Инвестком

Существовала ли действительно какая-то письменная инструкция, кто её составлял, каким эвфемизмом обозначалось слово «чурки», был ли это устный приказ, узнать не представлялось возможным, но повеяло чем-то давно знакомым, советским, ясно было – не местный начальник милиции придумал такую инструкцию. За деньги холм-жирковский жадюга зарегистрировал бы любого, даже после того как вернулся из командировки в Чечню, где, по слухам, участвовал в допросах с пристрастием, так что на него заведено было уголовное дело, и где, по словам главы администрации, подхватил серьёзную ксенофобию. Да, явно не от него исходило – начальник был так напуган, что отказался оформить гражданство даже по двойному тарифу.

«Точно по Льву Толстому, – подумал про себя Игорь, – мы любим людей за то добро, что им сделали. И, соответственно, наоборот: ненавидим за причинённое зло». Игорь не стал говорить это Александру Суворину. Тот был наполовину славянин и мог обидеться за Россию. К тому же не так давно в своей «Новой русской газете» он писал довольно пасквильные статьи о Шеварднадзе и Грузии и брал интервью у Ардзинбы[7]. Причём не просто брал интервью: целую неделю за счёт абхазов отдыхал в санатории, развлекался, охотился с тамошними политиками и привёз домой целых два чемодана вина. Спорить с ним Игорю совсем не хотелось.

После неудачи в Холм-Жирковском пришлось использовать корейца Цоя, хотя этот канал был для Игоря совершенно невыгодный. Цой не так давно приехал из Казахстана, куда несколько десятилетий назад по воле Сталина, позаимствовавшего опыт ассирийских и вавилонских тиранов, сослали предков Цоя подальше от японских границ. Поначалу, когда Цой пришёл покупать приватизированную комнату, Игорь принял его за очередного неудачника, заброшенного в Москву распадом Союза. Таких в те годы встречалось великое множество. Почуяв, что почва разверзается под ногами и что привычная жизнь рушится, что они в считаные дни стали чужаками, люди срывались с насиженных мест и бежали в Россию, в Москву – бродили неприкаянно и хватались за любую работу в почти несбыточной надежде устроиться. Цой, однако, оказался вовсе не неудачником. Напротив, он был очень даже успешен. Он, как рыба в воде, плавал в ельцинской взбаламученной России, заводя знакомства и делая одновременно множество разных хитрых дел. Комнату, как оказалось, Цой покупал вовсе не для жилья, а исключительно для своих комбинаций – для каких, Игорь догадался много позже, когда арестовали полковника с Арбата, через которого Цой оформлял российское гражданство для особо важных персон. И выписаться в Холм-Жирковский Цою потребовалось совсем не от безысходности. У него к тому времени имелась московская регистрация, но вовсе не по адресу недавно купленной в дорогих переулках недалеко от Курского вокзала квартиры (регистрироваться по месту жительства Цой не хотел, как и почти все занятые рискованным бизнесом дельцы), а по ложному; это оказался адрес известного московского кинотеатра. Однако начальник паспортного стола, зарегистрировавший Цоя по сходной цене, неожиданно умер, и комбинатору потребовалась помощь, чтобы сняться с фальшивой регистрации, а заодно и замести следы.

Вскоре после знакомства с Полтавским Цой успешно развернул свой новый бизнес: раза два в неделю он возил на автобусе клиентов, всё больше из разных республик СНГ, на регистрацию в Московскую область – для этого Цой обзавёлся домами в Рошали, в Егорьевске, в Орехово-Зуевском районе и где-то ещё. Параллельно с регистрацией Цой занимался оформлением российского гражданства с помощью подмосковной милиции. Игорю он клялся, что делает всё по закону, с соблюдением всех формальностей, что у него везде есть нужные люди на местах и в центральном аппарате в министерстве, так что документы проходят все инстанции без сучка и задоринки, но Игорь не очень в это верил. Скорее, новоявленным россиянам просто выдавали паспорта нового образца вместо устаревших советских.

Вот к этому Цою почти бескорыстно, если не считать ста долларов, полученных в благодарность за клиентов (Ирина Барзани об этих долларах, естественно, не знала), Игорь и отправил родственников Ирины Шотаевны, и вскоре они сделались россиянами. Выходило, Ирина Барзани была Игорю очень даже обязана.

Ирина закончила писать бумаги, подняла голову и увидела Полтавского.

