Страница 16 из 22
– К Четвертому июля справлюсь, – заверил Брендон. – Кстати, не прокатишься со мной на Клируотер-Коув? Пикник бы устроили, а? «Твинкиз»[15] будут обязательно – ты ведь их любишь? И курица с ананасами. У меня даже есть набор для фондю.
Соблазняя, Брендон не переставал работать гантелью. Вены на правой руке вздулись, как веревки.
– Да не хочу я с тобой встречаться! Со старшей школы меня окучиваешь – и как не надоест?
– Придет день, и я к тебе остыну, Стар.
– Это бы обещание – да в письменном виде.
Стар взяла Уока за руку, они пошли дальше.
– Нет, ну правда, Уок! Этот Брендон – он себя до сих пор старшеклассником воображает.
– И не может пережить, что ты предпочла ему Винсента.
Они дошагали до последнего дома на Айви-Ранч-роуд. Уок оглянулся – Брендон Рок всё стоял в воротах. Наверняка спины их глазами буравил.
Уок и Стар гуляли не просто так. Вот уже почти десять лет это был их ритуал. Уок приезжал в понедельник утром, выводил Стар из дому, говорил с ней. Не бог весть что; но порой ему казалось, что Стар без этих прогулок и бесед пропадет. Психотерапевт – сам по себе; ему всего не расскажешь. А Уоку – пожалуйста.
– Ну и как он?
– В порядке.
Стар прищурилась.
– И что, блин, это значит – в порядке? Давай выкладывай, не юли.
– Я слыхал, что тут у тебя произошло. В смысле, ночью.
– А, ну да. Явился благородный рыцарь, мать его… Так вот: всё под контролем. Винсенту Кингу не обязательно меня пасти. И разруливать за мной тоже не обязательно. Не нуждаюсь.
– Раньше он разруливал. И за тобой, и за мной. Помнишь, Джонсон-младший меня обвинил – якобы я угнал его велик?
Стар засмеялась.
– Будто ты способен взять чужое!
– Джонсон-младший был тот еще верзила.
– Винсент верзил не боялся. Те, кто привык брать нахрапом, этого не видели – я говорю про внутренний стержень. О нем знали только мы. А как Сисси была к нему привязана! Сидим, например, мы с Винсентом на диване – а она придет, втиснется между нами – и рада. Винсент с ней играл. Она для него картинки рисовала, и он их домой забирал. Хранил, как что-то ценное.
– Да, я помню.
– Ты, Уок, все помнишь.
– Зачем ты водишься с Дарком? Он мутный тип.
– Это не то, что тебе кажется. И вообще, я сама виновата. Скандал закатила… Всё, проехали. Сегодня у меня вечерняя смена в клубе Дарка.
У поворота на Сансет-роуд Уок намеренно замедлил шаги. Стар стрельнула глазами на дом Винсента. Уок думал, она в ту сторону и направится; ждал. Но Стар пошла прямо к пляжу. Мимо проносились автомобили. Показался внедорожник; за рулем сидел Эд Тэллоу. Уок замахал ему – никакой реакции. Взгляд Эда Тэллоу был прикован к Стар.
Уок ослабил узел галстука. Стар сбросила сандалии и побежала к воде. Уок двинулся за ней, сразу начерпав туфлями песка. Узкие пятки так и мелькали перед ним, Стар смешно подпрыгивала – песок был раскаленный. Вот она в полосе прибоя, стоит в воде по щиколотку, а Уок пробирается к ней, пыхтя и отдуваясь.
Они пошли берегом – Стар, босая, по воде, Уок, обутый, посуху.
– Я не справляюсь, Уок.
– Ну что ты! Вовсе ты не…
– Оставь, не утешай. Все женщины заточены на материнство, а мне даже этого не дано – сама знаю.
– Дачесс любит тебя. С ней непросто – характер; но я же вижу, как она беспокоится о тебе. А Робин…
– С Робином никаких проблем. Он… он лучшее, что я в жизни сумела. Мой принц.
Они уселись на песке.
– Тридцать лет, Уок. Тридцать лет отсидеть, а потом блямс – и ты снова в том же самом городе. Сколько я о нем думала, о Винсенте! Все эти годы он из моих мыслей не шел, честно. Тебе это по нраву, я знаю, – когда есть с кем поговорить о нем. Будто мы – прежние.
Спину жарило, меж лопаток струился пот.
– Легко живешь, Стар. Напиться, таблеток наглотаться, на пороге смерти постоять – с тебя как с гуся вода. Ведешь себя, словно ничего не изменилось – резвишься, болтаешь…
– Зато на тебе проклятие. Патологическая честность, вот я о чем. Взвалил на себя чужой груз и тащишь, будто так и надо. Дачесс меня в грош не ставит, а ты для нее – образец для подражания.
