Музейная пыль

— Курт, забери её отсюда!

— Нет! — выдохнула я, крепче вцепляясь в его плечи.

— Софи, пожалуйста.

Теплое дыхание коснулось уха, и я осознала, что плачу. Слёзы просто катились по щекам, горло перехватило так, что и слова не сказать. Казалось, мир закончится, если разожму руки и сделаю хоть один шаг в сторону.

— Софи, беги отсюда. Всё будет хорошо.

Я замотала головой, не в силах заставить себя верить в эту слишком очевидную ложь. Я не ребёнок, понимаю достаточно. Что делать с тем, кого даже не убить? Как остановить?

Умом я прекрасно сознавала, что надо бежать, что я сейчас ничем не помогу, только мешаю, но заставить себя двигаться просто не могла. С моим уходом неизбежно закончится что-то важное. Наверное, самое важное в моей жизни. И я никогда, никогда уже этого не верну.

— Ну не плачь, — попросил он, кончиками пальцев проводя по моей мокрой щеке. — Не плачь.

Я только всхлипнула, прижимаясь ближе. Так много хотелось сказать, а слов и сил не было. Всё заканчивалось, драгоценные мгновения утекали сквозь пальцы, но я ничего не могла с собой поделать, и упускала их, одно за другим.

Дыхание обожгло щёку, одно короткое слово раскололо реальность, а потом я провалилась в холодную темноту. Сильная рука настойчиво тащила меня сквозь неё непонятно куда. Я задыхалась, но бежала, не в силах сопротивляться. Краем затуманенного сознания поняла, что меня втолкнули в машину, но мы никуда не двигались. И я просто сидела, откинувшись на спинку, чувствуя, как слёзы продолжают катиться по щекам.

Потом послышалась возня, кто-то оказался на сиденье со мной рядом, хлопнула дверь, и мы сорвались с места. Я услышала сдавленное ругательство и с удивлением узнала голос Оливии.

— Зажми пока, — посоветовал голос Курта с переднего сиденья. — Круто ты его.

— Он меня не хуже…

Голос Оливии дрожал и срывался. Усилием воли разлепив непослушные веки, я увидела в слабом свете салонного светильника ссадину на её скуле и разодранный рукав куртки. Платок, который она прижимала к распоротой ладони, потемнел от крови.

— Так ты что, реально тайэ?

Курт тоже произнёс это непонятное слово. Кажется, им всем тут был известен его смысл, а вот я такое слышала впервые.

— Нет конечно, — процедила Оливия. — Настоящая тайэ сожрала бы эту тварь и вами закусила. А у меня так, тяжёлая наследственность.

— Всё равно круто, — сообщил Курт. — Я бы так не смог.

Они ещё о чём-то говорили, но я опять провалилась в полузабытьё и перестала воспринимать смысл слов. Внутри, там, где раньше было сердце, звенела ледяная пустота, которая вряд ли уже однажды заполнится.

* * *

Пить я не стала, почти не сомневалась, что в воду подмешали что-то успокоительное. Отключаться в мои ближайшие планы не входило, хотя не стала бы утверждать, что нахожусь в полном сознании. Но пока ещё я цеплялась за реальность и не была готова окончательно с ней расстаться. Только не сейчас.

Из коридора доносились шаги и приглушённые голоса. Я жадно ловила каждое слово, но речь как назло шла только об арестованных подельниках Брэна. То и дело поминали Дрейка, частенько не самыми цензурными словами, радуясь, что уж теперь-то этот урод на свободу точно больше не выберется. А я так и сидела одна в чьём-то кабинете, забившись в угол диванчика, и ждала непонятно чего.

Тихо скрипнула открывшаяся дверь, и на пороге появилась Оливия. Постояла пару секунд, словно в нерешительности, потом всё-таки вошла и села на противоположный край дивана. Протянула мне бутылку воды, которую принесла с собой.

— Не бойся, — сказала она, заметив мою нерешительность. — Ничего не добавляла. Только что в автомате внизу купила.

Я взяла бутылку, покрутила в руках. Она в самом деле не была распечатана. Справиться с крышкой удалось не сразу. Руки, что странно, не дрожали, но сил осталось слишком мало. Удивительно, как ещё не выронила.

— Слышала что-нибудь? — спросила я, сделав пару глотков.

— Нет.

