Страница 17 из 33
— Мудра твоя сестра. — Бруниссенда подобралась поближе к нему. — Ведь мужчины в нашем замке еще боятся проклятья. Ты имела с ним дело. И они боятся тебя.
Элин шевельнулся:
— Она сделала это ради меня, госпожа моя, не забывай об этом.
Промолчала Бруниссенда. Только взглянула на меня, и стало мне ясно, что не будет дружбы между нами.
— Что ж, уже день, пора ехать. — Не хотела я больше глядеть на обломки былого родства.
Он дал мне лучшего коня из своей конюшни и лошадь, навьюченную всем необходимым. Хотя бы в этом постарался облегчить свою совесть. И все время не отрывали от меня глаз люди его, загадочным казалось им наше сходство.
Сев на коня, я глянула вниз. Не хотелось желать ему зла. Он живет по своей природе, я — по своей. Потому сделала я знак благословения, приносящий удачу. А он скривился в ответ, словно не желал благословения от меня.
Так уехала я из замка. Но у ворот присоединился ко мне всадник. Я спросила:
— Ну, узнал ты, где сейчас господин твой? И куда нам ехать к нему?
— Он умер, а люди его, те, кто жив еще, присягнули другим властителям. Нет у меня теперь господина.
— Так куда же теперь лежит твой путь, мечник?
— Пусть нет у меня господина, но есть госпожа! Один путь у нас теперь, Мудрая Женщина.
— Да будет так. По какой же дороге и куда проляжет наш путь?
— Кругом война, госпожа. У меня свой меч, а у вас свой. Поищем-ка Псов, иначе зачем нам мечи?
Я рассмеялась. Замок Фроме был позади. Я теперь свободна. Впервые свободна… от опеки Ауфрики, от косых взоров завистливых жителей Роби, от заклятья драконьей чаши — простой чашей будет она отныне, а не путеводной звездой, ведущей меня в опасность. А, впрочем, война, колдовство… Я глянула на Джервона.
Внимательно следил за дорогой мой воин. Не глядел он тогда на меня, охранял. Так, значит, иначе может сложиться моя судьба, стоит мне лишь пожелать.
КУЗНЕЦ ВИДЕНИЙ
Словно из золота и серебра чеканят слова сказители. Старые песни… и новые… Только много ли правды в них? Кто знает? Но и в самой невероятной истории может крыться зернышко истины. Вот хотя бы сказание про кузнеца видений. Трудно живущему ныне отыскать это зерно — все равно что вычерпывать до дна чадящий котел поварешкой.
Кузнеца, что жил в селении Гхилл, звали Бросон, и большую тайну своего мастерства знал он, и малую. А значит, умел ковать железо и бронзу, и с драгоценными металлами справлялся. Только редко приходилось ему изготовлять украшения.
Было у него два сына, Арнар и Коллард, пригожими были мальчики, и не только в Гхилле, что лежит у слияния рек в Итондейле, но даже в Симе и Болдре считали, что Бросон счастливчик. Дважды в год спускался он по реке к броду у Твая, отвозил туда свою работу: кованые петли и дверцы, засовы, мечи, а иногда даже ожерелья и броши из горного серебра.
Все это было еще до вторжения, и никто не нарушал мир в Высшем Халлаке, кроме разбойников, гнездившихся на высокогорьях. Поэтому мужчины верхних долин всегда нуждались в оружии. В Итондейле правил Вескис. Только редко видели его жители долины, ведь унаследовал он от матери земли на побережье, а потом женился там, и приданое жены еще увеличило его владения. Потому в своей здешней крепости он держал лишь горстку пожилых воинов, пару прачек, да и вообще почти все комнаты замка открывались только в Зимнепраздник, а после пиршества закрывались вплоть до следующего года.
На третий год после второй женитьбы Вескиса (о чем всех в долине оповестил глашатай) жителей Гхилла потрясло событие более важное, чем радости их властителя.
