Страница 18 из 21
– Нас всех сильно огорчило несчастье, постигшее бедную Лили, – продолжал Бернард.
– И потому, что ее обманул человек, которого она любила, а вы хотите, чтобы я поправила это дело, выйдя замуж за человека, которого… – И Белл остановилась. – Милый Бернард, не принуждайте меня употреблять такие слова, которые могут показаться вам неприятными.
– Что может быть неприятнее тех слов, которые вы уже произнесли! Во всяком случае, Белл, вы должны меня выслушать.
И Бернард рассказал ей, как было бы желательно, относительно всего, что касалось семейства Дейлов, чтобы она превозмогла себя и приняла его предложение. Это было бы полезно для всех родных, говорил Бернард, особенно для Лили, к которой дядя сейчас так благоволит. По словам Бернарда, сквайр до такой степени искренно желал этого брака, что готов был сделать все, что бы от него ни потребовалось, ради достижения желанной цели. А если бы его желание не уважили, он бы получил повод к выражению неудовольствия.
Белл, которую просили выслушать, выслушала все очень терпеливо. Но когда ее кузен закончил, ее ответ был очень короток.
– Все, что бы дядя ни сказал, что бы он ни подумал или ни сделал, не может изменить этого дела, – сказала она.
– Значит, вы нисколько не хотите и думать о счастье других?
– Чтобы упрочить счастье других, я не хочу выходить за человека, которого не люблю. Я знаю, по крайней мере, что не должна этого делать. Притом же я не верю, что этим браком могу упрочить чье-либо счастье, а тем более ваше.
После этого Бернард увидел, что затруднения на его пути были очень велики.
– Я уеду и не возвращусь до будущей осени, – сказал он дяде.
– Если б ты бросил свою службу и оставался здесь, Белл не была бы так непреклонна.
– Этого я не могу сделать, сэр. Я не могу рисковать благополучием моей жизни за такой шанс.
После этого дядя вознегодовал и на него, и на племянницу. В досаде своей он собрался идти еще раз к невестке, и каким-то непонятным образом решил, что ему будет очень кстати рассердиться и на нее, если бы она отказалась помочь ему своим материнским влиянием. «И почему бы им не сойтись?» – говорил он себе.
Предложение лорда Де Геста касательно молодого Имса было очень великодушно. Сквайр объявил тогда, что не может вдруг выразить своего мнения, но, обдумав слова лорда, был вполне готов залечить семейную рану предложенным средством, если только подобное излечение возможно. Этого, однако ж, теперь нельзя было сделать. Придет время, а сквайру казалось, что оно должно прийти очень скоро, может, весной, когда наступят хорошие дни, длинные вечера, тогда он согласился бы оказать графу Де Гесту содействие в устройстве этого нового брака. Кросби он решительно отказал в вопросе приданого, и по случаю этого отказа его совесть была не совсем спокойна. Но если бы Лили оказалась склонна полюбить другого молодого человека, то сквайр был бы более щедр. Лили получила бы тогда в приданое свою долю, как получила бы его родная дочь. А имея намерение сделать так много для обитателей Малого дома, не вправе ли он ожидать, чтобы обитатели эти сделали что-нибудь и для него. Размышляя таким образом, он еще раз отправился к невестке объяснить свои цели, даже если бы при этом случае пришлось обменяться жесткими выражениями. Что касается собственно его, то он мало заботился о жестких выражениях. Он почти постоянно находился в убеждении, что людские речи должны быть всегда и жестки, и обидны. Он никогда не надеялся услышать от людей что-нибудь ласковое, нежное, да и не сумел бы оценить этого, если бы и довелось услышать. Сквайр встретил мистрис Дейл в саду и повел ее в свою собственную комнату, чувствуя, что там ему представлялось более шансов, нежели у нее дома. Со своей стороны мистрис Дейл, питая давнишнее отвращение к наставлениям, которые ей часто делались в этой комнате, старалась избегнуть свидания, но не удалось.
– Я все-таки виделся с Джоном Имсом в гествикском доме, – сказал сквайр еще в саду.
– Ах да, ну как он поживает там? Я не могу себе представить, что бедный Джонни проводит праздники с графом и его сестрой. В каких отношениях он с ними и как они с ним обращаются?
