Страница 6 из 80
Глава 2. О журналистах и журналистике
Моя бы воля, понесся бы аки лось в Коминтерн, но сначала нужно проводить до бронепоезда Татьяну. Все-таки не очень прилично бросать девушку прямо на Лубянке.
Наверное, пока шли до Каланчевской площади, я невольно ускорял шаг, потому что Татьяна время от времени фыркала и просила идти потише.
Мой поезд слегка увеличился в размерах. Кроме пяти бронированных вагонов к нему прицепили еще три. Видимо, товарищ Артузов поедет на фронт не один, а с силовым сопровождением. Откуда-то с хвоста слышался загибистый флотский мат красного командира Карбунки. Не иначе, революционный матрос наводит порядок. Вообще, из всех моих архангельских орлов известие, что мы отправляемся на фронт, порадовало лишь двоих — Карбунку и Потылицына, а остальные либо выразили равнодушие, либо даже недовольство. Не вслух, разумеется, но физиономии стали кислыми. Как ни странно, (а может — наоборот, нормальная реакция?), явное недовольство выразил лишь товарищ Исаков. Буркнув — мол, опять воевать, Александр Петрович сверкнул очками и отвернулся. Подозреваю, что бывшему штабс-капитану хотелось выругаться, но постеснялся из-за своей природной интеллигентности.
А вот Карбунка с Потылицыным, скорее всего, не навоевались. Бывший матрос с удовольствием вспоминал, как он под градом английских и французских гранат гонял по железке «Павлина Виноградова», обстреливая из пулеметов белогвардейские цепи. Про град мореман явно преувеличивал, про цепи — тем более. В худшем случае, его бронепоезд, нынче сражающийся с поляками, мог заполучить одну-две бомбы, не больше, а такой дурости, как атаковать бронепоезд пехотными цепями, военачальники Северного правительства себе не позволили. Это только мои бывшие коллеги по работе в Череповецкой чека хвастают, как они в густом лесу ходили в штыковые атаки[1]. А Вадим Сергеевич Потылицын, «рыцарь плаща и кинжала», не может жить, не ввязавшись в какую-нибудь авантюру, а иначе сидел бы себе тихонечко в Норвегии или в Финляндии, ловил форель, а не вернулся бы в Россию искать себе приключений на важное место.
У входа в вагон с довольно высокими ступенями я остановился, задумавшись — а как следует поступать по правилам хорошего тона? Вроде, положено пропускать женщину вперед, но здесь довольно приличная высота, и возникнет весьма скользкий момент. Нет, насколько помню, из правил есть исключения — мужчина первым должен выходить из лифта, чтобы помочь даме, и из машины. А вот ручку Татьяне Михайловне целовать не стану. Во-первых, она еще девушка (пусть и формально), во-вторых, моя подчиненная, а в-третьих, лобзанье руки у женщины — есть буржуазные предрассудки.
Между тем Татьяна хмыкнула, оглядела меня с головы до ног и заявила:
— Вам бы, товарищ Аксенов, костюм следовало вначале погладить, а уже потом на свидание торопиться.
— Почему на свидание? — возмутился я. Возможно, чуть-чуть ненатурально, потому что Татьяна пропустила мой возглас мимо ушей и задала новый вопрос.
— А правда, что вашей даме сорок лет, и она дочь графа Комаровского?
Мне бы сказать, что это не так, и что собираюсь в Коминтерн по сугубо важным и служебным делам, но этой девушке я отчего-то соврать не смог. Правда предварительно огляделся по сторонам — не слышит ли кто? Узрев в тамбуре караульного, махнул ему рукой — мол, сгинь с глаз моих, а потом собрался с духом.
— Правда, — согласился я, но уточнил. — Только лет ей не сорок, а тридцать семь. Но ее папа уже не граф, а эмигрант.
— П-а-а-думаешь! — протянула Татьяна. — Мой предок штурманом у самого Петра Великого служил и вместе с государем шведские фрегаты на Неве брал! Вот.
— Танюш, а мои предки вообще крестьяне, и мне все равно, кем они были, — сообщил я.
— Крепостными? — поинтересовалась Татьяна.
Вот уж чего не знаю, того не знаю. В Череповецкой уезде встречались и крепостные крестьяне, и монастырские, и государственные. А деревня Аксеново, откуда родом мой Вовка? Я только пожал плечами.
— Знаю только, что они из староверов. Да и какая разница? Вон, у адмирала Макарова дед точно крепостным был.
— Вице-адмирала, — механически поправила меня девушка.
Вот что значит дочь кавторанга. А начни разговор, выяснится, что ее папенька вместе с Макаровым служил и на «Петропавловска» чудом уцелел.
— Ладно, Владимир Иванович, — насмешливо посмотрела на меня Татьяна Михайловна. — Вижу, вы с ноги на ногу переминаетесь, словно куда-то спешите. (Я догадался, что Таня хотела сказать «в гальюн», но не сказала. А ведь с нее бы сталось!) Отправляйтесь-ка на свидание к свой графине, а я вас пока подожду.
— В каком смысле, подожду? — не понял я.
— В том смысле, что вы решить должны: с ней остаетесь или со мной, вот и все.
Ну ни хрена себе! Мне уже и условия ставят. А я-то дурак решил, что у нас свободные отношения. Ага, как же.
— Сколько вам времени понадобится? Месяца хватит? Или два?
Я обалдело хлопал глазами, пытаясь понять — всерьез это она или шутит? Но похоже, что не шутила.
— Ладно, даю вам три месяца, — махнула рукой Татьяна, словно купец, решивший-таки заключить сделку. — Три месяца подожду, а там решайте — с графиней останетесь или со мной.
Не дожидаясь, чтобы кавалер поднялся наверх и предложил руку, Татьяна слегка придержала подол, а потом взлетела по лестнице вверх с ловкостью бывалого матроса.