Бахир Сурайя

— Но на людях, лишенных магического дара, заклинание не распадается, — озадаченно нахмурилась я. — Даже Бахит… арсаниец, который попал под заклинание, — тут же пояснила я для Рашеда, — проходил под чарами несколько недель, пока не вспомнил свое имя.

— Да, — благосклонно кивнул Рашед. — Поэтому незаконных рабов снабжают специальными артефактами, призванными инициировать естественный распад «черного забвения». Я предложил султану помощь своего придворного мага в изготовлении артефактов, и он не стал отказываться, — сказал он и улыбнулся так мстительно и сладко, что я покрылась мурашками.

Заставить вероломного придворного мага самого заниматься своим разоблачением — это было по-лисьи изящно. Отказаться выполнять приказ своего господина и повелителя Нисаль-ага не мог. Тихонько устранить Рашеда — тоже: если уж он не поленился дойти со своими открытиями до самого султана, то дело уже не замнется со смертью тайфы. Скорее уж разгорится еще ярче, когда султан пожелает отомстить за верного советника!

Придворному магу не оставалось ничего, кроме как делать амулеты, обучать Малиха и ждать неотвратимой кары, ломая голову в поисках несуществующего выхода.

Я была практически уверена, что ожидание и беспомощность кажутся ему еще хуже настоящей казни.

— Это еще не победа, — признал Рашед и несколько пригасил злую лисью усмешку, — но я был к ней ближе, чем когда-либо.

— И твой маг не раскрыл никому, что ты такое? — впервые заговорил Камаль. Должно быть, он очень старался, чтобы прозвучало это с легким презрением ко всему роду оборотней, но после всего, что рассказал Рашед, даже кочевник, кажется, проникся невольным уважением. — Сейчас, когда ты загнал его в угол, самое время.

Рашед чуть склонил голову, признавая его правоту.

— А это причина, по которой я показался на глаза охотникам, — признал тайфа. — До сих пор Нисаль-ага не рисковал просто взять и объявить меня монстром по одной-единственной причине: без весомых доказательств, с точки зрения закона, это банальное оскорбление господина, и я мог попросту казнить его за слишком длинный язык. Потом, вероятно, нашелся бы какой-нибудь пронырливый храбрец, который подсмотрел бы за мной в полнолуние. Но к тому моменту Нисалю-аге уже было бы все равно, прав он был или нет, и он молчал, опасаясь за свою голову. А вот теперь, когда он уже знает, что головы лишится так или иначе… — Рашед все-таки не справился с мстительной усмешкой, но тут же снова посерьезнел. — На самом деле, тот гонец уже помог: у мальчишки слишком длинный язык, и он успел запустить прелюбопытные слухи: что моя сбежавшая наложница на самом деле никакая не наложница, а джинн, которому покорны даже пустынные бури.

По лицу Камаля ясно читалось, что лучше всего он уловил что-то про сбежавшую наложницу, а вовсе не про джинна и бури, но я стоически прикусила язык. В конце концов, об этом я честно рассказала с самого начала: на ложе Рашеда я появлялась исключительно для интеллектуальных бесед, а вовсе не для того, за чем обычно юные девы входят в господские покои. Сам Камаль не слишком-то баловал меня повторами и длинными разговорами, так с чего мне распинаться по второму кругу?..

Рашед тоже заметил заминку и дернул уголком рта, пряча усмешку, но вносить ясность не стал — просто продолжил рассказ:

— Нисаль-ага, конечно же, прекрасно знал, что Аиза никакой не джинн, но насторожился. Гонец слишком красочно живописал подчиненную бурю, не противоречил себе и не путался в деталях. Должно быть, Нисаль посчитал, что упустил что-то, и попытался разговорить Малиха.

У меня вырвался дурацкий смешок.

— А Малих, конечно же, не пожелал признавать, что принадлежал обычной женщине без особых талантов и дарований, — уверенно предположила я.

Рашед укоризненно вздохнул, но читать нотации поленился.

