Страница 9 из 33
— Я остался в долине Хавера и присягнул ее лорду. Мы не сумели удержать западную дорогу, отразить дьявольское оружие, хотя долго пользоваться им Псам не пришлось. Сорвиголова мог сжечь его огнем. И такие люди нашлись. Похоже было, что запасного оружия у Псов не оказалось, по крайней мере, на дорогах мы не слышали больше этого сухого треска. Но они успели попользоваться им. Разрушены крепости всех Долин на юге, все до единой!
Лежавшая на груди рука Джервона сжалась в кулак, хотя голос оставался по-прежнему бесстрастным.
— Не нашлось и вождя, который объединил бы всех лордов. Псы позаботились об этом: Ремард Дорнский, Мирик Кастенский, Дох, Йонан — всех, кто был бы способен на это, Псы убили или при осаде владений, или подослав подлых убийц.
Каждую мелочь знали Псы, каждую нашу слабость. А их у нас оказалось больше, чем достоинств. Лорды все ссорились между собой, и их брали по одному, голыми руками, словно спелые плоды с ветки.
Сопротивляться в открытом бою мы не могли. Нам оставалось бежать, обернувшись, разить и снова бежать. И белели бы сейчас наши кости, не приди с севера четыре лорда и не вбей они в наши головы каплю ума и порядка. Они сумели доказать тем, кто выжил, что надо или объединяться, или умереть. Так образовалась конфедерация, а потом они договорились со Всадниками-оборотнями.
Конечно, не сразу, но волна отхлынула. Долину за долиной отнимали мы у Псов, хотя временами они и собирались с силами и огрызались. Уж мы-то убедились в этом у форта Ингра. Но настанет время, и Псы не залают, завоют у нас, и мы взыщем с них все! Впрочем, что тогда останется… Столько лордов полегло, долины опустошены. Высший Халлак станет совсем другой страной. Быть может, четверо сохранят верховную власть.. нет, трое — ведь Скиркар умер, не оставив сына, способного взять в руки его знамя. Да, это будет совсем другая страна.
— А что ты намерен делать? Останешься в долине Хавер?
— Вы хотите сказать — если доживу, — улыбнулся Джервон. — Ну, кто сейчас может быть уверен в завтрашнем дне? Кто-то выживет, конечно, но быть ли мне среди них — не знаю, ведь я воин. А что мне делать после победы, я и вовсе не представляю. Я воюю с тех пор, как стал мужчиной, и, пожалуй, позабыл, что значит слово «мир». Нет, вряд ли я присягну на верность лорду Хавера. Быть может, последую мечте отца и отправлюсь на север, за землей, чтобы самому быть хозяином на ней. Но я не строю планов. Нашего ума едва хватает теперь, чтобы дожить до следующего дня.
— Поговаривали, что и в северных и в южных землях многое осталось от Древних. — Я пыталась припомнить, что мне доводилось слышать о тех краях.
— Верно. Может быть, лучше совсем не соваться туда, щитоносица. А пока — едем.
Ночь застала нас среди скал, и мы устроились на ночлег, не разжигая костра, чтобы не выдать себя ни огнем, ни дымом. Я предложила Джервону вместе укрыться плащом Омунда, как предложила бы любому спутнику. И он воспользовался моим предложением и лег со мною рядом, словно была я не Элис, а Элин. Так теплом своих тел согревали мы друг друга, и не зябли мы под плащом, хотя ночи были морозными.
Через день мы подъехали к форту. Повсюду все еще были заметны следы битвы. С краю на месте погребального костра был насыпан небольшой курган. Джервон вынул из ножен меч и отсалютовал.
— Люди Хавера насыпали — воздавали почести погибшим. Значит, они получили подкрепление и вернулись. — Он спрыгнул с коня и отправился на поиски среди разбросанного повсюду оружия и вскоре вернулся с десятком арбалетных стрел, пополнившим его запасы. А еще он принес красивый кинжал с украшенной каменьями рукояткой. На лезвии его не было ни пятнышка ржавчины, хотя долго пролежал он под открытым небом.
— Хорошие мастера у Псов, — сказал он, затыкая его за пояс. — Ну, а теперь, — он вновь вскочил в седло, — на торговую дорогу, она поворачивает отсюда к Тревамперу. Хотя, кто знает, что осталось от этого города.
