Страница 10 из 19
И пусть! Пряжи льняной вдоволь, и белой для тканья, и цветной для вышивки, не додумались вредители её испортить. Третьи петухи ещё не пропели. Посмотрим, кто кого!
Заперла Миля дверь на щеколду, окна занавесила.
— По щучьему веленью, по моему хотенью, пусть сошьётся новая рубашка, да такая, чтоб у царевича от восторга дух захватило, чтоб он эту рубашку надел и не захотел снимать!
В тот же миг всё вокруг в движение пришло, закрутилось, завертелось, замелькало да в сплошное мельтешение слилось, аж в глазах зарябило. А петухи уже поют, и голоса в коридоре слышны, и шаги всё ближе, вот и в дверь стучат... Отвернулась Миля от круговерти, отдёрнула щеколду. Будь, что будет!
Первым вошёл царевич, за ним Гостята с Воибудой и ещё народ разный. Вон и Жиронежка с мамками, а лица у всех такие, будто они привидение увидали. Оглянулась Миля: ничего не крутится, не мельтешит, лежит на скамье рубашка. Полотно такой белизны, что прямо светится, вышивкой обильно украшено; петухи, да цветы, да жар-птицы — как живые!
Взял царевич рубашку, к груди прижал и зажмурился от удовольствия. А Гостята возгласил:
— Хороша рубаха! Как у матушки-царицы! А лучше неё мастерицы в целом мире не было и нет!
Нахмурился боярин Воибуда, дочка его красными пятнами пошла. Будет ей наука: не пакости другому, себе же хуже сделаешь.
8
Ночь минула, расцвело утро, собрались опять невесты на дворе. Выступил вперёд Гостята:
— А теперь, сударушки, покажите нам, как умеете вы стряпать-кашеварить. В первый день надобно сварить хлёбово, во второй — варьене, а на третий, само собой, свадебный каравай испечь!
Обрадовалась Миля. Хлёбово, то есть щи, да варенье, да каравай — это легче лёгкого. Это она и сама бы осилила, спасибо науке бабкиной. Но лучше доверить работу профи, то есть щучьим чарам. Главное, слова верные Миле теперь известны.
Пусть её щи покажутся царевичу самыми вкусными на свете, в точности такими, как у матушки-царицы!
И вышло по щучьему велению, по Милиному хотению. Хлёбово её царевич с боярами всё до капли съели и ложки облизали.
А почему, спрашивается?
Потому что взяла щучья магия из кладовых царских не только костей говяжьих — для навара, мяса — для сытости, капусты, морковки, чеснока и лука — как по рецепту предписано, грибов белых сушёных, приправ чужеземных, перца там, листа лаврового, гвоздики, зелени всякой — для приятности вкуса, но вдобавок ещё и картошки с помидорами прихватила.
Откуда, спрашивается, в здешних кладовых картошка и помидоры? Это Древняя Русь или не Древняя Русь?
Нет, не древняя и даже не былинная — сказочная! И не Русь вовсе, а Тридевятое царство.
Но вот что любопытно: даже в сказочном царстве-государстве народ плодов заморских чурался. Миля походила по хоромам, в покои чужие позаглядывала, к запахам из дверей попринюхивалась, посмотрела, что слуги на кухни к невестам несут, и убедилась: не жалуют местные картошку. Вместо картошки у них гречневая крупа, дочерна зажаренная, а кое у кого, по старому заведению, и мука. Вместо же помидоров и томатной пасты вовсе ничего. А какие щи без томатной пасты?
Матушка-то царица, кудесница и чаровница, знала толк в кухне доброй. И продукты, видно, любые могла добыть, какие пожелается…
От раздумий Милю стук в дверь оторвал.
Отперла она — на пороге царский гридин. Поклонился и говорит:
— Ты прости за беспокойство, сударушка. Воевода велел всех остеречь: забрался в сад разбойник. Ищем мы его, вот-вот найдём. А ты, сударушка, пока запрись покрепче. Да не бойся, не тревожься. Вокруг гостевых хором стража поставлена — мышь не проскользнёт.
И правда — встали караульщики плотной цепью, окна и двери перекрыли, не войти, не выйти.