— Малих умудрился отпустить столько туманных намеков и рассказать душераздирающую историю об арсанийском подкидыше, которую можно было толковать… двояко. Словом, Нисаль сейчас выжидает, опасаясь, что сдать-то меня он сдаст, а вот от твоей мести не укроется. Но я хочу, чтобы ты вошла во дворец моей женой, Аиза, и благословила брак Малиха. А для этого нужно, чтобы кто-то обеспечил твою безопасность и молчание Нисаля, — он чуть поморщился и перевел взгляд на Камаля, который к тому моменту весьма убедительно изображал каменное изваяние. — Поэтому я предлагаю тебе сделку, почтенный старейшина. Я могу излечить твоих людей и подарить царице мужей, которых она хотела назвать своими. А взамен…

— Арсанийцы не пойдут за скотокрадом, — отрезал Камаль, не дослушав.

Глава 23.2

— У тебя хоть одна коза пропала после моего появления? — устало поинтересовался Рашед.

Камаль молча покачал головой, и я сообразила первой:

— Он не о том, что сделал именно ты, Рашед, а о том, что думают кочевники об оборотнях в целом, — пояснила я.

Рашед опустил взгляд и, кажется, впервые за ночь задумался о том, что сидит нагишом в шатре арсанийского кочевника, а за пологом его с нетерпением дожидается все племя с оружием наизготовку. Многоуважаемый тайфа в задумчивости сцепил пальцы в замок и так сильно сдавил их друг о друга, что я услышала отчётливый хруст — и только тогда вдруг осознала, что мудрый, уравновешенный, по-лисьи хитрый и изворотливый градоправитель, в общем-то, в панике. Просто не может позволить себе открыто это признать, потому что тогда живым точно не выберется.

— Как тебя вообще угораздило обернуться? — не сдержалась я.

Рашед наградил меня тяжёлым взглядом исподлобья, не спеша расцеплять руки.

— Это ты мне расскажи, как тебя угораздило получить такие раны, — хмуро предложил он.

Я неподдельно смутилась и начала подбирать слова, но Камаль остановил меня жестом и негромко заметил:

— Я тоже хочу знать, как вышло, что ты явил свою звериную сущность, когда на небе нет полной луны.

Рашед скупо кивнул в мою сторону.

— Ее ранили. Некоторые вещи… — он замялся и, поморщившись, махнул рукой. — А, что теперь тайны городить… когда оборотень находит свою истинную пару, он настраивается на нее. Я почувствовал, что Аизе плохо, и перекинулся, потому что все инстинкты требовали встать на ее защиту, а делать это, по мнению организма, куда удобнее с клыками и когтями. Хорошо ещё, что в тот момент я был один в своих покоях! А вот до чего неудобно было красться мимо собственной стражи, кто бы знал… но я должен был убедиться, что с Аизой все будет в порядке. Иначе, боюсь, и перекинуться обратно не смог бы.

Я вспомнила, как в прошлое полнолуние Рашед превратился в человека до того, как настало утро, и густо покраснела.

— Значит, Аиза — твоя истинная пара, — констатировал Камаль таким ужасающе ровным голосом, что я напряглась, ожидая, что он снова схватится за мечи — а то и вовсе откинет полог шатра, впустив внутрь охотников: толпой-то они точно справятся с оборотнем! — И ты отправил ее одну через всю пустыню, чтобы она привела тебе помощь?

Рашед болезненно скривился — и тут же снова улыбнулся, светло и как-то поразительно беспомощно, и я ответила вместо него:

— Вообще-то я собиралась сбежать из дворца и никогда больше не показываться в столице, — честно призналась я. — Но это означало бы лишить всех шансов на достойную жизнь и себя, и моего друга детства, а Рашеда и вовсе подставило бы под удар. Он позволил мне выбирать, что делать и куда идти, потому что иначе я бы не вернулась.

— Ты и не вернулась, — хмуро заметил Камаль.

Я молча посмотрела ему в глаза.

Он и так прекрасно знал, что я собиралась вернуться в столицу, как только смогу худо-бедно держаться в седле. Я получила, что хотела: арсанийский старейшина обещал мне двадцать магов — более чем достаточно, чтобы устранить одного-единственного придворного колдуна, даже самого коварного и изворотливого.

Более чем достаточно, чтобы обеспечить мою безопасность, пока Нисаля не разоблачат и не отправят на виселицу.