Страница 7 из 13
Как раз в это время Душегуб Кинжалович сидел за столом и играл с часами. Моргнет одним глазом, и они пойдут. Моргнет другим глазом, и они остановятся. Моргнет двумя глазами, и кукушка на часах выскакивает и начинает не куковать, а истошно кричать, звать на помощь:
– Караул! Караул! Караул!
И так он играл с часами, моргая глазами быстрее и еще быстрее, пока часы не ломались, и замученная кукушка из часов окончательно не выпадала.
Сидел он страшный и ужасный. Лоб низкий, повязан кроваво красным платком, волосы седые липкие из-под платка торчат в стороны, путанно ложатся на плечи, нос кривится совиным когтем, подбородок острым полумесяцем выставлен вперед, на худом лице глаза огромные, злом полные и гневом кипящие.
В это время через приоткрытую дверь в дом влетел белый голубь. Он сел на стол перед Душегубом Кинжаловичем и принялся танцевать. И так повернется и сяк. И головку наклонит, и хвост распушит.
– Посланец, – зло проговорил Душегуб Кинжалович и погладил голубка по голове рукой.
Тот сразу танцевать перестал, глаза его потухли и стали незрячими.
И тут Душегуб Кинжалович ударил со всей силы по нему рукой да так, что от него пустое место осталось.
А он снова принялся с часами играть.
Едва Заноза Болвановна вышла из дома Добранушки, как ноги и руки ее заболели так, что хоть вой.
Подошла она к болоту, затопталась на месте и увидела картинку, как мышка лежит на столе около мобильного телефона.
– Тьфу, темная сила не тому навредила, – сказала она. – Мышь отравила вместо девчонки. Дай-ка я ей еще попробую навредить.
И тут Заноза Болвановна начала бить себя костлявыми руками по бокам, ходить около болота и шептать заклинания на смерть. Она говорила быстро-быстро: «Ходите, ходите ноги. Топчите поля и дороги. Дела рукотворные – пыль, добро – ничто, цветы – гниль. Темные силы дайте страх. Превратите девчонку в прах. Харем заерзи шарах замизи, возьми, возьми, возьми…» Она трижды повторила заклинание. Остановилась, глаза прикрыла, посмотрела внутри себя в зеркало настоящего. Добранушка живехонька. Плохо сделалось девочке Хочу и мальчику Крошику. Их души в цветках сильно постарели. Она явственно увидела, как Добранушка подошла к увядающим цветам с душами молодых людей и начала их поливать ключевой водицей.
– Тьфу, – сплюнула Заноза Болвановна. – Опять темная сила не тому навредила. Стара стала, слаба, не те силы. Небесным щитом закрылась от меня дрянная девчонка. Ничего я свое возьму. Доброму делу – день, а злому ночь. Пока добро спит, зло дело вершит.
Кости у нее заболели еще сильнее. И она, подвывая, охая и хромая, пошла дальше по тропе и вошла в дом.
Душегуб Кинжалович играл с часами. Как только Заноза Болвановна вошла в дом, он перестал с часами играть и посмотрел на вошедшую.
– Принесла тебя нелегкая? – спросил он Болвановну скрежещущим голосом.
– Принесла, мерзкий ты мой повелитель гадких пакостников. Не сломить нам девчонку. Крепко она на своем стоит.
– Знаю, – сказал Душегуб Кинжалович, – я с ней состоял в переписке. Какой она вечной любовью хочет зло победить?
– Про то не ведаю, противный и ненаглядный касатик мой, – ответила Заноза Болвановна.
– Так разведай, старая.
– Разведаю, все разузнаю.
– Сама толком ли к ней сходила? – грозно спросил Душегуб Кинжалович.
Болвановна в ответ сморщилась так, что сильнее уже и нельзя было.
– Что не получилось отравить, навести порчу и заколдовать девчонку?
– Не получилось, соколик мой ясный, Душегуб прекрасный, – масляным, трусливым голосом ответила Заноза Болвановна. – Просветленная она оказалась, посвященная в таинства. Для малого обычного волшебства у нее «Книга Волшебства» есть, для большего волшебства Золотое Веретенце имеется, которое ей от предков досталось. Если «Книга Волшебства» требует высказанного пожелания, то Золотое Веретенце претворяет волшебство по мановению руки и помысла. Это ее наисильнейшее оружие против нас. Защита на девчонке стоит вековая. Не подвластная она моим чарам. Род ее защищает. Ну да ночь впереди. Буду до утра колдовать. Не наколдую, не умерщвлю, так свинью подложу.
– Колдуй, старая! Колдуй, проклятая! – потребовал Душегуб Кинжалович. – И сказывай, что нового узнала?
