Его сладкое проклятие

«Ожидаемое может никогда не произойти.

Непредсказуемое случится обязательно».

Петр.

- Ты всегда можешь мне позвонить, Дима. – Говорю Вертинскому, и тот таращит глаза, всем видом показывая свою «радость».

Сегодня утром мы встретились в офисе, и я сказал ему о своем решении перебраться в столицу в скором времени. Вот только наладим тут бесперебойную работу. И мне нужен будет союзник и преданный помощник. А, кроме Вертинского, доверить свой бизнес я никому не могу.

Дима, в привычной манере, сразу бросился в отрицание, уверенный, что не справится с задачей. Но я слишком хорошо его знаю, чтобы купиться на нервное покашливание и уверенные возгласы о том, что это невозможно.

- Если будет что-то серьезное, я приеду. – Продолжаю добивать Вертинского, и тот нервно теребит кружку с кофе в руках.

Если бы не знал его, как облупленного, уже поверил бы, что он говорит правду. Дима отличный помощник, только от лишних обязанностей всегда отмахивается, как от назойливой мухи. Сначала я думал, что он просто ленив. Но потом понял, что это вообще не так. Дима старается каждую задачу решить максимально хорошо, иногда на пределе своих возможностей, поэтому он всегда выкладывается по полной и совсем не стремиться навешивать на себя что-то новенькое. Знает, что совесть не позволит ему выполнить поручение как-нибудь, а поэтому ему сразу кажется, что еще что-то сверху – это адский перебор.

Вот и в этот раз он всячески отказывается от моей идеи сделать его исполнительным директором моих предприятий. Это ведь не просто новые задачи, а еще и огромная ответственность. С которой он, конечно же, справится. Но пока не готов принять этот факт.

- Петя, я не шучу ведь. Это невозможно. – Снова нудит Дима, надувая щеки. Иногда мне кажется, что вся моя бурная деятельность сводится к тому, чтобы убедить Диму, что он все может сделать без меня.

- Дима, я ведь не на другую планету собираюсь, - говорю примирительно. – И даже не в другую страну.

Вертинский постепенно успокаивается, переваривая услышанное.

- Если бы ты еще сказал, на кой черт тебе эта политика сдалась, - нервно ворчит он.

- Хочу сделать что-то полезное, Дима. Не потому, что надо, а потому, что могу. – Сказал и сам не верю, что это я. Еще полгода назад я готов был на стену лезть от того, что проиграл выборы, вложив в эту затею столько финансов. Теперь же мои приоритеты сместились в сторону общего счастья, а не только моих личных амбиций.

- Ладно, подумаю, - ворчит Вертинский. – Только до окончания стройки коттеджного поселка не уезжай.

- Как там, кстати, движется?

- По графику все идет, - рапортует Вертинский. – Сегодня туда думал поехать посмотреть.

- Вместе поехали, - предлагаю, и тот согласно кивает.

Мы допиваем кофе и едем на стройку. Я обхожу постройки, в которых уже заканчивают отделку. Остались мелкие работы, которые занимают много времени. А еще ведь территорию обустраивать надо.

- Это по плану, Дима? – спрашиваю, дойдя до последнего дома. – Тут еще месяца на три работы.

- Мы заложили эти риски в проект, - напоминает Вертинский. Да только я же уже планирую отъезд в столицу. Пока приглашают, лучше не затягивать.

- Значит так, - выдыхаю устало, - мы идем к прорабу прямо сейчас. Пусть поторапливаются. – Говорю я и только сейчас замечаю вдали дым. Как раз в той стороне, где детский дом. Вряд ли это он, но… а вдруг?

Резко поворачиваю к машине и запрыгиваю за руль, даже не пытаясь поторопить водителя, который сейчас стоит рядом и курит. Жму на газ, за окном Вертинский что-то орет вдогонку, но я не пытаюсь вникнуть. Я даже не думаю, зачем я туда еду, я ведь не пожарный. Но выжимаю педаль газа до упора, быстро набирая скорость.

С приближением к детдому становится очевидно, что горит именно он. То самое здание, в котором недавно завершили ремонт. А ведь мы даже детскую площадку поставить во дворе успели. Сейчас это все становится неважно, ведь там люди.

Выхожу из машины и бегу к входу в здание. На площадке у входа стоят дети, а с ними Оксана Васильевна и работники детдома. Ну да, вон медсестра их, и еще та бабка стоит, которая полы мыла. Остальных я просто не знаю.

- Петр Аркадьевич, - говорит Оксана Васильевна, когда я подошел к ним. – Такое несчастье. Мы уже пожарных вызвали, вот ждем.

- А что случилось? – спрашиваю.

- Непонятно. – Говорит она. – Сначала мы заметили дым, а потом из прачечной полезло пламя. Мы вывели детей, чтобы никто не пострадал.

Я осматриваю потерпевших, маленькие личики смотрят в мою сторону, разглядывают незнакомого дядю. Такие перепуганные сейчас.

- Скорей бы пожарные приехали, - причитает директор.

- А где Антон? – Спрашиваю, когда не смог отыскать в толпе светлую макушку.

- Наверное, где-то здесь, - отвечает Оксана Васильевна, смотри в толпу. Начинает пересчитывать детей, одного не хватает.

- Клавдия Степановна, где Антон? – обращается она к полной женщине, стоящей чуть в стороне, и та начинает лихорадочно искать мелкого глазами. Не находит и разводит руками.

Вот черт!

Он там. Сидит и не плачет, наверное, даже. Маленький мужчина. В животе больно сводит от мысли, что он пострадал. И, не раздумывая больше ни минуты, я бегу к зданию и захожу в дверной проем, из которого валит дым.

Несмотря на густой дым в коридоре, я стараюсь как можно быстрее добежать до заветной комнаты с жирафами на обоях. Глаза режет, а в легкие поступает все меньше кислорода, но я продолжаю бежать. Нахожу нужную дверь.

- Антон? – кричу с порога, резко распахнув двери. В ответ мне тишина.

Огонь подобрался к одной из стен и жирафы превратились в уродливое черное пятно. Я осматриваю комнату, обхожу кровать и в углу нахожу пацана, который прижимает к себе игрушку, прижимаясь к стене. Он поднимает на меня испуганные глаза, а я не мешкая хватаю его в охапку, и мы выходим из комнаты.