Страница 3 из 6
Тип. Тип. Что это? Там, близко, за поворотом. Обогнули оплавленную глыбу…
От увиденного даже Густав протрезвел.
Брат Фед ел камни. Стоял у булыжника, подбирал осколок и пихал себе в рот, словно сдобный крендель. Зубы его скрипели и крошились, глаза бездумно смотрели перед собой. Тип-тип-тип – падали песчинки, скатываясь по бороде на живот.
– Сава бьен, брать Федь? – спросил Поль как-то слишком вежливо. – Ти… Ти как себя чувишвуешь? Э… Зубов не жалько?
– Розыгрыш, да? – недоверчиво скривился Одо. – Пойдём уже, хочется наружу поскорей.
Отец Антонио на всякий случай осенил Феда со всех сторон крёстным знамением, приложил ко лбу распятие. Пробовал заставить помолиться, но тот упрямо продолжал жевать, хотя за остальными побрёл.
По стенам сочилась влага, капли падали с каменных сосулек, которые связками торчали над головой. Сапоги хлюпали в воде – путники шли сейчас под самой рекой.
Кирпичная кладка впереди оборвалась, брёвна кое-как подпирали потолок. Грета жестом остановила отряд: неизвестно, насколько они прогнили. Потыкав просмоленное дерево мечом, решила, что пройти можно, если аккуратно.
Ещё бы объяснить братьям слово «аккуратность». Поль выводил его от «кура».
Когда опасный участок миновали, снова показались кирпичные стены, пол пошёл вверх. Посреди него тянулась тёмная полоска ила. Грете показалось, что Фед шагает очень странно: высоко поднимает ногу, как на плацу, сгибает, чётко ставит, поднимает в ритм движению ладонь с прижатыми пальцами.
– Фед, с тобой всё хорошо? – уточнила она.
Тот рывком повернул голову – как шею не вывихнул! – и монотонно произнёс:
– Скоро всё будет хорошо.
Внезапно он повернулся к Густаву и вцепился тому в щёку латной перчаткой. С чего, зачем?! Густав врезал наотмашь кулаком, звук раздался такой, словно не по груди человека бьют, а по пустой бочке.
Капюшон сполз с головы толстяка, и все увидели, что у него золотой шлем. Шлем, похожий на череп – без забрала, с круглыми отверстиями для глаз и прорезью на месте рта. Сверху шла квадратная ручка, как у чайника. Странно!
Самое странное то, что щекастая голова Феда просто не влезла бы в этот шлем, хоть ты прыгай сверху.
Латная перчатка тоже оказалась золотой. Из её указательного пальца выбежала жёлтая мокрица с длинными усиками и заползла Густаву в открытый рот.
Первым очнулся Бриан. Он схватил за шкирку Феда и отбросил, тот ударился о стену. Густав принялся кататься по земле, держась за горло.
«Откуда золотые доспехи? – пыталась сообразить Грета. – Нашел? А когда успел переодеться? И перчатки какие узкие, неужели в них помещаются эти пальцы-сардельки?»
Но пока мозг ещё барахтался, пытаясь выплыть из потока непонятных впечатлений, тело действовало. Грета выхватила меч и рубанула по плечу того, кто раньше был Федом, а теперь стал сверкающим призраком.
Хорошо замахнуться в туннеле не получилось, однако такой удар мог разрубить до пояса человека в лёгкой кольчужной рубахе. В призраке меч только завяз, погрузившись на ширину клинка.
Раненый встал, разогнулся. Движения его стали прерывистыми, какими-то неживыми. Он отбросил застрявшее оружие, схватился за прореху и содрал с себя кольчугу, рясу и ремень, словно всё это было из бумаги. Кожаная куртка и штаны тоже полетели на пол.
– Ничего себе силища, – прошептал Одо, крестясь.
На месте солнечного сплетения горел синий фонарь – или глаз? Весь рыцарь оказался золотым, причём, где и из чего сделан его панцирь, Грета не взялась бы сказать. Она всмотрелась в разрубленный край: черный материал, слоистый, сверху только блестит. Изнутри били маленькие молнии.
– Производится усовершенствование, – монотонно произнёс призрак.
Он замер. Прореха срасталась волшебным образом.
– Алонсо! – крикнул Поль и кинулся вперёд, выставив узкий меч.
Призрак тут же очнулся, завертел головой, как сова – выворачивая лицо даже назад – и в прованца ударила струя белого пламени. Поль согнулся, схватился за живот.
Бриан был выше Греты, замахнуться ему оказалось ещё сложнее. Но помогла то ли данная богом сила, то ли ярость – полуторный клинок прочертил горизонтальную полосу и смял шею врага. Голова с ручкой звонко врезалась в стену, полетели искры.
