Страница 9 из 16
– Вон и мой дом, – пару минут спустя облегченно выдохнула Эбигейл.
– Вы хотите, чтобы я зашел?
– Только если вы так хотите. Изначально я планировала передать вам пару книг.
Уже на крыльце, возле самой двери, Флоренс замер статуей.
– Подожду здесь.
Выходка обошлась неодобрительным взглядом, твердящим сомнения, из которых вытекают разочарования.
– Никуда не сбегу. Хотел бы сбежать – давно бы ушел, – заверил Флоренс Эбигейл, жестом предлагая той скорее зайти в дом.
Эбигейл нырнула за дверь, не закрыв ту полностью, будто бы оставляя наивное приглашение зайти в любой момент. Шаги маленьких ножек быстро затихли, и Эдмунд уединился с теменью, ночной прохладой и затишьем, транслирующим далекие жужжания моторов и редкие шаги то ли где-то поблизости, то ли на соседних улицах… Одиночество приятно покалывало в мозге, он облокотился о парапет, смотрел прямо перед собой – лишь бы куда-нибудь деть глаза – и чувствовал каждую недостающую деталь, а таких было множество. В какой-то телесной полости эхом от стенок отражалась пустота. Дискомфорт. Где затерявшийся пазл, складывающийся в общую картину личности? Где те лоскуты, что разъяренно оторвали от общего полотна и тем самым наградили его душевной уродливостью? А звезды, тем временем, какие красиво описывают гении литературы, застеснялись показываться: небо запачкалось в серости облаков.
– Вот, возьмите.
– Ваши любимые? – Девушка как-то несчастному кивнула в ответ. С ее кожи повеяло тоской разочарований. – Ну да, какие же еще можете дать.
– Это упрек?
– Нет.
– Я могла бы вынести другие, дурацкие.
– Как-нибудь в другой раз. Знаете, меня, пожалуй, не стоит провожать. Вы весь день со мной возились. Устали. Наверное. А я хочу пройтись один. Чтобы почувствовать этот вкус одиночества, как в том романе.
– И вы знаете, куда идти?
– Знаю. А если что, у меня карта с собой.
– Тогда спокойно ночи?
– Спокойной ночи.
Уверенно выплеснул Эдмунд и, минув лужайку, объятую покровом тени, очернившей яркие лепестки желтых тюльпанов, не оборачиваясь, зашагал по тротуару, не ощущая на плечах пристального взгляда девушки, полыхающей тусклым пламенем потерянности на одиноком крылечке.
Книги грелись подмышкой. Выражение лица Флоренса менялось в зависимости мыслей… Пустота внутри невольно убеждает в пустоте в округе. Когда не наполнено смыслом тело, когда время утомительно коротается любым способом в надежде скорее приблизить ожидаемое веселье, человеку среди окружающей действительности открывается идентичное отражение души: бессмысленное, бесцельное… С Эдмундом все обстояло куда сложнее: может, в прошлой жизни он и был никем – благодаря чему и угодил в роль подопытного, – но в новой благодаря потерянному прошлому он, не зная истинной сущности, наивно по-детски веровал в лучшее, не давая тому определения.
Рекламные вывески соблазнительно сияли разноцветными огоньками: красными, белыми, синими, желтыми… Изо всех сил, какие только были в них вложены, они ухищрялись заманить расточительного покупателя в магазин. Одна витрина с игрушками приманила Эдмунда, и он, зачарованный, остановился поглазеть. Магазин уже закрыт, но тайное орудие дьявола навязчиво нашептывало поздним прохожим обещание купить своим детям ту или иную игрушку… Прилив мальчишеского восторга бушевал, тряс Флоренса, как трясут хилую яблоню, не отпускающую единственное спелое яблоко. Он обязательно бы забежал, чтобы купить все, что угодно, – деньги имелись. Рот заполнили слюни… Радость сурово оборвала некстати вспомнившаяся книга. Серьезность, суровость жизни, драма погасили ребячество.
Он пробрался в номер никем не замеченным. Постель поправлена – горничные постарались. От вспышек праведного гнева остались лишь кусочки неприятных воспоминаний, и Эдмунд, смотря на тот маршрут, по которому полдня назад он вышагивал, прорабатывал вновь и вновь каждое движение тела, проговаривал каждое слово, с каждой новой попыткой подбирая более точные и острые фразочки.
