Страница 4 из 80
— Идея моя, а воплощение — Татьяны Михайловны, — кивнул я на дочь кавторанга.
Я почти не погрешил против истины. Ну за исключением того, что сам содрал идею с нагрудного знака «Почетный чекист». Изначально поручил сделать эскиз Саше Прибылову, не сомневаясь, что он из моей корявой картинки сотворит шедевр. Но художники — странный народ.
Я ведь уже говорил, что художников нужно топить во младенчестве? Кажется, говорил, но готов повторить эту фразу еще раз. Казалось бы, чего тут стараться и мучиться, если перед тобой лежит набросок, изображающий щит и меч, с красной звездой посередине и надписью «почетный чекист»? Так нет же, Саша Прибылов и здесь сумел накосячить. Вместо «французского» щита изобразил итальянский овальный, сильно зауживавшийся снизу, справа и слева — по звездочке, а вместо меча нарисовал два скрещенных турецких ятагана. Думаю, вы уже догадались, что получилось? Ага, «Веселый Роджер». Пришлось перепоручить работу Татьяне.
Хотел невинно осведомиться — что, мол, эскиз неважный, но не рискнул. Татьяна может шутку не оценить, да и Феликс Эдмундович тоже.
— Рисунок отличный, художник вполне профессиональный, — сказал Председатель ВЧК, отчего Татьяна Михайловна зарделась. — Но я позволил себе одну поправку. Ваш меч на знаке установлен вертикально вверх.
— Ну да, — кивнул я. — Щит символизирует защиту граждан, но клинок, острием вверх — меч, готовый разить.
— Думаю, все и так догадываются, что символ ВЧК — и защита, и нападение. Но острие, устремившееся вверх, не очень красиво. Я распорядился поместить меч за щитом, а рукоятку расположить сверху.
Спорить с Дзержинским я не стал. Все равно в глазах простого обывателя, что меч, что и щит госбезопасности, символизирует нападение. К тому же было бы странно, если большой начальник не отыщет огрехи.
— Первую партию знаков планируем выпустить ко дню взятия Варшавы, — будничным тоном сообщил Дзержинский.
И тут я едва не подавился жиденьким чаем. Вроде, вопрос о взятии Варшавы пока не стоит. Если верить
— Может, лучше выпустить первые знаки к трехлетию образования ВЧК? — осторожно предложил я и пояснил. — У нас будет привязка к конкретной дате, а не к условной.
Дзержинский только неопределенно мотнул бородкой. Встал, уложил в опустевшую миску кружку и отправился сдавать грязную посуду, подавая пример нерадивым сотрудникам, норовившим оставить ее на столе. Надо бы предложение внести — расположить в нашей столовой лозунг, типа «Помоги товарищ нам, убери посуду сам!» или «Поел — убирай сам!».
Мы с Татьяной последовали примеру Дзержинского. Когда выходили, наткнулись на Артузова. Артур понюхал запахи столовой и грустно протянул:
— Опять рис. Фу… — Я хотел предложить, чтобы Артур Христианович угостил кашей бедную девушку — пожалуй, в нее и третья порция влезет, но тот вздохнул: — Терпеть не могу рисовую кашу, но придется давиться. — Посмотрев на меня, Артузов сказал: — Мне утром из Коминтерна звонили, тобой интересовались.
Артур, славный парень, не сказал, кто именно интересовался, но я догадался сам. Неужели Наталья вернулась? Танюшка — девчонка славная, с ней можно в огонь, в воду, да и в постель, уж извините за откровение, но все-таки это не то. Татьяна, пусть и моложе, но это не Наталья Андреевна. А если читатель обзовет меня геронтофилом, переживу. Переживал и не такие глупости.