С гор спустился купец; в его небольшом караване один из пони вез мешки с ломаным металлом, которому Бросон не знал даже названия. Блеск грубых слитков заворожил кузнеца. Молотом и огнем испробовав небольшой кусок, кузнец боялся теперь упустить хотя бы один слиток и торговался изо всех сил. Откуда этот металл — купец не говорил. Бросон решил, что только из алчности утаивает он это. Пони к тому же захромал, и с искренней или наигранной нерешительностью купец продал-таки металл, и оба мешка, набитые, пожалуй, плавленым ломом, а не самородками, оказались в сарае кузнеца.
Бросон не сразу приступил к работе. Сперва опытным взглядом пытался он понять странный металл и прикидывал, к чему он пригоден. Наконец решил выковать меч. Ведь говорили, что лорд Вескис собирался, наконец, посетить самое западное из своих владений. А сделав своему господину подобный подарок, выказав мастерство, можно было надеяться и на ответные милости.
Расплавить металл Бросон доверил Колларду, у мальчика это уже хорошо получалось. Кузнец решил, что сыновья по очереди будут учиться работать с этим металлом, — ведь он был уверен, что торговец обязательно вернется в эти края с тугими вьюками.
Так сам дал он смерть телу своего сына, как когда-то дал ему жизнь.
Как это произошло, не понял и сам Бросон; Коллард же не проявил никакого легкомыслия, он и так был обстоятельным и старательным юнцом, но в кузнице произошел взрыв, почти разнесший ее на куски.
Были ожоги и раны, но Колларду пришлось хуже, чем отцу. Уж лучше бы он умер прямо тогда. Ведь после долгих месяцев мучений и отчаяния он выкарабкался в жизнь только наполовину, и не был уже полноценным человеком.
Шарвана, Мудрая и целительница, сразу же после взрыва взяла изувеченного мальчика к себе. Но из дверей ее дома вышел уже не Коллард, стройный, пригожий мальчишка, гордость отца, нет — выползло существо, подобное тем, что вырезаны на камнях в развалинах обиталищ Древних (к счастью, немного осталось таких — искрошило их время).
И не только тело его согнулось, словно под тяжестью столетий, даже лицо исказилось в непристойную маску, вроде тех, что ухмыляются в полночь меж ветвей заколдованного леса. У Шарваны было на все свое объяснение, но не могли же ее слова укрыть Колларда от взглядов сверстников, они и сами отводили глаза, когда он ковылял мимо.
Взяла Шарвана гибкую кору и вырезала из нее маску, чтобы прикрыл он изувеченное лицо. С тех пор мальчик не снимал ее, но старался держаться подальше от людей.
Он не стал возвращаться в дом отца, а поселился в старой хижине в низу сада. И работал в нем по ночам, чтобы даже случайно не встретиться с бывшими приятелями. А в хижине устроился поуютнее, ведь взрыв не отнял у него ни умелых рук, ни изобретательной мысли.
Одно время ночами он работал в кузнице, пока Бросон не воспротивился этому, — соседи слышали перезвон молотов и не желали, чтобы этот стук напоминал им, кто так ловко орудует ими. Поэтому Коллард больше не приходил в кузницу.
Как проводил он свое время теперь, не ведал никто, а потому его почти позабыли. На другое лето брат его, Арнар, женился на Никале с мельницы, но Коллард так и не появился на свадьбе, даже издали ни во дворе, ни в саду не промелькнул.
Только на третий год после несчастья люди вновь услышали про него, и то потому, что в кузницу заявился новый купец. Пока тот по мелочи торговался с Бросоном, Коллард стоял в густой тени у сарая. Но когда о цене поясных ножей договорились, сын кузнеца шагнул вперед и взял купца за руку. Молча показал он чуть поодаль на столик, где на платке рядами были расставлены фигурки. Необычные животные; люди, столь прекрасные и совершенные, что лишь героями древних сказаний могли они быть; словно бы бедный калека Коллард, согбенный до конца своих дней, всю тоску, все желание быть таким же, как все люди, вложил в них.
Одни были из дерева, но большая часть была из металла. С удивлением подметил Бросон странный блеск. Это был тот самый металл, который он выбросил тогда после несчастья, опасаясь даже прикоснуться к нему.
Опытный купец, понимая их истинную стоимость, тут же назначил цену. Но Коллард хриплым скрипучим голосом продолжал торговаться и тогда, когда, по мнению Бросона, предложено взамен было достаточно.