Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 11



Инженер Гейнеман в целях упрощения всяких формальностей по счетно-финансовой части завел такой порядок. Смотрю я однажды и вижу: счет № 91 на стрелочные работы, исполненные сдельщиком Кузнецовым Михаилом с товарищами на сумму 42 475 р. Выдал артельщик такой-то, получил Кузнецов. И больше ничего!

– Постой, – перебил Петухов, – а может, у него товарищей никаких не было.

– Вот то-то и есть.

– Да и как же это?

– Наивный ты парень, – вздохнул Угрюмый, – у него ж, у Гейнемана этого, весь штат в конторе состоит из родственников. Заведующий Гейнеман, производитель работ – зять его Марков, техник – его родная сестра Эмма Маркова, конторщица – его дочь родная Гейнеман, табельщик – племянник Гейнеман, машинистка – Шульман, племянница родной жены!

– Внуков у Гейнемана нету? – спросил ошеломленный Петухов.

– Внуков нету, к сожалению.

Петухов глотнул чаю и спросил:

– Позволь, друг, а куда ж Эр-Ка-И смотрит?

Угрюмый свистнул и зашептал:

– Чудак! Эр-Ка-И! У нас Эр-Ка-И – Якутович Тимофей. Славный парнишка, свой человек. Ему что ни дай – все подпишет.

– Добродушный? – спросил Петухов.

– Ни черта не добродушный, а болтают у нас (Угрюмый наклонился к растопыренному уху Петухова), будто получил он десять возов дров из материалов мостов Западной Двины, 4½ пуда муки и 43 аршина мануфактуры. Дай тебе мануфактуры, и ты будешь добродушный!

– Тайны Мадридского двора! – восхищенно воскликнул Петухов.

– Да уж это тайны, – согласился Угрюмый, – только, понимаешь ли, вышли у нас с этими тайнами уже явные неприятности. Приезжают в один прекрасный день два каких-то фрукта. Невзрачные по виду, брючишки обтрепанные, и говорят: «Позвольте ваши книги». Ну, дали мы. И началась тут потеха. По-нашему, если отчетность на год отстала – пустяки! А по-ихнему – преступление. По-нашему – кассовые книги заверять и шнуровать не надо, а по-ихнему – надо! По-нашему – нарезать болты вручную продуктивно, а по-ихнему – нужно механически! Клепку мостовой фермы на мосту, по-нашему, нужно вручную производить, а по-ихнему – это преступно! Так и не столковались. Уехали, а у нас с тех пор никакого спокойствия нет. Не наделали б чего-нибудь эти самые визитеры? Вот и ходим кислые.

– М-да, это неприятности… – согласился Петухов.

Оба замолчали. Зеленый абажур окрашивал лица в зеленый цвет, и оба конторщика походили на таинственных гномов. Лампа зловеще гудела.

Лестница в рай

С натуры

Лестница, ведущая в библиотеку ст. Москва-Белорусская (1-я Мещанская улица), совершенно обледенела. Тьма полная: рабочие падают и убиваются.

Рабочий Косин упал удачно. С громом приехал со второго этажа в первый, там повернулся на площадке головой вниз и выехал на улицу. Следом за ним приехала шапка, за шапкой – книжка «Война и мир», сочинение Л. Толстого. Книжка выехала горбом, переплет дыбом, и остановилась рядом с Косиным.

– Ну как? – спросили ожидавшие внизу своей очереди.

– Штаны порвал, – ответил глухо Косин, – хорошие штаны, жена набрала на Сухаревке, – и ощупал великолепный звездный разрыв на бедре.

Затем он поднял произведение Толстого, накрылся шапкой и, прихрамывая, ушел домой.

Вторым рискнул Балчугов.

– Я тебя осилю, я тебя одолею, – бормотал он, прижимая к груди собрание сочинений Гоголя в одном томе, – я, может, на Карпаты в 15-м году лазил и то ни слова не сказал. Ранен два раза… За спиной мешок, в руках винтовка, на ногах сапоги, а тут с Гоголем, – с Гоголем да не осилить… Я «Азбуку коммунизма» желаю взять, я… чтоб тебя разорвало!.. (он терялся в кромешной тьме)… чтоб вам с вашей библиотекой ни дна ни покрышки!..

