Love Tour

– Я тоже на это надеюсь, – сказала Агния. – Ну, а теперь ваша очередь, – обратилась она к следующей участнице.

– Меня зовут Леся Мудра, и я не психопатка (мило улыбнулась всем она). Хотя и подвержена всяческим депрессиям, которые периодически волнами накатывают на меня. Сама я из Днепра, но как поэтесса сформировалась в столице. Пробовала себя сначала в патриотической поэзии. Но поняла – не моё. Я стихийная и часто люблю плыть против течения. Мне захотелось звучать естественно. Такой и стала для меня эротическая поэзия (её глаза на миг широко раскрылись и округлились). Даже диссертацию защитила на эту тему, что было непросто. Так что я, в какой-то степени кандидат эротических наук. Теперь же подобные диссертации уже посвящают мне, называя меня женщиной-метафорой, и рисуют картины, где я изображена сиреной-русалкой с крыльями, как у ангела, и с короной на голове. И даже сравнивают с несравненной Ульяной, которую я держу сейчас за руку.

– Так это вы и есть та самая Леся? – с удивлением посмотрела на неё фурия Ульяна и в привычной своей манере, разделяя чуть ли не каждое последующее слово с нарастающей злобной интонацией, неприятным голосом продолжила, – с которой меня постоянно-сравнивает … и ставит-в-один-ряд-со-мной … этот-странный-критик-Родик?

– Как видите, – смутилась поэтесса Леся.

– Всё понятно, – с изысканным волынским пренебрежением в голосе произнесла порнографическая писательница и с галицким гонором повела головой.

Что ей было понятно, было не понятно. Леся с недоумением посмотрела на неё и горделиво ответила:

– Простите, Ульяна, но я ни с кем не конкурирую. Конкурируют всегда со мной. Я всегда хотела быть ни на кого не похожей и неповторимой (снова этот безумно-кокетливый взгляд внутрь себя), даже в театральный собиралась поступать. Поскольку кое-кто уверил меня в том, что я владею чарующим голосом сирены. Но родители были против, поэтому пришлось идти на филологию, о чём до сих пор жалею: такая актриса во мне умерла.

Когда я читаю со сцены свои стихи, я без всякого преувеличения испытываю настоящий оргазм. Это такое удовольствие – чувствовать, как публика заходится от твоих слов в экстазе, который тут же возвращается к тебе и полностью захватывает тебя с испода.

Я люблю быть эпатажной. Меня нисколько не волнует, что обо мне подумают или скажут. И хотя многие мои стихи посвящены эротике и любви, самой мне, как ни странно, не удалось, к сожалению, (она вздохнула) до сих пор испытать ни этой эротики, ни настоящих чувств. Вот почему я здесь. Надеюсь, мне здесь повезет больше.

– Мы тоже на это надеемся, – сказала Агния и кивнула Ульяне, – теперь ваша очередь.

– Сразу обещаю, – предупредила всех Ульяна Зазбручко, – говорить я буду долго и нудно, поэтому старайтесь не заснуть. При этом самое главное: руки мои должны быть свободны, без рук говорить я не могу.

Она резко разорвала круг, бросив руки Леси и Кармы, и подняла кверху свои, изготовив их, как хормейстер перед собравшимся на сцене хором.

– Остановить меня, когда я говорю, невозможно! Еще не родился тот человек, который смог бы переговорить меня и убедить, даже если я не права.

И вот её пальцы ожили, закружились, задвигались, как у сурдопереводчицы на экране зомбовизора.

– Сами понимаете, если уж я влезла в танк, то поеду напролом, поэтому, чтобы я остановилась, девочки, – обратилась она к Лесе и Карме, – просто возьмите меня за руки, и только тогда, возможно, я и замолчу. Прежде всего, леди и джентльмены, я хотела бы отметить, что я на личном примере олицетворяю собой соборность нашей страны, то есть «восток и запад вместе», поскольку отец мой женился на «схиднячке», а мама вышла замуж за «западенца».

Смотреть за руками гневной фурии было одно удовольствие: она то выбрасывала их вперёд, то била ими себя в грудь, то разводила их в стороны, как дирижёрка в оркестре, обращавшаяся попеременно то к духовым, то к струнным, то к ударным.