Уже смеркалось, но мы не стали ночевать у форта. Слишком близко был погребальный курган, слишком многое напоминал он моему спутнику. Мы ехали по дороге, пока Джервон не свернул в кустарник. За ним таились окруженные камнями кострища да остатки шалашей.
— Наш лагерь, — он тронул пепел ногой, — заброшен давным-давно. Здесь можно и переночевать в безопасности.
И опять мы не осмелились разжечь костер. Ночь была ясной, ярко светила луна. Пора было глянуть на талисман. Негде мне было уединиться с чашей и трудно не выдать свою тайну другому. Но узнать, что с братом, было необходимо.
Когда мы поели, я достала чашу и откинула с нее платок. Почти выронила я ее. Легкая дымка стала черным пятном на пояске и днище кубка. Так узнала я, что беда стряслась с Элином. Но жив он и будет жив, покуда вся чаша не станет черной.
— Что это?
Не хотелось мне говорить об этом, но нельзя было не утолить любопытство Джервона.
— Это предупреждение, что брат в беде. Тут была только дымка, а теперь, смотри, — чернота! Если станет чернота подниматься выше — опасность усилится.
А если почернеет весь кубок — значит, Элина нет в живых.
— Уже треть высоты, — отозвался он. — А можете ли вы, госпожа, узнать, в чем опасность?
— Нет, знаю лишь, что не с превратностями войны она связана, а с тайными Силами. Зачаровали его.
— Люди Долин знают только ворожбу Мудрых, а у Псов своя магия и не связана с нашей… Значит, Древние?..
Но как попал Элин в сети древнего зла, я и представить себе не могла. Никогда не интересовался он такими вещами. Попыталась я припомнить, что открыло мне дальновидение: спальню, спящую девушку и брата моего у окна, расшатывающего засовы.
— Вы умеете видеть? — спросил Джервон.
— Не здесь. У меня нет с собою всего нужного, — отозвалась я и задумалась.
Зачем мне делать все так, как учила меня Ауфрика? Ведь и сама она говорила, что сила моя от матери и не ровня я деревенской Мудрой.
Сильно притягивал меня Элин, ведь рождены мы были в одном рождении, и черты его лица были для меня словно зеркало. Поэтому…
— Дай-ка мне бутыль с водой.
Джервон повиновался. Достала я размягченную полоску луба, которым перевязывают раны, насыпала на нее три щепотки порошка из трав, который Ауфрика дала мне в дорогу, и полила все водой из бутыли. А потом хорошенько протерла руки полученной смесью.
Так очистив себя, взяла я чашу в руки; не было в ней воды, но, как прежде в раковину, попыталась я заглянуть в нее, забыть обо всем, кроме Элина, отыскать его мыслью.
И вдруг словно в чаше оказалась я: окружило меня серебристо-белое сияние, ослепило на мгновение, а потом зрение вернулось ко мне. Словно лес, обступили меня круглые колонны. Они были толщиной с дерево, только гладкие, круглые и без ветвей. Не несли они на себе крыши, над головой светила луна да поблескивали звезды.
Неровными рядами стояли колонны, двойной спиралью завивались они к центру, и вступивший на эту дорогу с каждым оборотом спирали приближался к тому, что гнездилось внутри. И тогда страх обуял меня, жуткий страх, какого не ведала я еще, и не думала, что возможен подобный ужас.
Ведь из центра спирали истекала лютая злоба к людям, ко всему нашему миру, и страшной погибелью угрожала она пришедшим сюда.
И вдруг в мгновение все изменилось. Словно маска покрыла беспредельную мерзость. Исчез ужас, ему на смену пришло ожидание чуда и стремление к нему, туда, в сердцевину спирали. Но не обманули меня эти чары, ведь успела я узнать истинную сущность хозяина лабиринта.
На площадке перед колоннами неожиданно появился всадник на боевом коне, в кольчуге, при шлеме и с мечом у бедра. Спрыгнув на землю, он бросил поводья и, не позаботившись о коне, словно следуя какому-то зову, бросился ко входу в спиральный коридор…
Я попыталась крикнуть, встать между Элином и воротами мрака, что был страшнее самой смерти. Но не могла пошевелиться. Брат уже бежал между столбами…
— Элин! — крикнула я…
Чьи-то руки трясли меня за плечи. Я сидела, согнувшись над чашей… над пустой чашей. Луна светила по-прежнему ярко, но столбы и спираль исчезли.