Страница 9 из 10
Мама тоже заметила этот интимный жест. Я это видел. И не сомневался: маме было бы легче, если бы ее новый муж не уехал в командировку, а находился здесь и так же поддерживал ее.
Миссис Бэзил цикнула на моего отца. Он покорился ей и тем не менее наслаждался ее компанией. Жаль. Лучше бы он помучился.
Я прямо кожей чувствовал, как мой свитер притянул взгляды гостей. В глазах присутствующих отразился смех, а следом – осознание: раз я стою рядом с Лили, значит, свитер, вероятно, связала она. И смех утих, не успев прозвучать. Все в этой комнате хотели лишь одного – чтобы Лили было хорошо, чтобы она чувствовала себя любимой. Однако, судя по взгляду дедушки Лили, он находил это уморительным.
Лили, ничего не замечая, осмотрела елку и поправила подсвечник на средней ветви.
– Пора, – сказала она больше себе, чем мне.
Она высмотрела в толпе брата, и они обменялись красноречивыми взглядами: «Начнем!» Бойфренд Лэнгстона, Бенни, сжал его руку, и брат Лили вышел вперед.
– Минутку внимания! – прокричал он.
В своем загоне-комнате притихли животные.
В гостиной находилось не меньше двадцати человек: близкие и дальние родственники, друзья семьи, ставшие почти родными. Сливки общества Лилиной семьи. И только люди, приведенные в жизнь Лили мной – мои родители, Бумер и София, – впервые присутствовали на этой церемонии. Остальные были семьей. Мы – гостями.
– Как всем вам известно, – продолжил Лэнгстон, – год выдался непростым.
– Говори за себя! – прогремел дедушка.
Лэнгстон улыбнулся.
– Но мы все здесь, и это самое главное. Каждый год нет ничего важнее этого. Поэтому я без дальнейших церемоний передаю слово Лили.
Мне казалось, Лили ощутит заполнившее комнату тепло, сплоченность и силу собравшейся вместе семьи. Но она, видимо, слегка потерялась.
– Необязательно было говорить это, Лэнгстон, – начала она. – Я о каждом годе. Мы здесь для другого.
Наступило неловкое молчание.
Затем Бумер закричал:
– Для того, чтобы ПОДЖЕЧЬ елку!
Раздался тихий смех. София стала объяснять Бумеру на ухо идею зажжения елки.
– Мы начнем, когда все встанут вокруг елки, – сказала Лили. – Поясню для тех, кто участвует в этом впервые: у каждого в руках будет свеча, и мы зажжем свечи по кругу – один другому. Когда дойдет очередь до дедушки, он зажжет свечу на елке, а я включу электрическую гирлянду. О, и спасибо вам, Дэш и Бумер, за елку.
– Вперед, Оскар! – отозвался один из нас.
Гости начали озираться в поисках Оскара. Тот на поклон не вышел.
Я поискал глазами маму. Она вымученно улыбалась.
Я поискал глазами папу. Он выглядел слегка озадаченным.
– Давайте же! – закричал Лэнгстон. – Дама просит сделать круг, так сделаем же его!
Мы образовали вокруг елки неровный круг. В суматохе я оказался между Софией и мамой. Бумер встал по другую руку от моей мамы. А потом, чтобы сбежать от излишне говорливого родственника Лили, рядом с Бумером встал отец. Лили раздала нам красные, зеленые и белые свечи, выключила свет и включила на музыкальном центре песню «White Christmas». Когда Бинг Кросби допел, Лили зажгла свою свечу и поделилась огоньком со свечой своей мамы. Затем ее мама зажгла свечу своего мужа. Передача огня пошла по кругу. Никто не произнес ни слова. Мы просто следили за процессом, ожидая своей очереди. Дедушка Лили долго выбирался из кресла, чтобы занять свое место, но, когда настал его черед зажигать свечу Лэнгстона, рука его была крепка и не дрогнула. Лэнгстон передал огонь Бенни, а тот – Софии. София улыбнулась и, прикрыв огонек рукой, повернулась ко мне.
Бумер, у которого София была первой девушкой, решил, что принять огонь Софии – его прямая обязанность как бойфренда. Он втиснулся между мной и Софией, и та, не желая никому мешать, коснулась его свечи своей. Потом я стойко выдержал танец друга вокруг моей свечи, молча молясь о том, чтобы огонек не потух. Бумер зажег мою свечу, я повернулся к маме и увидел ее потрясенное лицо. Из-за маневра Бумера она оказалась рядом с моим отцом. И с этим ничего нельзя было сделать, не подняв шум.
