Страница 1 из 5
Лион Спрэг де Камп
Воинственная раса
* * *
Они были серьезны в те дни, молодые люди, что собирались в комнате профессора Тадеуша Лечона выпить крепкого чая и подбросить ему проблему для обсуждения. Между облегчением от того, что война закончилась, не нанеся вреда лично им, озабоченностью по поводу будущего и возмущением от перспективы чужеземного правления оставалось мало места для свойственного старшекурсникам многословия и тщеславия.
Что-то должно произойти, думали они.
– Чем бы это ни было, – сказал Тадеуш Лечон, – я уверен, что это никак нельзя назвать трусостью. – Он наклонил большую лысую голову к чашке с чаем цвета старого ботинка, качнув позолоченными серьгами, и шумно отхлебнул, глядя на Фредерика Мерриана.
Фред Мерриан, второкурсник с волосами цвета песка и с беличьими зубами, взглянул на профессора с благодарностью, но продолжал выглядеть вызывающе. Он был в цивильном костюме. На Бэлдвине Доулинге же была новая с иголочки форма американской армии. Столь новой она была по той причине, что к тому моменту, когда Доулинг добрался до своей части в Лос-Анжелесе, война уже закончилась, и ему велели возвращаться домой, бесплатно и любым транспортом. Он выбрал ближайший авиарейс на Филадельфию.
Лечон продолжил:
– Это, скорее, пример убеждения большинства думающих молодых людей в том, что проблемы человечества ДОЛЖНЫ иметь решение. Если взять эти проблемы как таковые, то нельзя доказать, что любая из них не имеет решения, то есть примерно так, как Абель доказал, что решение уравнений пятой степени алгебраически невозможно. Поэтому эти молодые люди пробуют одну идею за другой; это могут быть адренализм, или анархо-коммунизм, или нео-паганизм. В вашем случае это непротивление. Возможно, то, что они делают, хорошо...
– Но... – не выдержал Фред Мерриан.
Лечон взмахом руки остановил нетерпеливо рвущийся наружу поток аргументов.
– Мы уже прошли через все это раньше. Когда-нибудь вы устанете от власти центаврианцев и присоединитесь к другому движению с такими же непрактичными идеалами. Наш центаврианин рыскает по университетскому городку. Он может заглянуть к нам. Пусть лучше Бэлдвин расскажет, что он про них узнал.
– Да, как они выглядят? – спросил Мерриан.
– Они очень похожи на людей, – сказал Бэлдвин Доулинг. – Только очень большие. Мне кажется, что исходная группа колонистов, что отправилась к Проксиме Центавра, состояла из людей очень высокого роста. У них какие-то странные манеры, словно внутри стоит часовой механизм. Вы никогда не станете с Бозо приятелями.
Артур Хси улыбнулся идиотской улыбкой. Его полное имя было Хси А-Цзе, и он вовсе не был идиотом.
– Я проехал полмира, чтобы учиться там, где нет Бозо. Выходит, я уехал недостаточно далеко.
– Ничего не слышали о том, что делается в Китае? – спросил Доулинг.
– Бозо по горло заняты, пытаясь сделать всех такими же эффективными и неподкупными, как они сами. Может быть, они и величайшие воины, но они не знают Китая. Мой отец пишет...
– Т-с-с-с! – прошипел Лечон, и на его большом раскрасневшемся лице появилось выражение тревоги. – Кажется, это наш центаврианин. – Наступила неуютная пауза; ни у кого не хватало духа продолжить разговор, хотя супермен и не вошел.
Наконец Лечон продолжил:
– Все, с кем я говорил, считают, что эта война представлялась совершенно невозможной. Но если вы вспомните историю, джентльмены, то увидите, что ничто уже не ново. В 1241 году венграм и в голову не могло прийти, что у монголов есть такие вещи, как дивизионная структура армии и система сигнализации. Поэтому венгров разбили. Наше правительство и думать не думало, что у центавриан есть окислительный луч и самолеты с пушками 15-сантиметрового калибра. Поэтому они разбили нас. Вы поняли мою мысль. Звуки всегда отличаются, но ноты остаются очень похожими.
Он снова замолк и прислушался. Послышались приближающиеся тяжелые шаги. Кто-то постучал. Профессор истории отозвался и в комнату вошел центаврианин.