Она покачала головой. От ссадины на её лице осталась только небольшая розовая полоска. Ладонь украшала такая же. Значит, успела навестить целителя. Я в очередной раз поразилась её спокойствию и самообладанию. Теперь готова была верить, что она не шутила, когда заявила твари, что видела и пострашнее.

— Совсем ничего не говорят?

— Совсем.

Я положила бутылку на диван рядом с собой и закрыла глаза. Плохо это, очень плохо. Будь наоборот, вовсю бы обсуждали. А раз молчат…

— Мне пора, меня ждут, — тихо сказала Оливия. — Ты не бойся, всё хорошо будет, вот увидишь.

На это я смогла только криво улыбнуться. Все говорят одно и то же. И конечно, всё будет хорошо. Мир не рухнул, люди и дальше будут учиться, работать, влюбляться, ссориться и жить, счастливо и по-всякому. Всё — будет. Но что будет со мной?

Снова потянулись бесконечные минуты неизвестности и ожидания. Суета за дверью почти прекратилась, кажется, местное управление Секретной Службы вернулось к обычной рутинной работе. И я всё-таки задремала в наступившей тишине.

Разбудил меня нарастающий смутный шум. По коридору шла, похоже, целая толпа. Чей-то хрипловатый голос частил так, что слов было не разобрать. Другой, низкий и властный, отвечал ему в редких паузах чётко, но односложно, в основном отделываясь тремя словами: да, нет и потом.

Кое-как протерев глаза, я посмотрела на часы. Оказывается, проспала почти два часа. Шея затекла порядком и теперь ныла, противно и занудно. Поясница её полностью поддерживала. Попытка встать не удалась, головокружение мигом усадило меня обратно. Нащупав бутылку, я глотнула ещё воды. Легче не стало.

Дверь распахнулась, и я увидела за ней целую толпу. Большинство маячили чуть позади, одинаково держа папки перед грудью словно в попытке ими заслониться. На самом пороге оказались только двое: долговязый лысеющий мужчина лет сорока и тот самый импозантный маг с сапфировыми запонками. Максимилиан Роадс. Отец Сантера. Сердце трепыхнулось и замерло, в глазах снова потемнело.

— Но господин советник… — почти простонал долговязый.

— Что, господин пока что начальник управления? — до боли знакомо приподнял бровь Роадс-старший. — Я где-то неясно выразился? Ваше заявление должно лежать у меня на столе к обеду. Ещё вопросы?

Толпу во главе с долговязым как ветром сдуло, только двери вдалеке захлопали. Я с трудом сглотнула, сжимая обеими руками бутылку. Не просто так он появился здесь лично. Что-то случилось. Скорее всего — что-то ужасное.

— София?

Я кивнула. Бутылка выпала из разом ослабевших пальцев и покатилась по полу. Последним усилием воли я задушила подступившую истерику. Нужно было продержаться ещё чуть-чуть… Боже, сколько раз я говорила себе это за последние сутки?!

— Как вы?

Он подошёл, подобрав по пути бутылку, сел рядом, взял меня за руку, осторожно коснулся большим пальцем кольца. Задержал на нём взгляд, слишком долгий и внимательный для случайной задумчивости. Я задумалась бы над этим. Если бы могла.

— Просто скажите, что с ним, — едва выговорила я. — Где он?

Несколько секунд молчания были красноречивее любых слов. Я с трудом перевела дыхание, удерживаясь на самой грани. Хотелось просто лечь, свернуться клубочком и лежать так в темноте бесконечно долго.

— Поехали.

Он встал, наконец-то выпустив мою руку. Я тоже вскочила, слишком поспешно. Качнулась от навалившейся слабости, с трудом устояла на ногах лишь благодаря подхватившей меня под локоть руке. Только что у меня ничего не было, но вдруг появилась надежда. Уж наверняка опознание в морге обошлось бы без меня.

— Вы ели хоть что-нибудь?

— Вчера, — криво улыбнулась я, пережидая головокружение.

Вчера в обед, когда всё ещё было хорошо, я ела мамины бутерброды. И тогда мне казалось, что моя жизнь ужасна, потому что мне и брату грозила тюрьма. Господи, это был такой глупый страх… Не понимала я, чего на самом деле стоило бояться.

— Надо поесть.

— Потом, — мотнула головой я. — Скажите мне что-нибудь, пожалуйста. Иначе…