Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 15

А также не побывали в Германии. Обычно мы ездили туда на неделю или две, погостить у моей бабушки в ее просторном доме в Шварцвальде, с бассейном и шелковистыми сосновыми иглами под ногами. Но этим летом мы, похоже, не могли себе этого позволить, и если мы не могли позволить себе полететь в Германию, то как, думал я, мы сможем оплатить обучение в школе?

К началу сентября мои родители подали заявления в местные государственные школы и внесли наши имена в очередь на зачисление. Они никогда конкретно не говорили, что у нас возникли финансовые проблемы, но было ясно, что дело обстоит именно так. У меня несколько дней болел живот, потому что я боялся, что в школе меня будут травить.

О, такие пустяковые, крошечные проблемы. Такие ничтожные заботы.

Оглядываясь в прошлое, я вижу одиннадцатилетнего себя: странноватый мальчик, среднего роста, худощавый. Голубые глаза матери, каштановые волосы отца, коленки, похожие на картофелины, насаженные на палки, недовольно поджатые тонкие губы, слегка высокомерное поведение. Избалованный мальчик, убежденный, что все главы его жизни уже аккуратно написаны и будут, как полагается, следовать одна за другой. Я оглядываюсь на него, и мне хочется врезать ему по его глупому, надменному, наивному лицу.

Присев на корточки, Джастин перебирал руками растения, которые он выращивал в огороде.

– Лекарственные травы: сажаем, выращиваем, применяем, – объяснил он мне, нараспев растягивая слова. – Крупные фармацевтические компании задались целью развратить нашу планету. Через двадцать лет мы станем страной наркоманов, получающих всякую дрянь по рецепту в аптеке, а государственное здравоохранение будет стоять на коленях, пытаясь заплатить за «конфетки» больной нации. Я хочу повернуть время вспять и использовать для лечения повседневных заболеваний то, что дает нам земля. Чтобы вылечить головную боль, вам не нужно восемь типов химических соединений. Твоя мать заявила, что отказывается употреблять таблетки и готова принимать мои настойки.

Я смотрел на него. В нашей семье мы все принимали таблетки. Не одни, так другие. Таблетки от сенной лихорадки, таблетки от простуды, таблетки от болей в животе и головной боли, от невралгических болей в детском возрасте и от похмелья. У моей матери даже имелись таблетки от того, что она назвала «грустными чувствами». У моего отца были таблетки от сердца и таблетки, замедлявшие выпадение волос. Таблетки от всего на свете. И вот теперь мы, похоже, будем выращивать полезные травы и сами делать лекарства. Что предполагало веру в их чудодейственные свойства.

Во время летних каникул у моего отца случился микроинсульт. Его последствиями стала хромота и нарушение нормальной дикции. Отец стал не похож на себя прежнего. Видя его состояние, я чувствовал себя непривычно уязвимым, как будто в крепостных стенах нашей семьи была пробита небольшая, но серьезная брешь.

Его личный врач, человек неопределенного возраста по имени доктор Броутон, который жил и принимал пациентов в шестиэтажном доме за углом, пришел осмотреть его после того, как отец вернулся из больницы, где провел ночь. Они с отцом сидели в саду, курили сигары и обсуждали дальнейшее лечение.

– Знаете, Генри, вам нужен хороший реабилитолог-физиотерапевт. К сожалению, все реабилитационные физиотерапевты, которых я знаю, просто ужасны.

Они рассмеялись, и мой отец произнес:

– Я не уверен, я больше ни в чем не уверен. Но я попробую. Если честно, я готов на что угодно, просто чтобы стать прежним.

Пока они беседовали, Берди ухаживала за аптекарским огородом Джастина. Было жарко, и на ней был тонкий муслиновый топик, сквозь который просвечивались ее соски. Она сняла мягкую холщовую шляпу и остановилась перед моим отцом и его доктором.

– Я знаю кое-кого, – заявила она, уперев руки в боки. – Просто удивительный человек. Можно сказать, чудотворец. Он использует энергию. Он умеет перемещать энергию ци по всему телу. Он избавил моих хороших знакомых от боли в спине. От мигрени. Я попрошу его прийти и посмотреть вас.

Я слышал, как мой отец запротестовал. Но Берди сказала:

– Нет, Генри, это самое малое, что я могу сделать. Самое малое. Я позвоню ему прямо сейчас. Его зовут Дэвид. Дэвид Томсен.





