Страница 25 из 27
– Нет! Не хочу! Не хочу слушать! Отойди… отойди! Отойди дальше!.. Ишь, липнет…
И снова загрохотало, затрещала крыша. Аяя в страхе подняла голову, слуги и вовсе присели в ужасе, прикрывая головы. Крыша жалобно затренькала, подпевая гулу из-под земли.
– Ты… слышишь это, Яй?.. – спросил я, понимая, что надвигается что-то, что отодвинет наш разговор.
– Что?.. – спросила она, бледнея. – Крыша вот-вот лопнет…
– Нет… не крыша… хотя и крыша… Но это из-под земли, слышишь? – спросил я.
Она вздрогнула и посмотрела мне в лицо:
– Д-да… а я подумала… что это… ноги… меня… ноги не держат… из-за т-тебя… а это…
– Вулкан, Яй… – почему-то прошептал я, словно боясь его разбудить, но, похоже, поздно…
Глава 9. Сумрак, буря и новые люди
Мне совсем не нравилось здесь: холодное море, мрачные тучи, клочками цепляющиеся за крыши домов наверху дурацкого острова, куда теперь мы не могли добраться, а я так и не бывал, в то время, как мои наставники ездили и встречались с другими, кого называли предвечными, и к числу которых, оказывается, принадлежу и я. Я то сомневался в этом, думая, что они ошиблись, то верил, потому что всё, что они вдвоём, вторя друг другу, поведали мне о предвечных и моих странностях, кажется, подтверждало это. А потом я снова начинал сомневаться. За тем и походили мои дни. А ещё я ходил по улочкам прибрежного городка, слушая разговоры прохожих, лавочников. И язык мне здешний, воркующий не нравился, и еда, всё безвкусное и блёклое. Как и девчонки… наши крепкие, губки румяные, малиной да сливками пахнут, а энти рыбами хладнокровыми. Одно слово тоска, уж пожалел, што облазнился на посулы прекрасноликой Вералги и сребролобого Викола. Оставался бы себе княжим конюшим, сытно жилось и к книгам доступ, егда угодно мне. А тут…
Я заскучал по родным местам сразу же, хотя поначалу казалось, это будет приключение, о каких только грезить такому как я. На деле, мы мгновенно переместились в эту странную местность, ни тебе долгого интересного путешествия с удивительными новыми местами, ведь я, окромя Нова Города, ничего не видел. А мы, хлоп, втянулись, словно в бутылочное горлышко, а после из неё выстрелило нас будто пробку из бутыли с забродившей брагой.
Время тянулось невыносимо долго, это их серое море перестало радовать новизной, город тоже надоел, был он захудалый и грязный, помои тут лили прямо на головы и под ноги похожим, и я не мог справиться с брезгливостью, гулять по этим улицам. Только набережные и молы, далеко выдающиеся в море и были чисты. Но как стало штормить, ходить туда стало небезопасно, хотя восторг от огромных волн охватывал меня, и я искал возможность всё же наблюдать издалека.
Какая-то девчонка, которой я приглянулся, поманила за собой, заметив мой интерес, мы забрались с ней в одну из башен собора, построенного на мой взгляд мрачно и грубовато, но зато из узких окон-бойниц хорошо было видно и море, и даже этот остров, на котором были Вералга и Викол, пока я оставался здесь. Они оставили меня, сказав, что всему своё время и мне стоит немного подождать. Ждать, так ждать, мы тута люди подневольные, согласился податься с ими с родных мест, так терпи теперь их порядки.
И вот только мы поднялись на башню, и я вознамерился с высоты полюбоваться на громадные волны, разбивающиеся о молы и высокие берега, такого никогда мне видеть не доводилось, как девчонка, моя проводница, кинулась мне на шею обниматься. Конечно, что ей море это, выросла здеся, нагляделась, поди, на штормы и бури. Пришлось нацеловаться так, что губы да челюсти заныли, пока ей не надоело, и не отпустила полюбоваться морем. Ей-то казалось, что мы в высоты энти за поцелуями забрались, но мне не жаль, от меня же не убудет, хорошая сдобная девчонка, ротик пухлый, грудки как два зайчонка, одна радость потискаться.