– Могу уверить вас, что он там как дома.
– В самом деле? В таком случае это послужит ему на пользу. Он премилый молодой человек, только такой неловкий.
– Мне он вовсе не показался неловким. Вы увидите, Мэри, что он его дела пойдут хорошо, лучше, чем у его отца.
– Сердечно желаю ему всяческого успеха.
После этого мистрис Дейл хотела было уйти, но сквайр взял ее в плен и повел свою пленницу в дом.
– Мэри, – сказал он, как только уговорил ее присесть, – пора бы решить дело между моим племянником и племянницей.
– Боюсь, что тут нечего будет решать.
– Что вы хотите этим сказать? Разве лишь то, что вы не одобряете этого брака?
– Совсем нет, говоря собственно о себе, я вполне его одобряю, но мое одобрение совсем не относится к делу.
– Извините, оно очень даже относится и должно относиться. Разумеется, я не говорю, что сейчас можно кого-нибудь принудить вступить в брак.
– Надеюсь.
– Я никогда не говорил о таком принуждении относительно Белл, никогда не думал об этом, но тем не менее я полагаю, что желания всего семейства должны иметь больший вес в глазах хорошо воспитанной девушки.
– Не знаю, хорошо ли воспитана Белл, но для нее в деле подобного рода ничьи желания не могут иметь особенного веса, а со своей стороны я даже не решилась бы выразить такого желания. Вам, конечно, могу сказать, что я была бы совершенно счастлива, если бы она могла смотреть на своего кузена, как вы того желаете.
– Вы хотите сказать, что боитесь заявить ей свое желание?
– Я боюсь поступить несправедливо.
– Я не вижу никакой несправедливости, а потому сам переговорю с ней.
– Делайте как хотите, мистер Дейл, я не могу вам препятствовать. Я думаю, что вы поступите несправедливо, поставив ее в затруднительное положение, и очень боюсь, что ее ответ не будет для вас удовлетворителен. Если вы хотите выразить ей ваше мнение, то выразите. Все-таки я буду думать, что вы поступаете нехорошо, вот и все тут.
Когда мистрис Дейл произносила эти слова, голос и выражение лица ее были суровы. Она не могла запретить дяде выразить свое мнение племяннице, но ей очень не нравилась мысль о его вмешательстве в сердечные дела ее дочери. Сквайр встал и начал ходить по комнате, стараясь успокоиться, чтобы иметь возможность отвечать рассудительно и без гнева.
– Можно ли мне уйти теперь? – спросила мистрис Дейл.
– Можно ли вам уйти? Конечно можно, если вы желаете. Если вы находите затруднительным для себя разговор о благополучии ваших дочерей, на которых я стараюсь смотреть как на моих собственных дочерей – хотя, сколько мне известно, их никогда не учили любить меня как отца… Так вот если вы считаете мою заботу об их благополучии неуместным вмешательством, то, конечно, можете уйти.
– Я не имела намерения огорчить вас, мистер Дейл.
– Огорчить меня! Кому какое дело, огорчаюсь ли я или нет. У меня нет своих детей, и потому я считаю своей обязанностью устроить жизнь племянников и племянниц. Я буду старым дураком, если стану надеяться, что взамен этого они будут любить меня. Я хочу выразить свое желание, а мне говорят, что я мешаюсь не в свои дела и поступаю дурно! Горько, очень горько, я хорошо знаю, что их научили не любить меня, а все-таки стараюсь исполнить мой долг в отношении к ним.
– Мистер Дейл, ваше обвинение несправедливо: их никто не учил не любить вас. Я думаю, они обе любили и уважали вас как родного дядю, но все же эта любовь и уважение не дают вам права вершить их судьбы в вопросе брака.
– Да кто же хочет вершить судьбы?
– Бывают обстоятельства, в которые, мне кажется, никакой дядя, никакой родитель не должны вмешиваться, и из всех таких обстоятельств нынешнее – самое главное. Если и после этого вы решите высказать ей свое желание, то, разумеется, можете.
– Мало будет пользы в том, особенно если вы восстановили ее против меня.