Тем утром я был в кухне с матерью, наблюдая, как она делает сырные оладьи. Неожиданно звякнул дверной звонок. Мать вытерла руки о фартук, нервно поправила концы завитых волос и сказала:

– Ах, это, наверное, Томсены.

– Кто? – спросил я, забыв про рекомендации Берди на прошлой неделе. – Какие еще Томсены?

– Знакомые, – с воодушевлением ответила она. – Друзья Берди и Джастина. Муж – физиотерапевт. Он будет работать с твоим отцом, попытается вернуть его в прежнюю форму. Она – дипломированный учитель. Будет учить вас дома, не очень долго. Согласись, что это просто здорово?

Я не успел попросить маму рассказать больше об этом стремительном и довольно шокирующем событии, потому что она открыла дверь. С отвисшей нижней челюстью я наблюдал, как они вошли в дом.

Первой вошла девочка, лет девяти-десяти. Черные волосы, стрижка под пажа, комбинезон с обрезанными штанинами, поцарапанные коленки, размазанный по щеке след шоколада. От нее веяло едва сдерживаемой энергией. Ее звали Клеменси.

Следом вошел мальчик моего возраста или чуть старше, белокурый, высокий, с темными мохнатыми ресницами, касавшимися, казалось, его острых скул. Руки были засунуты в карманы шикарных синих шорт, на глаза спадала длинная челка, которую он легко смахивал, мотнув головой. Его звали Финеас. Как нам сказали, Фин для краткости.

За ними вошла их мать. Ширококостная, бледная, с плоской грудью, длинными светлыми волосами и на вид слегка нервная. Это, как я потом узнал, была Салли Томсен.

И, наконец, вошел отец этих детей – высокий, широкоплечий, подтянутый, загорелый, голубоглазый, коротко стриженый брюнет с полными губами. Дэвид Томсен. Он крепко сжал мою руку в своих ладонях.

– Рад познакомиться, молодой человек, – произнес он тихо и вкрадчиво.

Затем он отпустил мою руку, по очереди улыбнулся каждому из нас и сказал:

– Рад познакомиться со всеми вами.

В тот вечер Дэвид настоял на том, что пригласит нас всех на ужин. Был четверг, и все еще было тепло. Тем вечером я потратил уйму времени на то, чтобы придать своей внешности некий лоск, причем не просто так, как обычно, когда было достаточно убедиться, что моя одежда чистая, пробор в волосах ровный, а манжеты – прямые, но более стильным образом. Мальчик по имени Финеас очаровал меня не только своей красотой, но и стилем одежды. Кроме синих шорт, он носил красную рубашку поло с белыми полосками на воротнике и ослепительно-белые кроссовки «Адидас» с белыми носками до щиколотки. В тот вечер я перерыл свой гардероб в поисках чего-нибудь столь же модного и спортивного. Все мои носки доходили мне до икр, только у моей сестры были носки по щиколотку.

А все мои шорты были из шерстяной ткани, а на всех моих рубашках имелись пуговицы. В какой-то момент я даже подумал, не надеть ли мне мой старый комплект спортивной формы, но быстро отказался от этой идеи, как только понял, что та с самого последнего урока все еще лежала, мятая, в моей сумке для физкультуры. В конце концов я остановился на простой синей футболке, джинсах и парусиновых туфлях на резиновой подошве. Я попытался зачесать непокорные волосы на брови, в подражание челке Финеаса, но они упорно сопротивлялись всем моим стараниям. Прежде чем выйти из комнаты, я смотрел на себя целых двадцать секунд, ненавидя свое ужасно глупое лицо, убогость моей футболки и унылый покрой моих джинсов John Lewis для мальчиков. Издав сдавленный рык, я пнул стену и направился вниз.

Фин был уже там, в коридоре, – сидел на одном из двух огромных деревянных стульев, стоявших по обе стороны от лестницы, и читал книгу. Прежде чем войти, я пару секунд смотрел на него сквозь балюстраду. Такого красивого, как он, я видел впервые в жизни. Я почувствовал, что мои щеки горят, а сам впился взглядом в его лицо, особенно в изящный контур губ: те как будто были вылеплены из самой мягкой, самой красной глины так, что даже кончик пальца оставил бы на них отпечаток. Его кожа напоминала тонкую замшу, туго натянутую на острые скулы, отчего казалось, что они вот-вот пронзят ее. А восхитительный пушок под носом – легкий намек на будущие усы!