Флакон чувств

– Понятно? – Повысил голос тот.

В ответ она только кивнула, не в силах пошевелить языком.

– Хорошо, пока вы будете развлекаться, я подумаю над следующими актами.

– А кто тогда заменит сестру?

В раздумье Раймс промычал, посмотрел время на наручных часах так, будто хвастался ими.

– Пускай она не может приехать, или… Тебя приняли за его сестру. И вот что, когда выпишем, размести его в гостинице, а затем пригласи перебраться к тебе, вы должны быть идеальной парой, которой суждено распасться. Можешь идти.

Она задвинула стул, кофе оставила недопитым.

– Нет, подожди!

– Да?

Он подошел к ней вплотную. Дорогие духи невидимыми лапками охватили ее тонкий носик. Он подошел к девушке настолько близко, что еще бы один шаг оттолкнул бы девушку грудью.

– Будет тухнуть, подмешай ему в чай или куда-нибудь чуть-чуть этого.

Раймс открыто вложил в руку девушки маленький пакетик с белым порошком – та стыдливо покраснела, затряслась, словно ее вот-вот схватят шпионы с поличным, хотя никого, кроме них, в кабинете более не было.

– Взглянуть на результат хочешь?

Спрятав пакетик в левый кармашек платья, Эбигейл боязливо кивнула – Раймс подозвал ее к себе жестом и пододвинул на край стола деревянную шкатулку. От плотного тела врача, закутанного в тонкую медицинскую форму, струился жар. В шкатулке, как выяснилось, томился флакон с яркой жидкостью, что под освещением переливалась от желтого к оранжевому и наоборот. Ее сияние уподоблялось сиянию путеводной звезды, что способна провести, испуская слабый свет, сквозь кромешную темноту… Раймс зажал флакон между указательным и большим пальцами, явно не предлагая девушке взять его в руки – настолько он не доверял посторонними, даже тем, кому поручил целого человека.

– Что это? – Спрашивала Эбигейл, не вытаскивая руки из кармана.

– Это прошлая жизнь нашего пациента. Здесь все его воспоминания. От рождения, до последних минут. Но они не понадобятся. Мне новые, сильные потрясение, что после обратятся в точно такую же жидкость, а эту… Пока что оставим.

Он быстро спрятал флакон обратно в шкатулку. Навис над столом как над павшей жертвой. Когда Раймс опирался о стол руками, тот протяжно заскрипел…

– И запомните, – почти что отцовский тон слишком быстро переменился на суровый, холодный, – он ни при каких обстоятельствах не должен узнать об опыте, ясно?

– Да.

– И вот еще, стихи передала ему ты, теперь иди.

2

Легкий стук. Такой, что вовсе не потревожит, но предупредит. Девушка просунула голову в приоткрытую дверь: больной с нетерпением ожидающего любого происшествия приковал взгляд к желанному и временно недоступному выходу.

Она вошла скромной походкой, будто неуверенная девушка, жутко стесняясь и боясь, заходит в кабинет к начальнику на собеседование. Дверь за спиной хлопнула – Эбигейл вздрогнула, испугавшись. Человек с перевязанной головой, улыбаясь пугливости, с минуту молча таращил глаза. Любой вошедший казался ему диковинкой, непонятным существом, наделенным способностью путать во лжи или проливать истину, черт его разберет, где есть правда.

– Вы не похожа на медсестру.

– Вы очень внимательны.

– Вы Эбигейл?

– Да, – скромно ответила та, кончиком языка облизнув губы, как бывает, когда наконец-то дорвался до того, чего очень желанного.

– Флоренс?

– Нет.

– Странно. Мою сестру тоже зовут Эбигейл. Вот совпадение, правда? Присаживайтесь, зачем же стоять…

– Это я передала вам книгу.

– Но мне сказали…

– Знаю, – она уселась на стул возле кровати, расправила складки бело-голубого летнего платья и вскинула на него глаза, в голубизне которых будто парили облака, рассекаемыми красивым полетом хищных птиц, что не могут по слабости воли пустить когти, – врач все напутал, наверное, устал. У него такие мешки под глазами, а мы ведь еще поздно вечером приехали…

– Откуда вы меня знаете?