Ничего страшного, – успокаивал я себя. – Мои родители – взрослые люди. Они могут вести себя по-взрослому.
Рука мамы сильно дрожала, и я боялся, как бы она не уронила свечу. Зажечь фитиль нам удалось лишь с третьей попытки.
– Все хорошо, – шепнул я маме. – Ты молодец.
Она кивнула так слабо, что вряд ли это кто-то заметил. Затем повернулась к своему бывшему мужу и протянула к нему руку со свечой.
На секунду мне показалось, что все обойдется. На секунду их свечи соприкоснулись, как у всех остальных. Секунду мама смотрела на свечу, пока отец смотрел на нее.
А потом отец открыл рот.
Мама не глядела на него. Она не ожидала подвоха. И не была готова к словам отца.
– А я-то думал, ты уже никогда не зажжешь мой фитиль.
Шок был настолько сильным, настолько настоящим. Мама отпрянула. И уронила свечу. Пока она обзывала отца ублюдком, под елкой загорелась оставленная кем-то воскресная газета. Пока отец объяснял присутствующим, что она никогда не понимала шуток, на полу заплясали огненные язычки.
Я думал, все как-то среагируют. И, может, среагировали бы, но это я был членом ругающейся семьи и это я привел сюда маму с отцом.
Нужно погасить огонь. Нужно его погасить. Я плюхнулся на свечу и газету животом. Огонь я потушил. Но лишь падая осознал, как сглупил: я мог поджечь самого себя. К счастью, этого не случилось. Я лишил огонь кислорода. Потушил разожженный отцом костер.
Лили визжала. Лэнгстон орал. Бумер бросился тушить тушителя.
– Закрой глаза! – крикнул кто-то.
Я послушался, и меня обдало пенистой химической субстанцией, как раз когда Бумер навалился на меня сверху.
На мгновение воцарилась тишина.
Затем прозвучало:
– Можешь открыть глаза.
Я опять послушался и обнаружил стоявшую надо мной и Бумером миссис Бэзил с внушительным огнетушителем в руках. Нас с Бумером покрывала пена.
Мама опустилась рядом на колени.
– Ты в порядке?
Я кивнул, ткнувшись подбородком в ковер.
– Бумер, ты его раздавил, – мягко заметила мама.
В точку!
Бенни с Лэнгстоном помогли Бумеру подняться. Потом Лэнгстон протянул руку мне. И стоило мне встать, вздохнул:
– Ох, не к добру это.
Я пострадал? Ожог настолько сильный, что я его не чувствую?
Да нет. Я в порядке.
Только свитер испортил.
На нем осталось опаленное пятно и разводы от воска. Мой голубь походил на поджаренный зефир. Лилина голубка выглядела так, будто слишком близко подлетела к солнцу. Снежинка стремительно растаяла.
Я поднял взгляд и увидел Лили. А в ее глазах – все, что мне нужно было знать. Ей хотелось плакать, но она сдерживалась. Что еще хуже слез.
– Прости, – извинился я.
– Не стоит, – ответила она. – Это все неважно.
Все вдруг разом заговорили. Включили свет. Моя мама глубоко дышала, а отец…
Отец ушел.
Миссис Бэзил настояла на том, чтобы осмотреть меня на предмет «шальных ожогов». Бенни пошел разливать гостям сидр. Гости задули свои свечи и положили их на пол, где до этого лежала газета. Лили включила электрическую гирлянду. Никто не охал и не ахал от восторга.
Я понятия не имел, как все исправить.
Мы все сплотились, пытаясь заполнить квартиру радостным шумом. Но мы словно пытались перекрыть один шум другим, а заодно с ним и неопределенность, обосновавшуюся на нашей вечеринке и не желавшую ее покидать, как бы ей ни указывали на дверь.
Я планировал остаться допоздна. Помочь Лили убраться, поговорить о случившемся, попробовать обернуть трагедию в комедию. Но когда родственники стали собираться по домам и София с Бумером отправились на вечернее свидание, Лили без обиняков отпустила и меня, сказав, что мне следует уйти домой вместе с мамой.
Как только мы с мамой покинули квартиру Лили, стало совершенно ясно: мама Не Хочет Ничего Обсуждать. Когда мы вышли на нашей станции метро, пришло сообщение от отца.