Страница 7 из 10
– Угадай, кого я повстречал? – сказал он.
Его родители, наверное, в последний раз находились в одном и том же месте в суде при разводе.
Лицо Дэша было безрадостным. Как и лица его родителей.
В Рождество, наконец, повеяло холодком.
Глава 3. Дэш
14 декабря, воскресенье
Если вы засунете Лили в самый точный рентгеновский аппарат в мире и изучите полученные результаты под самым точным земным микроскопом, то не найдете в ней ни единого плохого намерения. Она хорошая до мозга костей. Я как никто другой понимал, что ее ошибка порождена невежеством, а не жестокостью или злой шуткой. Я знал: она не осознает вселенского масштаба своей промашки.
Но, черт побери, я был взбешен.
Сначала, когда я уже собрался идти на вечеринку, меня позвала мама:
– Ты куда? Я иду с тобой!
«Ну ладно, – подумал я. – Мама с Лили прекрасно ладят. Меня это радует. Здорово, что Лили хочет зажечь елку в широком кругу людей. Не страшно».
Я даже не возразил, когда мама спросила: «Ты пойдешь в этом?» и нацепила на меня галстук. Мы впервые выходили с ней вдвоем в свет со времен моей половозрелости, которая все эти обязательные сыновне-мамины выходы упразднила. Я постарался быть на высоте. В метро мы болтали о том, что ее книжный клуб выбрал для чтения в этом месяце. После того как я признался в полном незнании работ Энн Пэтчетт, мы перешли на другую тему – мама с отчимом на новогодние праздники уезжали из города, я же решил остаться в Нью-Йорке. Все шло хорошо.
Но потом мы вышли на станции метро Лили, и наверху лестницы мама вдруг сжала мою руку.
– Нет. Этого не может быть… Нет.
Сперва я удивился: какое совпадение! Как отец оказался тут, у нас на пути?
Затем увидел в его руках подарок… и понял, в чем дело. День был безнадежно испорчен.
Мама тоже все поняла.
– Лили же не могла?.. – спросила она
Проблема в том, что отвечать не имело смысла. Мы оба знали, что такое возможно.
– О нет, – выдохнула мама. И на глубоком вдохе отрывисто повторила: – Нет. Нет. Нет.
Я знаю немало детей, расстраивающихся из-за развода родителей и жалеющих о развале семьи. Но я никогда не был одним из них. Даже со стороны видно, что мои родители пробуждают друг в друге только самое худшее, а я далеко не сторонний наблюдатель. Когда все развалилось – мне было девять, – казалось, наблюдение за отношениями родителей стало моей круглосуточной работой. Оба считали, что вооружены сильными качествами характера, но в реальности хватались за переоцененные слабости. От мамы постоянно исходили волны паники и ярости. От отца – надменности и праведного негодования. Я пытался не принимать ничью сторону, но низость отца превосходила все мамины недостатки. С тех пор в их отношениях ничего не изменилось. Отец ничего для этого не делал.
Лили знает, что я чувствую. Знает, что я держу родителей на приличном расстоянии друг от друга – так сказать, вне зоны боевых действий. Только так можно избежать бесчисленных атак со стороны отца, приносящие боль моей маме.
И сейчас маме было больно. Отец причинял ей боль одним своим видом.
– Я понятия не имел, – сказал я.
– Знаю, – ответила она. А потом, взяв себя в руки, решительно последовала за моим отцом.
– Необязательно это делать. Правда. Я объясню все Лили. Она поймет.
Мама улыбнулась.
– Мы не позволим победить террористам, Дэш. Я поучаствую в церемонии зажжения елки, будет там твой отец или нет.
Она даже ускорила шаг, поэтому в квартале Лили мы шли практически следом за отцом. Он по своему обыкновению не оглядывался.
– Пап, – позвал я, когда мы дошли до крыльца дома Лили.
Он повернулся и, увидев меня, нацепил маску «Я отец» (которая ему никогда не подходила). Затем перевел взгляд на стоящую рядом со мной маму и искренне удивился.
– Оу, – вырвалось у него.
– Да, – отозвалась мама. – Оу.