Это ничего, успокоила себя Миля. Не сегодня завтра поймают злодея, и можно будет к Ярилке сбегать. А пока о другом думать надо: варенье на очереди.
Заснула Миля легко и бестревожно. Встала с рассветом, прогулялась мимо покоев конкуренток своих — а там дым коромыслом, девушки бегают, суетятся, кто с яблоками возится, кто с ягодами, кто с мёдом. Печи топятся, по хоромам сладкий дух плывёт… Воротилась Миля к себе, заклинание в кулачок прошептала — и сидит ждёт.
Через пять минут распахнулась дверь — тащат холопы корзину с грушами, крупными, золотыми, красивыми, и бочонок мёда, и вёдра с водой… Ух ты, лимоны! Погоди-ка, у них и сахар есть? А соперницы то ли не ведают, то ли не приучены варенье на сахаре варить. Чудеса да и только!
А самое расчудесное чудо — это откуда слуги знают, что именно Миле требуется? Нельзя же желания свои людям внушать. Миля, ещё когда хлёбово варила, вопросом этим задавалась. А тут не утерпела, паренька, что последним выходил, окликнула:
— Эй, малый! Кто тебе сказал, что мне лимоны нужны?
Обернулся тот, глазами захлопал:
— Так сам ключник. А что, не надобны?
— Надобны, надобны — успокоила Миля. — И как он тебе об этом сказал?
— Да сзади подкрался и в самое ухо — я с испугу аж подскочил! Никогда допрежь выкрутасов таких не делал, а тут на тебе! Я и кинулся скорее исполнять...
Вот, значит, как щучья сила запрет обошла: голосом ключника прикинулась. Голос парень слышал, а ключника не видел. И другие, верно, так же. Ну и хорошо, ну и ладно.
Отпустила Миля холопа с миром, дверь за ним заперла и велела варенью вариться, а сама скороговорки проговаривать стала. Чуть погодя съела грушу, следом другую. После вздремнуть прилегла. Делать-то больше нечего.
Не зря скучала и томилась. Варенье вышло расчудесное: сладкое, но с пикантной горчинкой.
— Как у матушки-царицы! — подтвердил Гостята, утирая губы.
А царевич рядом стоял и жмурился аки сытый кот.
Миле бы радоваться. Только оцепление до вечера так и не сняли.
Хитёр, тать, говорят. Всё обшарили — не нашли. Видно, затаился.
Как бы не так, подумала Миля. Не было никакого татя. Значит, следили за ней не только для того, чтобы в горницу тайком пробраться и рубашку испортить. Кто-то видел, как Миля к пруду бегала да с водой шепталась. Слов, может, и не разобрал, но понял, что Милино колдовство — оттуда, из пруда.
* * *
С первым рассветным лучом поспешила она к дверям входным. И сразу наткнулась на сторожа.
— Ты куда, сударушка?
— Прогуляться хочу. Засиделась в четырёх стенах.
— Прости, сударушка, не могу тебя пустить, не велено. Разбойник где-то рядом, как бы беды не вышло. Очень боярин за невест царских тревожится.
— Воибуда, что ли?
— Он самый.
Воротилась Миля в свой покой. И на что надеялась? Надо было ночью ухват оседлать да в трубу вылететь, покуда сила была.
Может, и теперь не поздно?
— По щучьему веленью, по моему хотенью, неси меня к пруду царскому!
И ничего не случилось. До того привыкла Миля, что желания её тотчас исполняются, что сразу и не поверила. Не может быть, чтобы сила просто так, в одночасье, исчезла. Надо ещё попробовать.
Сколько раз произнесла Миля заветные слова — пять ли, десять ли? Всё без толку. Села на лавку, голову повесила. Такая прорва усилий — и всё зря. Не видать ей дуба мудрости, не найти дорогу домой, будет сегодня Жиронежка победу праздновать, караваем свадебным похваляться, станет она царевишной, и на брачное ложе с царевичем взойдёт...
— Нет уж, дудки!
Распахнула Миля двери. Где яйца, где молоко? Пусть несут!
Мука, сахар, масло льняное, дрожжи на личной её кухоньке и так были. А продукты скоропортящиеся из царских погребов доставлять полагалось перед самой готовкой.