– Отца моего как буржуазного националиста сослали в Сибирь на вечное поселение, но вскоре реабилитировали, и мать моя поехала вместе с ним на Волынь. Там я и родилась, в тех краях, где провела свое детство Леся Украинка, на той границе двух империй по реке Збруч, которая отделяла «восточные кресы» Речи Посполитой от западных рубежей Малой Руси, где проходила граница оседлости евреев и где случилась потом страшная волынская резня. Именно от той земли – за Збручем – и произошла моя фамилия Зазбручко.

Мерными взмахами рук она привлекала к себе внимание, интонируя и разделяя каждое слово в бесконечной веренице её слов, словно препод перед неразумными студентами, следящая за тем, чтобы те успевали записывать за ней.

– Я уже в девять лет знала, что буду писательницей. Читать я начала с двух лет, а сочинять стихи с пяти, когда ещё не умела писать. В детстве я часто представляла себя Винни Пухом, потому что он тоже все время сочинял стихи, всякие там пыхтелки и сопелки. Но больше всего мне нравился Кролик, поскольку он всё время болтал на всякие философские темы. Видимо, поэтому я и закончила вскоре с отличием философский факультет.

– Благодарю вас, – прервала её выступление Агния, – теперь слушаем следующую участницу.

– Нет, что вы, что вы! – замахала на неё руками Ульяна. – Я ведь только начала. И не спорьте со мной! Спорить со мной бесполезно. Я никогда не признаюсь, что я не права! Все считают меня огромной занозой в заднице, потому что я всех критикую. И, действительно, я очень придирчивая, а всё потому, что я хочу во всем достичь недостижимого совершенства, и ещё потому, что очень люблю раздавать всем ненужные советы, а это многим не нравится, особенно, когда я с видом напыщенной профессорки смотрю на всех, как на учеников младших классов… Вот такая я жуткая педантка, придира и ханжа.

Но я ни в коем случае не психопатка и не истеричка. Хотя многие меня на дух не переносят. А всё потому, что я никого не люблю, кроме самой себя. И, прежде всего, секретные службы, которые постоянно следят за мной из-за угла. Сначала это были нкаведисты, затем кгбшники, потом црушники, а теперь ещё и сбушники. Но больше всех меня преследует Мишка-венеролог. Я, видимо, вызываю у него стойкую идиосинкразию. Как только он не обзывает меня: и злобной провокаторшей, и дипломированной невеждой с примитивным совковым мышлением, и самым вредным явлением в малоруской культуре! За то, что я, видите ли, с умным видом несу всякую чушь. Его ехидное лицо с моноклем мне видится чуть ли не на каждом шагу. Кое-кто считает, что это паранойя. Но я хочу заверить всех, что это не так.

Все леди и джентльмены бурно зааплодировали ей в надежде, что это были последние слова её спича, но надеждам собравшихся не суждено было сбыться.

– Следите за моими руками! – прервала их овации Ульяна. – Я вижу, cari amici, что здесь собрались самые скандальные и эпатажные личности велгалита, чьи лица давно уже украшают школьные классы и библиотечные залы. Там, где раньше висели портреты Шевченко, Франко и Леси Украинки, теперь висят портреты Сержа, Тюхи и Кармы. Но мой портрет висит на самом видном месте.

Отсюда вывод, дорогие мои члены и вагины, более скандальной, чем я, нет. Ещё никому не удалось переплюнуть меня, хотя некоторые красавцы с голыми торсами из календаря молодых писателей и утверждают, что книги мои абсолютно нечитабельные и слишком сложны для понимания, и даже показательно выбрасывают их в мусорное ведро.

– Это потому, что они ещё не доросли до вашего уровня, – с сарказмом заметил сатир Юлий. – Мне кажется, вы специально пишете так витиевато, чтобы задавить их своим интеллектом.

– Да, – усмехнулась Ульяна, – я интеллектуальный сноб и не скрываю этого.

– Ну, не знаю, – пожала плечами Эвелина. – Я, например, ожидала от ваших «Философских исследований волынского секса» гораздо большего. Такое название заманчивое. Но я заснула на второй странице.

– Просто я очень не люблю такой знак препинания, как точка, – ответила ей Ульяна. – Для меня поставить точку – это табу, я своего рода волынская версия Молли Блум, но если её поток сознания простирался на сорок страниц, то в первой книге я довела эту безудержную лавину до 150, а во второй – до 830.