Страница 49 из 70
— Если честно, мы с Алексом согласны уже домой его забрать… Два года почти его не видели нормально…
— Я могу записать наш разговор?
— Да.
Вильям выложил диктофон на стол и заметил, как нервно миссис Прендергаст перебирает мундштук. Похоже, он не зря сюда приехал. Но нужно начать издалека прежде чем выяснять причину обращения в больницу.
— Итак, скажите, как бы вы охарактеризовали Дитмара? Какой он по характеру?
— Ну… Он очень спокойный внешне, но внутри… Он копит обиды, каждое плохое событие он копит по капле, чтобы потом в пылу ссоры припомнить абсолютно всё. Поэтому если уж он разругался с кем-то, то это почти всегда вдрызг. Он всегда тянулся к тем, кто ему не делал неприятно. К таким же спокойным и миролюбивым людям. Ну, и часто он сам лип к тем, кто в беде. Знаете, такой себе синдром рыцаря. Он и благотворительностью занимался, потому что с детства очень добросердечный, когда кто-то плачет, он мимо не проходит, старается утешить. Про животных и говорить нечего, все эти котятки и кутятки были нашими, стоило ему увидеть их на улице… Но вообще он так человек жёсткий, — она затянулась и фыркнула. — Алекса… Его травили в школе, ужасно издевались. Мы уже и в школу его другую перевели, но эти пацаны-то жили недалеко от нас и просто продолжили его преследовать. И Дитмар вступался за брата. У них десять лет разницы, а он как фурия кидался с кулаками на тех, кто Алекса задирал. Вы бы видели, он реально дрался с двадцатилетними ублюдками. Сколько было драк, сколько было всего, и полицию вызывали, они же с Алекса на Дитмара переключились даже. Видели шрам на губе? — Вильям осторожно кивнул. Неудивительно, что Дитмар такой вспыльчивый, так кричит и вырывается, научился. — Так его лицом об оградку палисадника приложили. Скорую пришлось вызывать, чтобы зашивать. Думаете, это остудило пыл? Ха. Ни капельки. Помог только переезд на другой конец города. И он такой всегда был. Заводила в классе, потом в колледжской группе, он дрался за тех, кого обижали, для него это было самоцелью. Эх… Мне кажется, это мы виноваты. Он всё детство читал книги, мы с Огастесом постоянно работали. Вот он и нахватался оттуда идей. Вальтер Скотт пагубно влияет на детей, — Миссис Прендергаст невесело улыбнулась.
— А как насчёт памяти? Он, я так понимаю, хорошо всё запоминал.
— Да. Он запоминал всё, номера телефонов, адреса, даты, даже тех людей, которых он не знал, вроде партнёров Огастеса. А перед тем, как лечь в больницу, у него же был свой бизнес. Он реставрацией занимался и помнил телефоны всех клиентов наизусть, всех управляющих галерей. Он даже сам для себя выучил французский и немецкий, чтобы с клиентами общаться. Он не вундеркинд, конечно… Просто у него всегда это отменное стремление к знаниям, к новым возможностям, ему это всё доставляет удовольствие. Дитмар мне говорил, что, изучая новый язык, он открывает для себя новый мир, книги, которых раньше не читал, фильмы, которых раньше не смотрел. За полгода до больницы у него появился клиент из Японии, и ему стрельнула в голову мысль и японский выучить, потому что этот клиент прислал ему в подарок несколько книг по импрессионистам на японском. Вот так. Ну и реставраторская работа она очень дотошная и нудная. Он может сутки сидеть в мастерской, отколупывая лезвием лак, чтобы не повредить краску, на пастозных полотнах. Он во всём такой. Ему нужен новый мир, новые краски, и ради этого он готов тратить силы и время.
— Бывали ли у него до этого неврозы? Может, приступы какие-то? Панические атаки?
— Неврозы — это наше второе имя. У нас у всех в семье эта зараза. Жизнь сейчас нервная, а мы какие-то слишком тонко устроенные все. Особенно Дитмар, он же весь в искусстве, в галереях, возвышенных книгах, да и в его мире он всё контролирует, не зависит от других людей. И когда он сталкивался с реальностью, получением документов, поездками в больницу, у него тут же вылезали тики. Так что таблетки он пил постоянно. Но это не было проблемой никогда, он наблюдался у невропатолога и очень хорошо себя чувствовал. Так, а что с ним сейчас, раз вы всё это спрашиваете?