Правда на другой день она уж едва ли не о женитьбе заговорила, и я заскучал. Жениться, оно, конечно, дело хорошее, правильное, да только отец её, местный пекарь, сроду её за меня, чужеземного голодранца, не отдаст. Так что пришлось мне от честной девушки скрываться, чтобы не попортить её привлекательности для иных женихов, коли такие сыщутся.
Надо сказать с девчонками я всегда сходился легко, сказывалось и сиротство, заставившее рано взрослеть и во всём рассчитывать на себя, и жизнь при княжом тереме с младенческих почти лет, а в подклети чадь не шибко церемонится, тем паче на конюшне. Рос я смешливым, белокожим да курносым, золотые кудри тоже были вполне завлекательны, а стал вырастать, да силы в плечи набирать, так и вовсе выдурился едва ли в красавца. Говорю, не скромничая, потому што достоинством красу не считаю, то Богом и родителями далося, не мною достигнуто али заслужено, в чём тут гордость? Вот как по уму али по добру стану человеком заметным, вот тогда и подумаю, задирать нос, ай нет.
Мы тут дожидались кого-то, а после шторм на море отделил остров от побережья. Конечно, перескочить для Вералги труда не составило бы, но там не было всё того же или тех, кто-то ещё не прибыл. Поэтому Вералга и Викол всё же взяли меня в гости к Мировасору и его жене, обретавшимся здесь же. В гостях у них оказался и ещё двое предвечных, необычно смуглый и черноволосый большого роста человек, чистый бес с виду, как их малюют у нас и в книжках и на потешных картинках. И красавица из таких, что в Орде ханов рожают. Что она делала в энтих местах, подумалось мне, но тут же и скумекал: она же и не из Орды, должно, предвечные, они по всему миру обретаются. А чё им, когда так вот скачут: раз-два и в новом месте, и всё, начинай жисть по новой…
– Эрбин считает, что должно нашего неофита всем представить, не дожидаясь Ария, познакомиться, дать ему время присмотреться, подумать, кого себе в наставники выбрать, – сказала Вералга.
Это уже после обеда заговорили, здесь, у Мировасора кормили вкусно, запеченными поросятами, прошлогодними грушами и яблоками, пахнущими подвалом, варёной крупой, и сладким золотистым вином. Мировасор, видный мужчина с широким лбом, как у бычка и белыми бездельными руками, усмехнулся тёмно-красным ртом, будто он не светлое, а красное вино пил, сказал, сладко щурясь, как сытый кот:
– Ну что ж, пускай с нас начнёт, а то, кто его знает, Ария нашего, тем паче Аяю, когда их Бог сподобит прибыть. Вот, Василевс, взгляни вокруг, здесь больше половины предвечных, что есть ныне на земле, вишь ли, с каждым годом всё реже родятся подобные нам. А завтра все на остров при помощи наших летучих подруг и отправимся. Никто из присутствующих не против?
Арит, его жена или кем они тут все приходятся друг другу, ежли живут-то вечно, женятся али как? Так вот, Арит эта с черемными волосами, немного вертлявая, мне не понравилась, очень уж заглядывалась на меня, при муже как-то нехорошо выходило и остальные-то тоже не без глаз, поди, видют её сверкания. Это меня стесняло и делало общество этих людей не слишком приятным.
– Коли Аяя явится, так он её и выберет, – сказала Арит, посмеиваясь.
Тот, что был Орсег, вспыхнул зелёными очами и сказал весь оживляясь:
– Ежли вернётся Аяя.
– С Арием-то, – отмахнулась Арит, ломаясь. – Да она за ним как собачонка, куда угодно вернётся, хоть в самый ад.
– При таких другах ад точно, тут и есть, – пробормотал Орсег.
– Не будем ссориться, – сказал Мировасор. – Василевс – мужчина, а значит и посвящение не будет сложным делом. С женщинами сложнее.
– Почему? – спросил я, выскакивая не к месту. – Токмо… не зовите меня Василевсом, я всего-то Василько-конюх, никакого касательства к древним царям византийским не имею.
Сказав это, я опустил голову, окончательно смутившись и густо краснея, небось, и уши свекольные, запылали…
– Ишь ты, образованный конюх ныне в Новом Городе пошёл, – усмехнулась Басыр. – Не смущай юношу, Мировас, и ты, Арит, не вихляйся, смотреть грешно, веди достойно званию предвечной.
И обернувшись ко мне, она спросила, участливо и едва ли не ласково: