоянии непрекращающегося напряжения. Иногда это напряжение граничило с паникой. Словно менее сознательная часть его aleimi вечно готовилась к драке.

Хуже того, это делало его параноиком. Постоянным параноиком.

— Ладно, — сказал он, посмотрев на Уте. — Тогда убирайтесь нахрен, — он одной рукой показал на Рейвен. — И её с собой заберите.

— Но нам сказали привести её к тебе, брат, — невинно сказала Уте. — Твой дядя просил конкретно…

— Меня не интересует, чего он хочет, — холодно сказал Ревик. — Особенно в отношении неё. Так что если это не приказ, чёрт возьми…

— Это и есть приказ, брат, — перебила Рейвен отрывистым как у разведчика тоном. — Для нас обоих. Так что с таким же успехом ты можешь уступить.

Ревик глянул на неё, испытав странное облегчение от того, что она хотя бы заговорила нормальным тоном.

— Он бы хотел, чтобы мы обсудили лучшие способы переорганизации этого Города под осадой, — добавила Рейвен, изучая его безжизненными голубыми глазами. — Он бы хотел составить план перехода, в том числе включая вербовку разведчиков и других видящих.

Она показала одной рукой будничный жест.

— Я знаю Город, Дигойз. Ты — нет. Он поручил мне ввести тебя в курс дела, брат. И выполнять роль твоего советника и консультанта, пока ты определяешь лучшие способы управления здесь. По крайней мере, в промежуточный период, — она прищурилась, положив руки на бёдра. — Он бы также хотел, чтобы мы обсудить нашего сына.

Ревик почувствовал, как его челюсти вновь напряглись.

— Нет, — холодно сказал он. — Что касается управления Городом, ладно. Я буду работать с тобой над этим. Мэйгар не обсуждается.

Последовало молчание.

Затем Рейвен издала возмущённый смешок, посмотрев на него.

— Серьёзно?

— Да, серьёзно, — Ревик подавил разряд, нараставший в его свете, и усилием воли сохранил ровный тон. Отведя взгляд, он посмотрел в круглое окно и скрестил руки на груди. — Он был частью моего соглашения с Менлимом. Он не обсуждается, бл*дь, Элан.

— Менлим не согласен.

Ревик перевел взгляд, стискивая зубы.

— Это подразумевалось.

— Опять-таки. Твой дядя не согласен.

— Он мне не дядя, чёрт возьми, — прорычал Ревик с нескрываемой враждебностью. — И если он или ты хоть сколько-нибудь приблизитесь к моему сыну, сделка отменяется. Полностью отменяется, Рейвен.

Рейвен издала очередной возмущённый смешок, шире раскрыв свои голубые глаза.

— К твоему сыну? — переспросила она с явным презрением.

— Вот именно, чёрт возьми.

— Понятно. Я-то и не знала, что теперь он твой сын, Дигойз, — поклонившись с той жёсткой улыбкой на губах, она одной рукой показала насмешливо-уважительный жест. Её тон сделался саркастичным вопреки искренней злости, которая слышалась в её голосе. — Видишь ли, что странно, брат, я припоминаю, что ты игнорировал «твоего» сына примерно тридцать пять лет после его рождения…