Голова, полная призраков

Так что я не читала и не перечитывала вечно одни «Машины, грузовики и все, что ездит». Поиски Золотого Жучка в тишине моего уединения были ритуалом, которым мы с Марджори предваряли добавление новой истории в книгу. Прямо на страницах книги мы уже вписали десятки сюжетов, которые затрагивали почти всех эпизодических персонажей, населявших мир Ричарда Скарри. Конечно же, все истории я не помню, однако была история о кошке, чья машина застряла в луже патоки. Коричневая масса пролилась из автоцистерны, для удобства снабженной надписью черными буквами «Патока». На кошкиной мордочке я пририсовала массивные очки в черной оправе. Точно такие, какие я носила сама. Эти же очки появлялись у всех персонажей, для которых мы писали истории. В пустое место вокруг кота и автоцистерны с патокой я вписала своим мелким аккуратным почерком (но жутко безграмотно) следующий сюжет: «Кошка Мерри опаздывала на работу на обувную фабрику, и тут бац – умудрилась застрять в вязкой патоке. Она так разозлилась, что у нее с головы слетела шляпа! Она простояла в патоке не один день и не одну ночь. Она так и стояла посреди дороги день за днем, пока ей на помощь не пришли множество дружелюбных муравьев, которые съели всю патоку. Кошка Мерри была в восторге и пригласила муравьев к себе домой, где она построила для них огромную муравьиную ферму, чтобы они остались жить с ней. Кошка Мерри постоянно с ними разговаривала, придумывала им имена, начинающиеся на букву М, и всегда давала им их самую любимую еду. Патоку!».

Истории в моей книжке Скарри были короткие и фантастичные со странно счастливыми или вселяющими надежду концовками. Сюжеты в основном придумывала Марджори, которая, естественно, всех персонажей-животных называла моим именем.

Обнаружив Золотого Жучка на последней картинке, я пулей выскочила из моего картонного домика. С книгой в руках я выбежала из спальни и понеслась по длинному коридору в сторону комнаты Марджори. Я специально бежала босиком и сильно топала ногами по паркету, чтобы она услышала, как я приближаюсь. Не предупредить ее о моем наступлении было бы нечестно.

Той осенью у нас дома был введен абсолютно новый режим приватности. Марджори стала закрывать дверь в свою спальню, что следовало понимать как «Мерри, держись подальше, а то я за себя не ручаюсь!». Дверь обычно была заперта, когда она делала домашку, и по утрам, когда она собиралась в школу. Марджори было четырнадцать лет. Она училась уже в 9-м классе школы[10]. Новоиспеченная старшеклассница теперь утром тратила гораздо больше времени на сборы, чем в только недавно закончившемся детстве. Она оккупировала ванную комнату на втором этаже и потом уединялась в своей комнате вплоть до того момента, пока ожидающая ее в холле мама не начинала орать, что мы опоздаем в школу или на некую встречу по милости Марджори, которая ведет себя слишком высокомерно и «хватит уже прятаться в своей раковине». Я неизменно хихикала, когда слышала последнее, потому что мама выдавала всю эту тираду настолько быстро, что слова превращались в сплошной поток образов. Я каждый раз разочаровывалась, когда самая что ни на есть обычная Марджори, не спрятанная за створками морской ракушки, стремительно сбегала вниз по лестнице.

Был ленивый субботний день, так что я не ожидала, что дверь в ее спальню будет закрыта. Как и любая младшая сестра, я максимально уважала желание Марджори не держать дверь в комнату открытой, но Марджори определенно должна была услышать, как я несусь по коридору.

Слегка запыхавшись после бега, я остановилась перед большой дверью в спальню Марджори. Это была единственная дверь в нашем старом доме, которую мы не меняли. Дверь из массива дуба, выкрашенная в тон с полом в темный цвет, была той же толщины, что и стена, и могла спокойно выдержать натиск и полчищ варваров, и таранов, и маленьких сестричек. Дверь в спальню Марджори сильно отличалась от моей дверки-дешевки из пиломатериалов, которую с разрешения родителей я могла украшать и осквернять на свое усмотрение.