Он сделал попытку ухватиться за невидимые перила, но те мгновенно ускользнули из рук. Затем ускользнул Гоголь и через мгновение был на улице.

– Ох! – пискнул Балчугов, чувствуя, что нечистая сила отрывает его от обледеневших ступенек и тащит куда-то в бездну.

– Спа… – начал он и не кончил.

Ледяной горб под ногами коварно спихнул Балчугова куда-то, где его встретил железный болт. Балчугов был неудачник, и болт пришелся ему прямо в зубы.

– …Сп… – ахнул Балчугов, падая головой вниз.

– …те!!. – кончил он, уже сидя на снегу.

– Ты снегом… – посоветовали ожидающие, глядя, как Балчугов плюет красивой красной кровью.



– Не шнегом, – ответил Балчугов шепеляво (щеку его раздувало на глазах), – а колом по голове этого шамого библиотекаря и правление клуба тоже… мордой бы… по этой лешниче…

Он пошарил руками по снегу и собрал разлетевшиеся листки «Тараса Бульбы». Затем поднялся, наплевал на снегу красным и ушел домой.

– Обменял книжку, – бубнил он, держась за щеку, – вот так обменял, шатается…

Тьма поглотила его.

– Полезем, что ль, Митя? – робко спросил ожидающий. – Газетку охота почитать.

– Ну их к свиньям собачьим, – ответил Митя, – живота решишься, а я женился недавно. У меня жена. Вдова останется. Идем домой!

Тьма съела и их.

Серия ноль шесть № 0660243

Истинное происшествие

В 4 часа дня служащий Ежиков предстал перед кассиром и получил от него один свеженький хрустящий червонец, один червонец потрепанный с желтым пятном, шесть великолепных разноцветных дензнаков и сизую бумагу большого формата.

– Облигация-с, – ласково улыбнувшись, молвил кассир.

Ежиков презрительно покрутил носом на бумагу и спрятал ее в карман.

В канцелярии стоял сослуживец Ежикова – Петухов, известный математик, философ и болван.

Петухов взмахивал облигацией и говорил тесно облепившим его служащим:

– По теории вероятности, главный выигрыш упадет на нечетный номер. Говорю это на основании изучения таблиц двух предыдущих тиражей. Поэтому я нарочно взял у кассира нечетный. Вот: оканчивается на 827.

Все служащие смотрели свои номера. Двое не выдержали и побежали к кассиру менять четные на нечетные.

Петухов говорил так веско, что загипнотизировал даже Ежикова. Ежиков вытащил облигацию и убедился, что ему не повезло. Серия 06 № 0660243.

«Всегда мне не прет», – подумал Ежиков и пошел к кассиру.

Кассир сказал, что больше облигаций нет.

– Позвольте, а серия? – спросил секретарь у Петухова.

– Серию можно будет предсказать не ранее пятого тиража, то есть в 1924 году, – ответил Петухов, – но приблизительно могу сказать, что это будет (он сделал карандашом какую-то выкладку на обороте своего удостоверения) или третья, или пятая, а вернее всего – наша шестая.

– Я тогда в Париж уеду, – сказала машинистка.

– Продам я ее сейчас, – сказал забулдыга исходящий.

– Не имеет смысла, – посоветовал кассир, – завтра тираж. Лучше в банке заложите. А вдруг выиграете!

По улице Ежиков шел полный мыслей о золотом займе. Со всех стен глядели плакаты с надписью «Золотой заем» и притягивали взоры.

«…Возможность каждому выиграть огромную сумму в золоте, – машинально повторял Ежиков, – гм, каж-до-му. В сущности говоря, почему я не могу выиграть? Я такой же каждый, как и всякий. Вообразите себе, что младенец лезет в это самое колесо и вытаскивает 06. А после этого 0660. Уже хорошо.

Ну-с, а что вы скажете, если он после этого потянет случайно 243? Это, знаете ли, будет такая штука, такая штука… Совершенно неописуемая штука…»

30-го вечером Ежиков, купив «Вечернюю Москву», убедился, что он еще ничего не выиграл. Младенец таскал какую-то чепуху, совершенно не похожую ни на 660, ни на 243.

2 января младенец снова осрамился.

3-го тоже. Самый близкий номер был 0660280.

4-го Ежиков узнал из «Известий», что происходит розыгрыш главных выигрышей, хотел поехать в Новый театр, но вместо этого заснул у себя на диване.