– Пекарня у нее волшебная. На новых технологиях работает. Печет сама разные вкусности. Народ за ее батонами, булками и пирогами с утра издаля тянется.
– Пекарня, говоришь?
– Она, проклятая.
Хотел Душегуб Кинжалович колдовством сломать пекарню. Напрягался, натужился, глазами, заморгал, задвигал, зловеще зашептал. Остановилась пекарня. Но появилось странное существо на колесиках, предохранитель не электрическом щитке заменило и снова заработала пекарня.
– Не получается, – проскрипел Душегуб Кинжалович. – Охраняет пекарню кто-то. Человек – не человек, собака – не собака. Робот какой-то.
– Получится, – заискивающе произнесла Заноза Болвановна.
– Колдуй, проклятая! И я сложа руки, сидеть не стану. – Взял Душегуб мобильный телефон, потыкал корявым пальцем в кнопки и поднес к уху. – Алло!.. Это я… Эй, вы там, подлецы, наглецы, гады многоразовые, живо ко мне. Одна нога там, другая здесь.
Где-то на задках дома в сарае завыло что-то так, что мурашки побежали по коже.
– Опять!.. – выругался Душегуб Кинжалович. – Пойди, старая, накорми его.
– Сам иди. Он только тебя к себе подпускает.
Тут послышался тихое тарахтение и шорох. Дверь открылась, и в дом вошел паренек, кудрявый, ловкий, стройный, невысокий. Глаза озорные пытливые, плутовские.
– Малыш? – окинул его взглядом Душегуб Кинжалович. – Много чего надыбал?
– Есть, – басовито ответил Малыш и высыпал перед Душегубом из кармана монеты, бумажные деньги, золотое колечко и цепочку с медальоном в виде сердечка.
– Где взял? – ткнул Душегуб Кинжалович пальцем в медальон.
– На рынок сегодня богачи из Воображалово приезжали. Так я их пощипал, – ухмыльнулся Малыш.
– Мало принес, – недовольно сказал Душегуб и забрал все себе.
– Мне-то оставь, – басовито сказал Малыш.
– На карманные расходы, если не врешь, сам себе наворуешь, наскребешь, – сказал Душегуб Кинжалович.
Снова раздался душераздирающий пронзительный крик и вой.
– Поди, покорми его, – сказал Душегуб.
– Не пойду. Я в жизни ничего не боюсь, а этого как увижу, так руки, ноги немеют, иголки в сердце залетают, кожу мурашки шевелят, холод во всем теле…
Душегуб поморщился. Ему самому не хотелось кормить Кровососа. И на него он действовал отвратительно. Холод страха забирался под самую рубашку. И веселило его это, в кураж вводило и страхом в сердце кололо. Но в этом он не мог признаться даже себе.
– Пойду я, – сказал Малыш.
– Опять до утра колобродить, шалить и шляться?
– Мое дело, – грубо ответил Малыш.
– Иди на кухню, поешь и сматывайся. Болвановна ежа приготовила и гадюку пожарила, мышей навялила и лягушек насушила. Пальчики оближешь.
– Я эти ваши деликатесы не ем, сами трескайте, – отговорился Малыш.
– Тогда проваливай в свой ночной клуб, – велел Душегуб Кинжалович.
– Ну и провалюсь, – усмехнулся Малыш.
Он вышел из дома. Затарахтел мопед и треск от него стал удаляться.
Через несколько минут несерьезный звук мопеда затих и вместо него послышался солидный рокот мотоцикла, который приблизился и с грохотом оборвался у ворот. Душегуб прислушался. Послышались шаги, топот ног на крыльце. Дверь открылась и в дом вошли двое красномордых небритых молодца в кожаных куртках с заклепками. У одного нос картошкой, у другого прыщавым зеленоватым огурцом. Морды небритые, глаза чудные, лютые. В руках оба держали шлемы с рогами. От молодцев так воняло тухлятиной, что за три версты, казалось, не подойдешь. Жили молодцы на хуторе Гадюкино, что с другой стороны болот располагалось. Сами пили дуракову воду и спаивали село Голово. Приедут со своей дураковой водичкой. От желающих отбою нет. К вечеру все село в дураках ходит. И тогда ругань повсюду слышится, драки на каждом углу затеваются, поножовщины, воровство, грабежи – шагу ступить нельзя. Эти двое и раньше примерным поведением не отличались, а как Душегуб Кинжалович поселились в старом доме на болотах, так они попали под его влияние, вошли в услужение и доросли до больших негодников и пакостников. Одного из них с носом картошкой звали Обормот Нахалыч, другого с носом огурцом звали Балда Негодяевич. Они вошли в дом и, синхронно двигая правыми руками, сжатыми в кулаки, будто кого-то били, запели: