Рассвет

– Ладно-ладно, возможно, вы и правы: бывает довольно трудно доверять даже самому себе, что уж говорить о постороннем человеке. В любом случае, – добавила она с горькой улыбкой, – вы дали мне Беллами, вы ввели меня в общество, вы подарили мне сапфировое ожерелье. Лет через двадцать, я надеюсь, если судьба будет ко мне добра, я потеряю дорогого Беллами – он действительно совершенно невыносим – и буду уже сама влиять на общество, а значит, иметь столько сапфировых ожерелий и других прекрасных вещей, сколько захочу. Перечисляя мои достоинства, вы забыли еще одно: амбициозность.

– С вашей внешностью, вашей решительностью и вашим умом – нет ничего, чего бы вы не смогли добиться, если захотите этого… и не станете врагом вашего преданного друга.

На этом беседа их завершилась.

Тем временем «дорогой» Беллами, после долгих и тревожных размышлений, как раз принял отважное решение, а именно – решил использовать свой супружеский авторитет в отношении миссис Беллами. В самом деле, гордость его сильно страдала от обращения супруги, поскольку ему казалось, что его совершенно игнорируют в его собственном доме. Вряд ли было бы преувеличением сказать, что мистер Беллами был ничтожеством. Он женился на миссис Беллами по любви, или, скорее, пав жертвой ее обаяния, хотя у нее не было ни гроша – женился через две недели после того, как Джордж впервые их познакомил. Выходя из церкви рука об руку со своей красавицей-невестой, он полагал себя счастливейшим человеком в Лондоне, однако теперь не мог не чувствовать, что супружество несколько не оправдывает его ожиданий. Во-первых, юношеские мечты о большой любви – а Беллами едва исполнилось тридцать – завершились довольно грубым пробуждением, поскольку в браке мечтать уже невозможно; хотя Беллами, как и большинство маленьких людей, был довольно высокого мнения о себе, но даже он быстро понял, что его жене было на него наплевать. К его обходительности она была холодна, как мраморная статуя, прекрасные глаза никогда не загорались нежностью при его появлении. На самом деле, как открыл Беллами, его жена была даже хуже статуи, ибо статуи не могут быть источником откровенных издевательств и презрительных комментариев – а вот миссис Беллами могла и довольно часто этим занималась.

– Конечно, хорошо, – размышлял ее муж, – жениться на самой красивой женщине в округе – но я не вижу в этом большого смысла, если она обращается со своим супругом, как с собакой!

Наконец, положение дел стало совершенно невыносимым, и мистер Беллами, мучительно обдумывая положение дел в тихом одиночестве своего кабинета, решил раз и навсегда заявить о себе, поставить вопрос ребром, а миссис Беллами – на ее законное место. Но для мужей марки «Мистер Беллами» одно дело – принять категорическую резолюцию, и совсем другое – воплотить эту резолюцию в жизнь, особенно в отношении жен марки «Миссис Беллами». На самом деле, если бы не небольшой инцидент, который мы собираемся описать подробнее, мистер Беллами вообще вряд ли когда-либо решился на активные действия.

Когда Джордж ушел, миссис Беллами уселась подумать – и мысли ее были отнюдь не веселы. Впрочем, это занятие ей быстро наскучило, и она решила полюбоваться сапфировым ожерельем, которое лежало у нее на коленях. В этот самый момент в комнату вошел ее муж, но она не обратила на него никакого внимания, продолжая рассматривать камни. Немного потоптавшись, словно чтобы привлечь к себе внимание, мистер Беллами подал голос:

– Мне удалось вырваться к обеду, дорогая.

– В самом деле?

– Ты могла бы уделить моему появлению чуть больше внимания.

– Почему? В тебе именно сегодня появилось что-то примечательное?

– Нет, но… примечательное, или нет – но человек, который был так глуп, – мистер Беллами особо подчеркнул голосом слово «глуп», – чтобы вступить в брак, имеет право ожидать, что его хотя бы заметят, когда он придет домой, и не станут игнорировать, как если бы он был бочкой с маслом в бакалейной лавке!

Тут он выпятил грудь, потер руки и взглянул на жену вызывающе.

Супруга откинула голову на спинку стула – и расхохоталась от души.

– Мой дорогой Джон, вы меня просто убьете! – произнесла она, наконец.

– Могу ли я поинтересоваться, – холодно спросил мистер Беллами, – над чем вы смеетесь?

– Над вашим немного вульгарным, но ярким сравнением – сразу ясно, откуда вы черпаете вдохновение. Правда, лучше было бы упомянуть маргарин, а не масло – тогда было бы идеально.

