Каштановый прииют

— Вы совсем не спите?

— Да. Он меня преследует, — Дитмар тоже наклонился к нему. — Он надо мной издевается.

— Вы не можете это контролировать? — Дитмар вдруг ощерился.

— Он сильнее меня, я не могу его ударить! — ещё секунду назад настороженный и тихий, он взорвался, сорвался на крик и вдруг резко рванул к нему, навис над ним. — Вы не понимаете, вы все не понимаете меня! Я не могу, я в опасности! Вы не защищаете меня!

Дверь резко открылась, и на пороге показались санитары. Дитмар с задушенным хрипением сполз на пол, пытаясь забиться под стол. Вильям не сразу понял, что произошло, но успел встать и повелительным жестом остановить санитаров. Он прекрасно понимал, почему они прибежали, но если Дитмара уведут, то вся его дальнейшая работа будет под угрозой срыва. Он должен показать, что в этом кабинете он король и бог. И что здесь он может защитить Дитмара от чего угодно. Да, у него самого какая-то слабость в коленях и нервная дрожь от этого крика, но на то он и психотерапевт, чтобы успевать брать всё под контроль.

— Я бы хотел закончить наш разговор, — мужчины переглянулись. — Я вас позову, когда мы закончим.

— Мы слышали крик.

— Ничего страшного, мы ещё не закончили. Подождите за дверью, пожалуйста, — едва дождавшись, когда санитары выйдут, он спокойно сел на своё место. — Дитмар, присаживайтесь.

— Я не пойду туда. Я не хочу туда, — он едва ли не заполз на стул и свернулся на нём клубком, пряча лицо в ладонях. — Он меня убьёт.

— Есть места, где его нет? — Дитмар оторвал заплаканное лицо от рук и нервно огляделся.

— Нет. Нет их… — от того, как обречённо прозвучал голос Дитмара, по спине пробежал неприятный холодок. — Но я не покажу вам. Вы посмотрите туда. Я не хочу, чтобы вы на него смотрели, — а вот это интересно. Он не хочет, чтобы реальность контактировала с галлюцинацией. Дитмар осознаёт, что этого некто видит только он, и боится, что если кто-то ещё его увидит, он станет более реальным из-за этого. Может, он и не осознаёт это до конца, но отдаёт себе отчёт, что с этим монстром он практически один на один. Многие шизофреники успешно учатся игнорировать галлюцинации и отличать их от реальности. А пока монстр берёт верх в этой паре.

— Быть может, мы с вами сможем создать такое место? Для начала здесь, чтобы его не было в моём кабинете, и он не подслушивал наши разговоры. Вы можете заставлять его остаться в коридоре.

— Я… нет…

— Вы можете попробовать. Вы можете заставить его ждать в коридоре?

— Не знаю… Я… — Дитмар посмотрел на него и кисло улыбнулся. — Не знаю.

— Ничего страшного, это может получиться не с первого раза. Ведь я этого сделать за вас не могу. Могу только быть рядом и помогать.

— Да? Вы… Вы мне поможете, доктор?

— Постараюсь помочь всем, чем смогу. Я здесь для того, чтобы помочь вам противостоять вашим страхам, вашей болезни. Чтобы вы могли, даже когда меня не будет рядом, помочь себе сами, — судя по тому, как медленно менялось лицо Дитмара, он понимал каждое слово и каждое попадало в цель. Он жил в страхе, и обещание избавления от него было самой лучшей мотивацией. — Но мне нужно, чтобы вы меня слушали. Просто слушали. И старались отвечать на вопросы.

— Да, — Дитмар вжал голову в плечи и вдруг протянул ему руку, открытую от рукава. Запястье перемотано бинтом, потянул, скорее всего. — Дитмар, — в этот раз имя прозвучало совсем по-другому. Чётко и уверенно, он понял, кто он, он полностью осознал и теперь представлялся по-настоящему, а не на автомате. Вильям мягко улыбнулся и легонько пожал ему руку.

— Вильям Салтрай. Приятно познакомиться.

— Да…

— А теперь расскажите мне о себе, чем вы занимались до приезда в больницу.

— Я… Я, я. Я рисовал.

— Вы художник?

— Нет. Я рисовал, — Вильям сделал вид что понял. В карточках не писали о сфере деятельности больного, только если он сам что-то упоминал в разговоре. Нужно будет всё внимательно перечитать.

— Вам нравилось этим заниматься?

— Да. Это так… Красиво, — Дитмар сделал пас рукой в воздухе, словно что-то вспоминая. — Я люблю смотреть, линии, цвета.

— А где вы жили, можете описать дом?

— Я жил… Не здесь. Дом большой. Э-э… Тут недалеко.