Кровь не шла. Безголовое тело продолжало плеваться огнём, лучи выскакивали из правого наруча. Все попадали носами в ил. Бриан же прыгнул в бок, ударом кулака свалил призрака на пол, упал на колени и рассёк туловище на две половины.
Из обрубка били молнии. Внутри не оказалось кишок, лишь диски с угловатым узором и гладкие верёвки.
Мертвец.
Адский огонь продолжал поливать потолок, кирпичи от него взрывались, осколки чиркали по спинам, пока Бриан не разрубил колдовской наруч.
– Как бы туннель не обвалился! – крикнула Грета. – Прочь отсюда.
Они с отцом Антонио подхватили под мышки Поля и оттащили подальше. Тот очнулся, завыл от боли.
– А где Густав? – спросил вдруг Бриан.
Одо видел, как пьянчуга бежал назад, во тьму: похоже, призрак свёл его с ума.
– Пойду, приведу, – бросил молодой рыцарь и метнулся вниз по коридору.
– Стой, надо выходить наружу! – закричала Грета, но широкая спина уже скрылась за поворотом.
Грета достала из сумки плащ, на него положили Поля. Отец Антонио заохал, осматривая рану: что за небывалое оружие? Адский огонь прожёг пластины бригантины и кольчугу насквозь, оставил чёрную дырку слева под рёбрами. Раненый настаивал, дескать, это был сам дьявол, и черти здесь повсюду.
Вода журчала совсем рядом, её шёпот складывался то в тиканье, то в нечто, похожее на шарканье. Грета помогала отцу Антонио ворочать Поля, чтобы наложить перевязь.
Через десять минут раздались мерные шаги: из-за поворота показался Бриан. Он не нашёл Густава.
Вот бедолага! Заблудился. Может, на обратной дороге его поискать?
Поля положили на плащ и понесли. Надо идти вперёд, письмо жгло грудь отца Антонио. Скоро рассвет. Если они выберутся засветло, то могут сразу наткнуться на татар, и тогда комтур не увидит дым с Данцигской башни.
С потолка уже не сочилась вода, ход стал шире. Коротышка то и дело склонялся к раненому, который что-то шептал. Бриан вложил меч в ножны и принял носилки у Греты.
– Рана тяжёлая, вряд ли оправится, – вздохнул Одо, сменив священника.
Тот перекрестился, отвернулся, пошуршал рясой. Что-то булькнуло. С плаща раздался хрип.
– Вы не доташите меня до Даньсига, – прошептал Поль, задыхаясь. – Отипустите в рай.
– Устав говорит нам заботиться… – начала Грета, но Одо зарычал:
– Проклятие, Генрих! Мы должны выполнить поручение комтура, а тут чёртовы призраки, и наверху куча клятых поляков. Отец, читайте отходную.
Плащ положили на землю, братья запели молитву. Неужели они вот так запросто добьют весельчака Поля де Сурте? Кто это сделает? Бриан? А если… если ей придётся? От правой кисти пошёл холод, словно рука уже заносила клинок.
Нет. Нет!
Умирающий подозвал Грету к себе, она стала на колени и услышала шёпот:
– Поселуй меня.
Грета прикоснулась губами к мокрому лбу, но Поль с неожиданной силой притянул к себе и впился в рот.
Она еле вырвалась, отшатнулась, спина клацнула о кирпичи. Отдышавшись, выдавила:
– Поль, ты чего? Содомский грех…
Бриан с подозрением рассматривал Поля, который пытался смеяться, зажав живот. Одо откровенно хохотал. Неужели это была шутка? Они вовсе не собирались никого добивать, просто разыгрывали? Вот идиоты.
– Да хватит тебе, Генрих! – выдавил сквозь смех Одо. – Мы-то знаем, что ты девушка.
Грете вдруг показалось, как будто она в кошмарном сне, где идёшь по улице, прохожие оглядываются, ты смотришь на себя и видишь, что забыла одеться. Она пробормотала:
– Но… Откуда? Четыре года без нормального мытья, переодевание у коня в стойле, чёртов гульфик натирает… Как вы могли догадаться? Вам комтур открыл?
Бриан отводил глаза и весь покраснел.
– Комтур скажет что-нибудь, жди, – ухмыльнулся Одо. – Это Поль ещё в прошлом году заметил, когда ты после тренировки стянула кольчугу и оказалась в мокрой рубашке. Не знаю уж, какие прыщики он там разглядел, я бы ни в жизнь не догадался, у Феда побольше будут. Но мы потом проверили в гданиско.