Книги стопкой уместились на ночном столике. Спать не хотелось: слишком много неясностей навалилось одновременно, и каждую из них хотелось как можно скорее решить. Но кто поможет? Уж точно не тот сонный администратор, что, убаюкивая себя, качается на стуле, решил Эдмунд и затем потянулся за верхней книгой, словно страницы той что-то прояснят.
4
В отражении зеркала на него с удивлением любопытно глядел незнакомый мужчина, однако в ванную занимал лишь один человек. Просто смотрящий не привык к собственной наружности, и потому отражение казалось ему чужим, незнакомцем, случайным прохожим. Пара морщин на лбу, загорелая кожа, светлые глаза, слегка отражающие металлическую серость. Темно-каштановые спутанные волосы, непричесанные, завитые кудрями, пухлые губы окружены небольшой черной щетиной.
В дверь постучали.
– Войдите!
Нерешительная девушка, ожидая приглашения пройти дальше, застыла за хлопнувшей дверью.
– Вы не закрываете дверь на ночь?
– Спускался завтракать. Но, – медленно начал тот после неловкой паузы, – не думал вас увидеть.
– Почему?
– Проходите, вон стул.
Девушка повиновалась, и только после Эдмунд неоднозначно ответил:
– Не знаю. Вчера вы возненавидели ту официантку.
– И сегодня не особо ее жалую.
– Зачем вы пришли?
– Хотела убедиться в том, что с вами все в порядке. И помочь… – Тихо выплеснула Эбигейл, виновато уткнувшись в пол, будто на том были разбросаны подсказки с фразами, что она записала по пути в гостиницу.
– О Господи! Опять это помощь!
С преувеличенной театральностью руки ухватились за голову, направленную в потолок. Оконная ручка щелкнула, затем воздух ворвался протискиваться средь небольшой затхлости номера.
– Тошнит от нее. Тошнит!
– Что бы делали вы без нее… Меня? Что, скажите мне! – Пыталась оправдаться Эбигейл.
Нависла пауза. Раздумье в воздухе тянулось волнами, которые, захоти, поймаешь, как муху, в кулак.
– И то верно. Но теперь-то я знаю.
– Вы навсегда заставите меня почувствовать себя безответственном предателем, если прогоните сейчас. Прогоните, когда я буду полностью уверена в том, что у вас есть дом, деньги, работа…
– Хорошо, только, пожалуйста, не слова больше, – перебил тот, накидывая коричневый пиджак со множеством катышков на рукавах и спине. – И с чем вы пришли сегодня?
– Обещала помочь обратиться в полицию.
– Так скорее!
Эдмунд рванул с места, будто следы нагло обокравшего вора все еще блестели свежей грязью, спавшей с ботинок.
– И вы совсем ничего не помните?
– Совсем.
Полицейский кинул на него удивление, смешанное с омерзением, его глаза счетчиком рассчитывали по формуле процент сумасшествия в Эдмунде.
– Разве раньше вы не сталкивались с подобным? – Вмешалась Эбигейл.
– Впервые, – усмехнулся тот. – Ладно, все мы люди. А кто для него вы? – Обратился мистер Росс к девушке.
Флоренс среагировал стремглав:
– Да так, одна знакомая, помогающая мне, – с какой-то холодность пояснил тот, будто девушка ожидала где-то вдали, на скамейке.
– Понятно, ну что ж, этой мисс…
– Уокер.
– Мисс Уокер придется с вами еще повозиться. Мы свяжемся с вами по телефону в ближайшее время, когда продвинемся. Думаю, дня через три уже все решится.
– А раньше никак?
– Мистер Флоренс, – серьезно процедил человек в форме, – вы не единственный, кто обращается в полицейский участок. А с такими пустяковыми проблемами…
– Пустяковыми? – Эдмунд вскочил на ноги. – Да что вы знаете о моем горе? Вы, зажравшийся воспоминаниями! Вы и понятия не имеете о ценностях, какие хранит память, самое надежное хранилище в человеческом теле, а когда ту украли… Да что перед вами распинаться! Никто, абсолютно никто не в силах понять этой опустошенности. – Ноги подвели, и Флоренс ослабленно опустился на стул. – Была личность, а затем затерялась среди бесконечности, что ни за что не вернет украденное.