Когда вышло время сеанса, Вильям уже приготовился к тому, что нужно будет отдать Дитмара санитарам. Судя по его реакции, его ужасно пугало что-то, связанное с ними. Но на удивление, после их беседы он, хоть и заламывал руки и бормотал что-то под нос, вышел с ними спокойно. Вильям сделал вид, что ему тоже надо выходить, и проводил Дитмара до комнаты отдыха, то и дело задавая ему отвлекающие вопросы ни о чём, вроде какой любимый цвет, нравится ли вам музыка. Увидев большой светлый уютный зал с мягкой мебелью, он окончательно расслабился. Значит, пугали его не сами санитары, не само отделение, а что-то конкретное. Он подумал, что его поведут в какое-то конкретное место. Но, увидев комнату отдыха, Дитмар успокоился и сам дошёл до кресла у окна. Присев в него с ногами, он поправил подушку и откинулся на спинку. Вильям пропустил санитаров с инвалидным креслом и кинул ещё один взгляд на Дитмара. Он с такой ужасной тоской смотрел в окно, ему так хочется туда, что ещё немного, и он расплачется. Ему тут плохо, это видно, для этого даже психотерапевтом быть не обязательно.

Вильям вернулся в кабинет и принялся раскладывать перед собой личное дело Дитмара. Оно было формальным, сухим. Всё, как положено, ничего особенного. Карта тонкая, всего полтора года в больнице. Перелистал последние несколько страниц, чтобы понять, что вообще мог записать предыдущий врач. Ничего необычного, вот только была одна серьёзная проблема. Все записи обрывались неожиданно. Вот писал один врач, и вот уже другой. Шестеро за полтора года, это многовато, текучка — дело обычное, но не настолько. В записях не было ни слова о том, что могло послужить причиной бегства. Много записей о том, что пациент сорвался, кричал, вёл себя угрожающе, сеанс пришлось прервать. Сложилось странное ощущение, что он был первым психотерапевтом, который провёл с Дитмаром положенные полтора часа.

Вильям решил перечитать карту уже с самого начала и нахмурился. Первый врач был более последовательным и строгим, у него оказался хороший почерк, старая школа. И в его записях Дитмар был самым адекватным. Сухие факты не давали ничего достоверно понять, но в голове рисовалась хоть какая-то картинка. И чем дальше он читал, тем тревожнее становилось. Пациент в его записях регрессировал, причём очень быстро. И, что самое странное, вместе с ним явно регрессировал и врач. Это чувствовалось в изменении почерка. Буквы начали слегка плясать, наклон стал меняться, интервалы всё больше и больше. Его записи оборвались в конце лета прошлого года, он продержался с Дитмаром полгода, дольше всех. Вернувшись на первую страницу, Вильям слегка сдвинул брови и принялся снова перечитывать.

— Ты только посмотри, — Вильям отхлебнул чая из кружки и поднёс бумагу поближе к глазам. — Пациент поступил с нервным срывом на фоне затяжного стресса. Находится в угнетённом состоянии. Координация движений хорошая, решение логических задач на среднем уровне. Депрессивного расстройства не выявлено. Признаков суицидального поведения нет. Речь уверенная, нарушений кратковременной памяти нет. Присутствует спектрофобия. По словам пациента, она незначительно ухудшает качество жизни. И в какой же момент тебя так переклинило?

Вильям перевернул страницу и, дочитав до конца, поджал губы. Перед ним сидел пациент, реально одержимый мыслями о доппельгангере, человек, искренне уверовавший в свой бред. Тяжёлый, неуравновешенный пациент, схожий с шизофреником. Ещё и в явном регрессе. Тот, кто попал сюда, приехал, если судить по диагнозу, сам, не в состоянии терпеть постоянную бессонницу, тошноту и сильный упадок сил. Он был контактен и хотел просто поправить пошатнувшееся нервное здоровье. Отчасти из заключения врача что-то стало ясно, например, природа галлюцинаций, это идёт от фобии, скорее всего. Врач фиксировал всё то, что видел Вильям. Он писал о снижении когнитивных функций, писал о том, что Дитмару стало тяжело сходу назвать возраст или текущее число. Что пациент жалуется на дрожь в руках и общее самочувствие. Двойник появился, когда Дитмара вёл третий врач, на ровном месте. И сразу истерика. И вот каждый раз, когда появлялся двойник в разговорах, у него случалась истерика. Видимо, это серьёзный триггер, нужно постараться его слишком не теребить. Но с чего вдруг. Откуда появилась эта галлюцинация? Да, бред может зародиться из ничего, по щелчку пальцев. И зачастую уже в первые сутки пациент способен выстраивать в рамках своего бреда огромные логические цепочки, появляются ложные бредовые воспоминания, если бы пациента слушал неподготовленный человек, он бы подумал, что тот не врёт. Но Дитмар… Тяжело брать бредового больного после кого-то. Записи записями, но видеть развитие болезни собственными глазами было бы лучше.