Ее муж нервно покосился на свою маленькую пухлую фигурку, отразившуюся в зеркале.

– Должен ли я сделать вывод, что вы называете меня «маргарином», миссис Беллами?

– О, если угодно. Масло или маргарин – не столь важно, но учтите, что вы непременно растаете, если будете кипятиться.

– Я совершенно не кипячусь, я холоден и спокоен, мадам! – отвечал он, задыхаясь от ярости. Тут взгляд его упал на ожерелье. – Что это за ожерелье? Кто дал его вам? Я требую ответа!

– Вы требуете? Поосторожнее со словами, прошу вас. Мистер Джордж Каресфут подарил мне это ожерелье. Оно стоит тысячу фунтов. Вы удовлетворены?

– Нет, я не удовлетворен! Ноги этого проклятого Джорджа Каресфута здесь больше не будет. Я отошлю ему его проклятое ожерелье! Я буду отстаивать свои гражданские права, как англичанин и супруг, я…

– Вы сейчас сядете и выслушаете меня.

Тон, которым были произнесены эти слова, заставил мистера Беллами позабыть обо всех абсурдных лингвистических и юридических эскападах, срывавшихся мгновение назад с его уст – и он уставился на свою супругу. Она встала и указывала ему на стул. Лицо ее было спокойно и бесстрастно, только зрачки пульсировали с пугающей быстротой. Беллами хватило одного этого взгляда. Он струсил и послушно уселся на стул.

– Вот и хорошо, – спокойно сказала Анна Беллами. – Теперь мы можем побеседовать в спокойной обстановке. Джон, вы юрист и потому, я полагаю, более или менее светский человек. Теперь я прошу вас взглянуть на меня повнимательнее. Скажите – как юрист и светский человек – считаете ли вы вероятным или возможным, чтобы я вышла замуж за вас по любви? Буду говорить прямо: ничего подобного, конечно, не произошло. Я вышла за вас, потому что вы более всего подходили для моих целей. Если вы поймете и признаете сей факт, это избавит нас обоих от большого количества неприятностей. Что же касается ваших слов о самоутверждении и использовании своего авторитета, то это просто глупость. Вы хороши в своем деле, вы прекрасный и честный адвокат, но неужели вы полагаете, что хоть в чем-то равны мне? Если вы так думаете – вы совершаете ужасную ошибку. Будьте осторожны и более не ставьте подобных опытов. Впрочем, не думайте, что с моей стороны был только голый расчет, это не так. Если вы будете вести себя должным образом и станете руководствоваться моими советами, я сделаю вас одним из самых богатых и влиятельных людей в графстве. Если откажетесь – я избавлюсь от вас в тот же момент, как только буду в силах. Я должна занять высокое положение – и если вы не последуете за мной, я займу его одна, без вас. Что касается ваших жалоб на то, что я вас игнорирую, не забочусь о вас – этот мир очень велик, дорогой Джон. Найдите себе утешение в другом месте. Я не стану ревновать, обещаю. Ну, думаю, я все объяснила. Намного удобнее, когда все всё ясно понимают. Пойдемте обедать?

Однако мистеру Беллами расхотелось обедать.

В перерывах между приступами мучительной головной боли, вызванной вспышкой гнева, он бормотал себе под нос у себя в кабинете:

– Рано или поздно час отмщения настанет, миссис Беллами, и когда это случится – вы еще пожалеете…

– Я холоден и спокоен, мадам!

Глава XV

Возможно, настало время, чтобы читатель узнал немного больше о старинном доме и поместье, где жили персонажи, чья история изложена на этих страницах.

Так называемый Эбби-Хаус был на самом деле частью монастыря: на протяжении поколений именно здесь жили настоятели. Как и древние руины, он был построен из серого камня, окончательно изменившего свой цвет из-за лишайника и мха, полностью заполонивших его стены, прочные и толстые. Внешне это было длинное неказистое здание, крытое старинной узкой черепицей, которая с течением лет сменила свой цвет с красного на рыжевато-коричневый. Парадный зал находился в отдельной пристройке на северной оконечности дома, соединенной с главным зданием крытой галереей. Фасад смотрел на запад, перед ним простирался парк, по большей части заросший могучими дубами, некоторые из которых, возможно, выпустили свои первые листья еще при Вильгельме Завоевателе. Весной их яркая зелень оттенялась красно-коричневой листвой благородного орешника, росшего вдоль проселочной дороги длиной примерно в полмили, по которой можно было попасть на большую дорогу, ведущую в Роксем.