— Ну… У него нарушение памяти и бред толкования. Он не связывает то, что видит, с образом в голове и может выдавать очень… фантасмагоричные описания. И… Он сказал, что не помнит ваше имя, — медленно затушив сигарету в пепельнице, миссис Прендергаст вынула из кармана платок и, приподняв очки, аккуратно промокнула под глазами. Похоже, Вильям её сейчас изрядно расшатает, очень жаль.
— Валери. Меня зовут Валери.
— Дитмар сказал при поступлении неправду о причине попадания в больницу. Судя по всему, он находился в стрессе, да, но был какой-то триггер, который его добил. Что могло такого серьёзного произойти за месяц до попадания в больницу?
— Ну… Смерть Огастеса нас очень сильно подкосила, он застрелился… Но это было почти за год.
— Я понимаю, что Дитмар не захотел говорить всего, он очень… Неспокойно относится к любым травмирующим воспоминаниям, — миссис Прендергаст прижала платок к губам и отвернулась к окну. — Мне нужно знать, каков был триггер. Что стало отправной точкой и, главное, почему именно так, — молчание. Вильям вздохнул и решил зайти с другой стороны. — Он говорит, что его преследует монстр из зеркала, у него такое же лицо, и он его унижает, обижает и хочет занять его место, — миссис Прендергаст ощутимо дёрнулась. На лице тут же появился ужас. Она понимает, о чём он. — Помогите мне. Вы ведь хотите, чтобы Дитмар вышел из больницы, а не проторчал там остаток дней. У него есть потенциал, но мне нужно копнуть глубже того, что он сказал при поступлении.
— Чёрт… Опять это… Мне никто не говорил, что это оно… — она вздохнула и, снова закурив сигарету, сняла очки, чтобы потереть лицо. — За год до того, как Дитмар попал туда… Умер мой муж, его отец. Огастес сбежал из ГДР, потому что там у него не было будущего, взял меня с моим сыном от первого брака… В общем, у нас с ним бизнес, знаете, но… Его довели до суицида рэкетиры… Мы с Алексом, старшим сыном, решили не втягивать Дитмара в судебные тяжбы, отпустили в Доркинг, у него там была мастерская, поближе к Лондону, но не в нём. Он терпеть не может Лондон, ему больше нравится Кембридж или Ливерпуль… — она махнула рукой, как будто отгоняя лишние подробности и пытаясь перестать так нервничать. — Это всё было в январе, но в апреле он вдруг приехал, причём с несколькими картинами в работе, целым фургоном материалов… Сказал, что хочет побыть с нами, что ему стало тревожно одному, боится за меня. А потом я увидела эти письма… — она тяжело нахмурилась, кривясь от боли. — Я подумала сначала, что это пришли рекламные проспекты местного поставщика, ну и вскрыла… А там… Господи, как же я испугалась, я бежала к Дитмару в оранжерею, вызывала полицию…
— Всё в порядке, вы сейчас здесь, посмотрите на меня. — Вильям буквально вырвал её из каких-то ужасных воспоминаний. — Посмотрите, сейчас никаких писем, всё нормально.
— Да, вы правы…
— Что там было?
— Там… Дитмар, он сказал, что уже год за ним таскается неадекватный фанат, — Вильям чуть истерично не хохотнул от понимания, что он нащупал. — Он был богатым, купил несколько картин самого Дитмара, давал ему картины на реставрацию. Когда Дитмар понял, что он старается задержаться в мастерской, приходит по надуманным предлогам и вообще всячески нагло к нему лезет в личную жизнь, он оборвал все контакты, передал его другому реставратору и отказался дальше с ним сотрудничать… Мужчина начал его преследовать, водил от работы до дома, по кафе, магазинам, он везде ходил, фотографировал, потом присылал фото как карточки по почте с подписями дат. Дитмар испугался и решил приехать к нам, потому что он перестал нормально спать, боялся, что он вломится ночью в дом… Эта сука его и тут достала, там была целая стопка фото Дитмара в оранжерее, где я разрешила ему устроить мастерскую. А ещё там были… — Вильям увидел, как она краснеет и мнётся.
— Фото его члена?
— Да. Спасибо, что сказали за меня, — миссис Прендергаст затянулась и трясущейся рукой откинула волосы с лица. — Он считал, что Дитмар должен стать его любовником, Дитмар сказал, что это не первые такие фотокарточки… Мы добились судебного запрета, наняли вневедомственную охрану, ему пригрозили в полиции сроком за угрозы и преследование. И всё затихло, с лета мы его не видели, — наступило молчание, Вильям кинул взгляд на диктофон, чтобы удостовериться, что плёнка ещё есть. — Может, вам всё же кофе налить?