– А, Игорь Григорьевич, какими судьбами, очень рада вас видеть, – Игорю показалось, что она в самом деле обрадовалась. Ирина обернулась к клиентам. – Мой старый знакомый. Подождите пару минут.

– Приятно наблюдать за вами. Вы очень выросли над собой. Где вы сейчас?

Ирина сделала вид, а может, и в самом деле не уловила иронию.

– Я сейчас завотделом в «Инвесткоме» на Арбате, – сказала гордо, уверенно, перед Игорем стоял совершенно новый человек. Из Ирины просто сочилось самодовольство. Весь вид её словно говорил: «Вот она я! Вот видите, чего я достигла! А вы во мне сомневались». – А вы, Игорь Григорьевич?

– Да так, – неопределённо отвечал Игорь. С тех пор как он закрыл свою фирму, дела шли не слишком хорошо. Даже совсем нехорошо. В самом конце девяностых неприватизированных комнат стало мало и изменились правила регистрации: если раньше зарегистрировать куплю-продажу подставного дома можно было за один день, теперь приходилось ожидать целую неделю, да и то только в Тульской области, из Тверской же вообще пришлось уйти – золотая жила истощилась, а новой не намечалось. Оставалась рутинная, нелёгкая работа риэлтора, но это было не то, совсем не то. Не те заработки и не то настроение. Игорь стал зарабатывать за год столько же, сколько в середине девяностых за месяц.

Ирину, к счастью, не слишком интересовали его дела и спрашивала она скорее для проформы. Игорь быстро сообразил, что нужен ей он сам.

– Приходите в «Инвестком». С вашим опытом и деловой хваткой. Мы боремся за звание лучшего отдела в корпорации. Это очень хорошие деньги. С вами мы уж точно будем первыми.

Это едва ли была лесть. Ирина – прагматичная женщина; она знала, чего хочет, и говорила прямо. Но он колебался. С «Инвесткомом» у Игоря имелись старые счёты.

– В «Инвестком»? – переспросил он, выигрывая время. – Я недавно пытался работать в «Инвесткоме». Ничего хорошего. Ушёл через два месяца.

– В каком отделении? – заинтересовалась Ирина.

– В Перовском.

– У них действительно. Там один Гейдар. Я вам открою секрет. У нас инвестиционные сделки. На них можно очень хорошо заработать.

– А что это такое – инвестиционные сделки?

– Вам даже не объяснили? – удивилась Ирина. – Выкупаем квартиры на себя… Этот Гейдар из Перовского отделения прославился на инвестициях.

– А… – Игорь только сейчас сообразил, отчего в Перовском отделении так много говорили про Гейдара. А он, Игорь, полагал, что Гейдар просто хороший работник. Однако сейчас нужно было думать не о Гейдаре, а о себе. На инвестиционных сделках действительно можно хорошо заработать. Это не то что тупо сидеть у телефона и ждать, пока позвонят. Нужно копнуть старые связи. В «Жилкомплексе» Полтавскому не раз предлагали такие варианты. Но он лишь несколько раз выкупал комнаты и всего два раза квартиры, причём на второй квартире серьёзно влип. На большее не хватало денег, а главное, смелости. Инвестиции – это очень рискованно. Но рисковать инвесткомовскими деньгами совсем не то что собственными. Действительно, можно хорошо заработать. Только не следует спешить, нужно сначала всё как следует обдумать…

Ирина, словно угадав его мысли, сказала:

– У вас ведь в «Жилкомплексе» были хорошие связи…

– Что вы имеете в виду? – осторожно поинтересовался Игорь.

– Ну, всякие варианты… – так же осторожно сказала Ирина, – помните, был у вас такой Зелимхан…

– Он потом сел. После тюрьмы я его не видел, – уклончиво отвечал Игорь. Непонятно, откуда Барзани могла знать про Зелимхана. Игорь познакомился с ним, когда Барзани и Милы в «Жилкомплексе» и след простыл.

7

Владислав Ардзинба – первый президент Абхазии. Владислав Ардзинба возглавлял самопровозглашённую Республику Абхазия с 1990 по 2005 год. С 1990 года – председатель Верховного Совета Абхазской ССР, провозгласившего независимость Абхазии, с 1994 по 2005 год – первый президент Республики Абхазия. Сыграл ведущую роль в отделении Абхазской ССР от Грузии и в последовавшей за отделением войне, в ходе которой из Абхазии было изгнано грузинское население.