– Мы с вами познакомились не так уж давно, до вашей трагедии. В кафе, – ее тоненькие пальчики сжимали платье, она чувствовала, как ладони буквально полыхают огнем. – Меня попросил присмотреть за вами на первых пора.

– А как же моя сестра?

Эбигейл растерянно пожала плечами.

– Хотите чай? Тут очень вкусный чай, я такой никогда еще не пробовал.

– Хочу.

Флоренс потянулся к кнопке – Эбигейл опередила его и будто случайно провела тонким следом подушечкой пальца по мужской коже, вызвав, к своему разочарованию, лишь неодобрение.

Сестра явилась мгновенно, будто все это время подслушивала под дверью.

– Будьте любезны, принесите чай мисс…

– Мисс Уокер.

– Мисс Уокер тоже. И сахар не забудьте.

Сестра недовольно фыркнула и спустя пару минут вернулась с подносом, открытая дверь левым плечом.

– Ну как? Вкусно?

– Угу, – промычала та. В сущности, это был обычный заварной черный чай в пакетиках, не отличающийся изысканностью. Противный для тех, кто привык для более утонченным вкусам.

– Когда вы поправитесь, я угощу вас тоже отличным чаем.

– Мы познакомились в кафе?

Эбигейл утвердительно кивнула, ставя на одну треть пустую чашку на тумбочку рядом с чашкой Флоренса.

– Вы подсели ко мне за столик в кафе вчера вечером, а потом потеряли сознание и… Упали, – как-то стыдливо призналась она. – Я тогда так испугалась, не знала, за что взяться, то ли вам помогать, но как, тоже не знала, то ли вызывать скорую…

– Что мы пили тогда, в тот вечер?

Эбигейл потерла светлый лоб тыльной стороной ладони. Ее яркий облик и здоровое личико дисгармонировали с больничными палатами, тоже светлыми, только пропитанными болезнями, смертью и запахами чудотворных лекарств. Среди этого смрада погибели она представала ангелом, спустившимся проповедовать свалившимся с ног, извивающимся, подобно червям, от боли людям, рассчитывающим на знания других, здоровых, что учились лечить… Однако ангел сам же, искусно сбрасывая и надевая маски и костюмы, участвовал в дьявольском спектакле, написанным от скуки или ради высшей цели Раймсом.

– Не помню, совсем из головы вылетело.

– Это у вас-то из головы вылетело? – Он улыбнулся приятной детской улыбкой, от которой беспричинно поднимается настроение. – Я-то запамятовал настолько, что даже не помню самого себя, можете себе представить? Очнувшись, я смотрел на эти ладони, – Флоренс вытянул вперед обе руки, – и не признавал их. Не мои руки! Только проведя ночь наедине с ними, привык к ним, хотя они все равно до сих пор кажутся мне какими-то чужими. А с вами такое случалось?

– Нет.

– Просто вы помните все-все, – с иронией подметил тот. – Я вам завидую. Хотите, прочитаю любимые стихи?

– Хочу.

Он взялся за книгу, нужный стих отыскал сразу же – страница там была сильно измята, видно, пальцы перетирали ее несколько скучных часов подряд. В огромной палате, пронизанной одиночеством, мужской голос звучал ужасающе громко, непривычно, даже пугающе. Отбеленные стены, казалось, вот-вот стыдливо сбросят с себя краску от неготовности воспринимать льющиеся строки.

– Красиво читаете и так просто, без тени стеснения.

– Роберт Фрост замечательный поэт.

– Да, вы тогда о нем еще в тот вечер говорили, вот я и решила снабдить вас стихами, чтобы не так скучали.

– О чем мы с вами еще говорили?

Девушка, задумавшись, замолчала, двигала вниз-вверх бровями и кончиком языка через каждые несколько секунд облизывала губы. В ожидании какого-никакого рассказа, способного восстановить хоть крошечные осколочек потерянной памяти, Эдмунд приподнялся, чтобы устроиться поудобнее. За стеной, в коридоре, раздавались торопливые шаги медсестер и редкие короткие переклички. В периоды затишья в палату спускалась такая глухая тишина, что даже тиканье маленьких тоненьких часов, нацеленных на ручку молоденькой девушки, можно было услышать даже в противоположном углу.

– Не помню, хоть убейте, наверное, это из-за страха. Помню, я тогда жутко устала, это все…