– Мое имя Джаггинс, – произнес он металлическим голосом. У тридцатилетнего на вид центаврианина были выступающая челюсть, высокие скулы и оттопыренные уши. На нем была непривычная сливового цвета форма центаврианцев – потомков тех твердых духом землян, что колонизировали планету возле Проксимы Центавра, выдержали в течение трех поколений битву с враждебной природой и еще более враждебными туземцами, и в конце концов нахлынули обратно на Землю добрых пятьдесят лет назад. Им отдали всю Австралию, и их наука превратила этот второй наиболее бесполезный континент в самый продуктивный район мира. Трудное пребывание на другой планете сделало их в чем-то более, а в чем-то менее людьми. Теперь они правили всей Землей.
– Привет, мистер Джагг... – начал Доулинг.
Центаврианин прервал его:
– Не говорите «мистер», когда разговариваете с центаврианцем. Меня зовут Джаггинс.
– Вы не присядете? – пригласил Лечон.
– Сяду. – Бозо поджал длинные ноги и уселся, ожидая, пока кто-нибудь заговорит.
Наконец Доулинг спросил:
– Как вам понравился Филли?
– Вы имеете в виду Филадельфию?
– Да, конечно.
– Тогда, будьте добры, так и говорите. Мне он совсем не понравился. Это грязный, коррумпированный и неэффективный город. Но мы все устроим. Вам будет лучше, если вы станете с нами сотрудничать. Мы дадим вам гораздо более здоровую жизнь, чем вы можете себе представить. – Он закончил с некоторым затруднением, словно произносить более одной фразы подряд было ему непривычно.
Даже Доулинг, который хотя и был местным жителем, не отягощал себя избытком гордости за родной город, был шокирован такой прямотой.
– Да, вижу, вы не привыкли ходить вокруг да около, – пробормотал он.
– Думаю, я понял смысл вашего жаргонного выражения. Мы приучены говорить правду. – После такой фразы у всех возникло чувство, будто говорить правду – самое неприглядное занятие.
– Надеюсь, – вступил в разговори Хси, – что вы сделаете что-нибудь с водопроводом. Сегодня утром, когда я открыл кран, то прежде чем пошла вода я получил живого угря, резиновую прокладку двенадцатого размера и кубометр хлора.
Бозо вперил в него ледяной взгляд.
– Молодой человек, это беспардонное преувеличение. Такой кусок резины не может пройти через водопроводную трубу.
– Он не говорил этого всерьез, – беспомощно отозвался Лечон, заговорив из-за эмоционального напряжения с польским акцентом.
Джаггинс перевел взгляд.
– Я понял. Это то, что вы называете шуткой, верно? Очень смешно.
– Не хотите ли сигарету? – предложил Доулинг.
– Мы не употребляем это отвратительное растение. Это вредно для здоровья.
– Тогда, может быть, чаю? – вздохнул Лечон.
– Гм-м. Это ТОЖЕ наркотик.
– Ну, Джаггинс, я бы этого не сказал. Он содержит кофеин, то есть стимулятор, но ведь и многие продукты имеют в себе что-либо подобное.
– Хорошо, только очень слабый. И без сахара.
Хси налил заварки и добавил в чашку кипятка. Бозо с подозрительным выражением помешал чай. Он поднял глаза и сказал:
– Мне хочется, чтобы вы, и все в университете, относились ко мне, как к своему отцу. Нет смысла выражать враждебность, потому что вы не в состоянии изменить ситуацию. Если вы станете сотрудничать... О, черт! – Он уставился на ложку, выпучив глаза.
Нижняя часть ложки расплавилась и лежала на дне лужицей металла.
– Вы слишком сильно мешали, – сказал Хси.
– Я... – начал Джаггинс. Он по очереди посмотрел на каждого из них. Затем осторожно поставил свою чашку, положил уцелевшую половинку ложки на блюдце, встал и вышел.
Лечон вытер раскрасневшееся лицо.
– Это ужасно, Артур! Ты не должен был над ним подшучивать. А если бы он всех нас пристрелили?
Хси перестал сдерживаться и захихикал.
– Может быть. Но у меня оказалась с собой эта ложка из легкоплавкого сплава, и я не смог удержаться.