Ну и что с того, что это дуб? Так как это была суббота, я имела полное право в рамках четко обозначенных нами в ходе долгих дискуссий договоренностей постучаться в дверь к Марджори. Я так и сделала. Поднеся сложенную в рупор руку ко рту, я прокричала в замочную скважину:

– Читать пора! Ты мне обещала вчера!

До меня донесся ее пронзительный смех. Она, казалось, была в восторге, что ей что-то сойдет с рук.

– Что тут смешного? – Я грозно нахмурилась. Все внутри меня как-то неприятно сжалось. Дверь, видимо, была забаррикадирована, потому что она решила подшутить надо мной, писать со мной новый сюжет она явно не собиралась. Я снова выкрикнула: – Ты же обещала!

Марджори наконец ответила своим обычным голосом, от которого уже не было того впечатления, как от смеха, звучавшего, будто бы она надышалась гелием.

– Ладно, ладно. Проходите, мисс Мерри.

Я позволила себе небольшой победоносный танец, который я подсмотрела у Губки Боба. «Ура! Ух!». Я прижала книгу подбородком и удерживала ее у груди локтями, поскольку уронить ценный груз на пол я не хотела (плохая примета для книг). Для поворота дверной ручки мне нужны были обе руки. Потребовалось более одного удара плечом в неподатливую дверь и, наконец, под звуки моего собственного кряхтения я все же пробилась внутрь спальни.

Поскольку я была убеждена, что буду такой же, как Марджори, когда вырасту, посещение ее комнаты казалось мне взглядом в мое собственное будущее, которое походило на живую карту с постоянно меняющимися очертаниями. Марджори все время переставляла местами кровать, комод, письменный стол, разнообразные книжные шкафы и ящики из-под молочных бутылок, которые служили хранилищами новейших атрибутов ее жизни. Она также меняла местами постеры, календарь и украшения в виде небесных тел на стенах. Следуя примеру сестры, я каждый раз устраивала перестановку и в моем картонном домике. Правда, ей я об этом никогда не рассказывала.

В ту субботу кровать в комнате Марджори была задвинута до самого упора в дальний угол, прямо под единственное окошко в комнате, где вместо занавесок уже висела простая тонкая кружевная завеса белого цвета. Наложенные друг на друга постеры неаккуратно висели в произвольном порядке на стене напротив ее кровати. Все остальные стены были голые. Ее комод и зеркало были сдвинуты в другой угол, а книжные шкафы, прикроватная тумбочка и ящики из-под бутылок с молоком расставлены по оставшимся углам так, что середина комнаты оставалась полностью свободной от вещей. На чертеже обстановка комнаты была бы похожа на букву «X», но без крестика по центру.

Я медленно вошла в комнату на цыпочках, чтобы не задеть ненароком какую-нибудь невидимую мину замедленного действия и вызвать гнев Марджори, перемены настроения которой было все сложнее предугадывать. Любая предполагаемая провинность с моей стороны могла привести к ссоре, которая заканчивалась или слезами и моим бегством в картонный домик, или грубоватыми попытками папы выступить посредником между мной и сестрой. Папины увещевания обычно сводились к тому, что он орал громче и дольше нас обеих (в этом ему равных не было). Я остановилась посередине комнаты, ровно по центру «X». Мое сердце громыхало, как попавшая в сушилку монетка. Но я получала несказанное удовольствие от каждой секунды происходящего.

Марджори сидела, скрестив ноги, на кровати, спиной к окну. Пробивавшийся снаружи сероватый свет оттенял ее силуэт. На ней была белая футболка и новенькие треники, которые она получила от своей футбольной команды. Треники были оранжевого цвета, напоминая о Хэллоуине. Сбоку на одной из штанин была черная трафаретная надпись «Пантеры». Темно-каштановые волосы Марджори убрала в тугой хвостик.

На коленях у нее лежала большая книга. Под словом «большая» я имею в виду не толстая, как словарь, а широкая: разворот книги полностью закрывал ее скрещенные ноги. Длинные и крупные страницы книги были красочно оформлены. По формату каждая страница книги была примерно того же размера, что и книжка Скарри, которую я все еще держала у груди, будто бы отгораживаясь щитом.

10

В американской системе образования старшие классы средней школы – с 9-го по 12-й.