Страница 23 из 35
Блок
Чёрный вечер.Белый снег…Александр БлокКолодец двора и беззвездье над срубом колодца.Окраины справа и порт замерзающий слева.Сжигаются книги, и всё, что пока остаётся, –Поверхность стола и кусок зачерствелого хлеба.Не слышно за окнами звонкого шума трамваев –Лишь выстрелов дальних упругие катятся волны.В нетопленой комнате, горло платком закрывая,Он пишет поэму, – в названии слышится полночь.Не здесь ли когда-то искал свою музу Некрасов?В соседнем подъезде гармошка пиликает пьяно,И мир обречённый внезапно лишается красок, –Он белый и чёрный, и нет в нём цветного тумана.Ночной темнотой заполняются Пряжка и Невки,Кружится метель над двухцветною этой картиной,И ломятся в строчки похабной частушки припевки,Как пьяный матрос, разбивающий двери гостиной.1985Комаровское кладбище
На Комаровском кладбище лесном,Где дальний гром аукается с эхом,Спят узники июльским лёгким сном,Тень облака скользит по барельефам.Густая ель склоняет ветки внизНад молотком меж строчек золочёных.Спят рядом два геолога учёных –Наливкины – Димитрий и Борис.Мне вдруг Нева привидится вдалиЗа окнами и краны на причале.Когда-то братья в Горном нам читалиКурс лекций по истории Земли:«Бесследно литосферная плитаУходит вниз, хребты и скалы сгрудив.Всё временно – рептилии и люди.Что раньше них и после? – Пустота».Переполняясь этой пустотой,Минуя веток осторожный шорох,Остановлюсь я молча над плитойВладимира Ефимовича Шора.И вспомню я, над тишиной могилУслышав звон весеннего трамвая,Как Шор в аудиторию входил,Локтем протеза папку прижимая.Он кафедрой заведовал тогда,А я был первокурсником. Не в этом,Однако, дело: в давние годаОн для меня был мэтром и поэтом.Ему, превозмогая лёгкий страх,Сдавал я переводы для зачёта.Мы говорили битый час о чем-то,Да не о чем-то, помню – о стихах.Везде, куда ни взглянешь невзначай,Свидетели былых моих историй.Вот Клещенко отважный Анатолий, –Мы в тундре с ним заваривали чай.Что снится Толе – шмоны в лагерях?С Ахматовой неспешная беседа?В недолгой жизни много он изведал, –Лишь не изведал, что такое страх.На поединок вызвавший судьбу,С Камчатки, где искал он воздух чистый,Метельной ночью, пасмурной и мглистой,Сюда он прибыл в цинковом гробу.Здесь жизнь моя под каждою плитой,И не случайна эта встреча наша.Привет тебе, Долинина Наташа, –Давненько мы не виделись с тобой!То книгу вспоминаю, то статью,То мелкие житейские детали –У города ночного на краюКогда-то с нею мы стихи читали.Где прежние её ученики?Вошла ли в них её уроков сила?Живут ли так, как их она учила,Неискренней эпохе вопреки?На этом месте солнечном, лесном,В ахматовском зелёном пантеоне,Меж валунов, на каменистом склоне,Я вспоминаю о себе самом.Блестит вдали озёрная вода.Своих питомцев окликает стая.Ещё я жив, но «часть меня большая»Уже перемещается сюда.И давний вспоминается мне стихНа Комаровском кладбище зелёном:«Что делать мне? – Уже за ФлегетономТри четверти читателей моих».1985Тридцатые годы
Тридцатых годов неуют,Уклад коммунальной квартиры,И жёсткие ориентиры, –Теперь уже так не живут.Футболка с каймой голубой,И вкус довоенного чая.Шум примуса – словно прибой,Которого не замечаешь.В стремительном времени том,Всем уличным ветрам открытом,Мы были легки на подъём,Поскольку не связаны бытом.Мы верили в правду и труд,Дошкольники и пионеры.Эпоха мальчишеской веры, –Теперь уже так не живут.Хозяева миру всему,Поборники общей удачи,Мы были бедны – потомуСебе мы казались богаче.Сожжён зажигалками дом.Всё делится памятью позднейНа полуреальное «до»И это реальное «после».Война, солона и горька,То чёрной водою, то краснойРазрезала, словно река,Два сумрачных полупространства.На той стороне рубежаПросматривается всё режеТуманное левобережье –Подобие миража.1985Рим
Над Колизеем в небе дремлетЗаката праздничная медь.Как говорил один из древних:«Увидеть Рим – и умереть».Припоминать ты будешь снова,На свете сколько ни живи,И замок Ангела Святого,И солнечный фонтан Треви,И храмов золотые свечи,И женщин редкой красоты, –Но города, который вечен,В том Риме не увидишь ты.Великий город, это ты лиПоследний испускаешь вздох?Его навеки заслонилиСтроения иных эпох.Но у руин былого дома,У полустёршейся плитыТебе покажутся знакомыЕго забытые черты.На Капитолии, и в парках,И там, где дремлет акведук, –Империя времён упадкаВезде присутствует вокруг.Ещё идут войска по тропам,Достойны цезари хвалы,Ещё простёрты над ЕвропойЛитые римские орлы,И лишь пророками услышанНедуг неизлечимый тот,Который Тацит не опишет,И современник не поймёт.1985