– Ничего подобного.
– Ты для моей дочери – символ добра. Герой, без которого и жизнь – не жизнь. Который не лжет, не юлит, не пакостит. Девочке без такого героя нельзя. Дачесс не говорит об этом, но я-то знаю: ты ей необходим. Смотри не подведи мою дочь, потому что тогда для нее свет погаснет.
– У тебя и у самой получится. Дачесс будет равняться на родную мать.
Стар провела ладонью по песку, захватила горсть, стала смотреть, как песчинки текут сквозь пальцы.
– Чушь. Как мне перестать быть собой? Нереально же.
– Поговори с ним.
– Простить его, что ли?
– Я этого не предлагал.
– Каждый раз, когда я оступалась или падала – именно его вспоминала. На то, чтобы принять его обратно в свою жизнь, у меня просто нет сил. Вдобавок речь идет не только о моей жизни.
– Винсент лучше, чем Дикки Дарк.
– Твою мать, Уок! Ты как дитя малое: этот лучше, тот хуже… Этот хороший, тот плохой… Будто люди – однородные. Каждый из нас – этакий набор, коллекция самых дрянных и самых добрых поступков. Винсент Кинг – убийца; он убил мою сестру. – В голосе послышались близкие слезы. – Марта вот взяла и уехала – молодец, не то что я.
– Ты под моей защитой. И твои дети тоже.
Стар сжала его ладонь.
– Потому-то я тебя и люблю. Ты мой самый-самый лучший друг. А вообще мы все – часть грандиозного замысла. У Вселенной свои планы, ничто просто так не происходит. Есть причина, есть следствие.
– Неужели ты в это веришь?
– Космические силы всегда в итоге уравновешивают добро и зло. – Стар поднялась, отряхнулась от песка. – Передай ему, если спросит, что я его давным-давно из своей жизни вычеркнула. И больше о нем не упоминай, слышишь? Для меня сейчас главное – Дачесс и Робин. И я в лепешку расшибусь, а докажу им обоим, что так оно и есть.
Уок проводил Стар взглядом, перевел глаза на океан. Все это он уже слышал, и не раз. Оставалось уповать, что сегодня Стар не просто сыпала привычными фразами.
В полночь что-то грохотнуло снаружи; через несколько секунд по стене полоснули фары, выхватив из мрака шкаф без дверцы, туалетный столик с перекошенным ящичком.
Сами стены – голые; ни постеров, ни рисунков, ни единого признака, что здесь живет девочка тринадцати лет. Нейлоновой половик, затертый донельзя; под ним нет даже линолеума – просто доски. И узкая кровать рядом с кроватью Робина – место, где Дачесс мучают то сны, то боязнь уснуть.
Робин ни на шум, ни на свет не отреагировал. В ночной духоте он раскрылся, разметался. Волосы чуть взмокли. Дачесс заперла спальню, прокралась в прихожую, набросила дверную цепочку и выглянула.
Стар лежала ничком на пожухлой траве.
Дачесс открыла дверь, скользнула с крыльца.
Успела заметить, как в конце Айви-Ранч-роуд мигнули хвостовые огни «Эскалейда».
Перевернула мать с живота на спину, потянула задранную юбку вниз, позвала:
– Стар.
Увидела: глаз подбит, губа припухла – тонкая кожа вот-вот лопнет, кровь пойдет.
– Стар, очнись.
В доме напротив шевельнулись шторы, мелькнул мужской силуэт. Мясник. Вечно он подсматривает. Поодаль, у Брендона Рока, стал мигать сигнальный фонарь. По брезенту на бесценном «Мустанге» заметались световые пятна.
– Ну вставай же! – Дачесс хлопнула мать по щеке.
Долгих десять минут, пока Стар очнулась. Еще десять, чтобы довести ее до крыльца и перетащить через порог. В прихожей Стар начало рвать. Корячило, сотрясало, будто она выблевывала свою угольно-черную душу.
Дачесс довела ее до кровати, уложила на живот. Так надо – на случай повторной рвоты. Сняла с матери туфли на шпильках, распахнула окно, чтобы выгнать вонь – сигаретный дым и приторные алкогольные пары, усугубленные парфюмом. Случалось, мать будила Дачесс, возвращаясь после вечерней смены в клубе Дарка; не могла тихо войти. Но избили ее впервые.
15
«Твинкиз» – бисквитные трубочки с начинкой, как правило, из ванильного крема.