Мы с минуту постояли на крыльце, обмениваясь любезностями без всякого на то желания. Мама справилась о новоиспеченной-но-вовсе-не-новой жене. Отец – о ее новоиспеченном-но-вовсе-не-новом муже. Сюрреализм какой-то. Привычные имена звучали странно из произносящих их обычно уст. Я чувствовал в душе растерянность – ощущение, с которым рос. И мне не хотелось ощущать его снова.
Подарок в руках отца был красиво завернут – возможно, его женой, возможно, продавцом в магазине. Как бы то ни было, это говорило о заботе, которой я лишен годами. В подарок я получаю чеки. Если вообще что-то получаю. А поздравительные открытки за отца подписывает моя мачеха.
Лили еще не успела открыть дверь, как родители начали клевать друг друга.
– Не знал, что тебя пригласили, – сказал отец.
– А почему меня не должны были пригласить? – ответила мама.
Я попросил их успокоиться. На церемонии будет присутствовать вся семья Лили, и последнее, чего мне хотелось, – чтобы они увидели, насколько проблематичен мой генофонд.
Лили открыла дверь, и я мысленно напомнил себе: она не знала, не знала, не знала. Только это удержало меня от крика.
– Угадай, кого я повстречал?
Другая девушка на ее месте парировала бы мое саркастическое приветствие насмешкой. «Крампуса[2]?» – могла спросить Лили. Или: «Скруджа?» Или: «Иуду Маккавея?» Лили, конечно же, не собиралась говорить ничего подобного.
– Позволите взять ваши пальто?
Ни на ком из нас пальто не было.
Отец протянул ей подарок:
– Это тебе, моя дорогая.
– Я бы тоже что-нибудь принесла, – протараторила мама, – но Дэш сказал, что это не такая вечеринка.
– Кто бы сомневался, – обратился отец к Лили так, словно им обоим отлично известно, что я ничего не смыслю в вечеринках.
– Наша вечеринка и правда не такая, но спасибо за подарок, – ответила Лили.
И отец, верный своей манере, заявил:
– Ну, если это не такая вечеринка, то, пожалуй, я заберу подарок назад. – Он протянул руку, словно желая отобрать его, а потом со смехом отстранился. – Боже, это же шутка, вы что! – пояснил он, осознав, что смеется в гордом одиночестве.
– Отнесу его в свою комнату, – сказала Лили.
И по ее тону я понял, что мне следует пойти за ней. Но я не мог оставить маму.
– Мы пойдем поздороваемся со всеми.
– О. Хорошо. Я сразу вернусь.
В большинстве стрессовых и конфликтных ситуаций последний человек, которого вы хотите добавить в этот неприятный микс, – свою бывшую подружку. Однако, войдя в гостиную и увидев Софию, я почувствовал радость. Она всегда отлично ладила с моей мамой.
– Пойдем поздороваемся с Софией. Я ведь говорил тебе, что она вернулась из Барселоны? Может, спросишь ее, закончилось ли строительство того кафедрального собора?
– Как здорово, что вы здесь! – широко улыбнулась София, ясно прочитав в моих глаза «СОС!». – Я тут ни с кем не знакома: Бумер опаздывает, а Лили бегает всех встречать. Приятно увидеть знакомое лицо.
– Это уж точно, – улыбнулась ей в ответ мама.
– Я отойду на секунду. – Осталось обезвредить бомбу замедленного действия – отца. Он завел разговор с Лэнгстоном, и мне не нужно было его слышать, чтобы понимать: каждое вылетающее из его рта слово выставляет мою родословную в наихудшем свете.
– …и чего так задаваться? Я имею полное право находиться здесь. Да меня пригласили сюда, ради бога!
– Я уверен, что Лили пригласила вас, сэр, – ответил Лэнгстон. – Но вряд ли она сделала это ради бога.
Отец на секунду сконфузился, и брат Лили воспользовался возникшей паузой:
– Мне нужно поговорить кое с кем об оленях. – И умчался в другую комнату.
Отец тут же начал озираться в поисках нового заложника для разговора.
– Пап, сюда, – позвал я.
Если в этой комнате и есть кто, способный справиться с моим кретином отцом, то это миссис Бэзил. Мне не пришлось ей ничего объяснять: она наблюдала за всем со своего диванчика и уже оценила ситуацию со знанием почти всезнающего человека. Она, естественно, не рада дуракам, но с радостью дурака приструнит.
2
Рождественский черт.