Сокровища дьявола

– Если рассуждать по-вашему, то вроде так, но…

– Так вы ручаетесь, что убить Спиридонов не мог насильника, хотя и весьма озлоблен на него был?

– Кто его знает, злоба в нём на Буряка была, а как за чужого человека поручиться, чужая душа потёмки, не спросишь, не заглянешь. Не знаю, что добавить. И всё равно, сомнения у меня на счёт Спиридонова, не мог… Загадка прямо…

Камаев внимательно всё время слушал собеседника, уточнял детали, непрерывно записывал.

Ещё он задал пару наводящих вопросов, дописал что-то на листе бумаги и подал Тарасову:

– Афанасий Петрович, подпишите, пожалуйста, внизу фамилию, имя и отчество, распишитесь и поставьте дату.

Тарасов быстро пробежался глазами по тексту, исполнил просьбу и вышел, а бумага легла в папку.

В эту папку будет вложено и анатомическое заключение, которое сегодня привезёт Крайков.

Глава 8

После обеда в милицию подошли ещё двое: горняки из бригады Спиридонова – Воротников и Хапугин. Камаев пригласил к себе Воротникова.

– Фамилия, имя отчество, когда родился, где проживаете?

Харитон отвечать начал с адреса:

– Артёмовский, улица Нагорная, дом семнадцатый, – назвал фамилию и всё остальное, следователь записывал.

– В бригаде Спиридонова сколько лет работаешь?

– Ноне будет шесть лет, а так знаю его дольше, в одной шахте работаем.

– Вы были свидетелем драки в забое шахты, на почве чего произошло избиение Буряка Спиридоновым?

– Скажете тоже – избиение, ну, ударил он его два раза крепко, так за дело – сироту обидел, жестоко поступил с ней, так в нём злость и вспыхнула. Поганец этот Буряк, да все в посёлке его осуждают.

– Ну, это суды-пересуды, а скажите, как грозил Спиридонов Буряку, что говорил?

– Кричал на него: подлец, насильник, ещё как-то. Признаться, так и мне хотелось кулак приложить к Григорию, пусть не гневается покойник упомянутый.

– А как конкретно, слова какие употреблял?

– Стращал: убью, зарою, закопаю, за грудки хватал, тряс. Что со зла не вылетит… А Матвей на кого руку наложить, так это не про него. Нет, не поверю. По натуре мужик строгий, с членами бригады ровно ведёт, работящий и по справедливости всегда рассудит.

Несколько заданных вопросов Камаеву ничего нового не дали, и он закончил беседу с Воротниковым, отпустил его, но прежде заставил расписаться за показания. Доброй характеристикой на Спиридонова он остался недоволен, но и не расстроился – Воротников подтвердил избиение Буряка и нешуточные угрозы в его адрес.

Оставался Хапугин. Он ждал внешне спокойный с виду, но внутренне нервничал.

Камаев глянул на вошедшего горняка и подумал: «Сейчас начнёт расхваливать Спиридонова. Ну да ладно, пусть эмоции оставит себе, главное, чтобы подтвердил угрозы и избиение Буряка, намерения его убить».

Записав установочные данные шахтёра, Камаев строго спросил:

– Знаешь, зачем тебя вызвал?

При так поставленном вопросе и холодности во взгляде Хапугин внутренне напрягся: «Что-то лейтенант глядит сычом и суровый. Неуж кто тень на меня навёл, подозрения строит?.. Ах ты, дьявол! Я ж впопыхах не подобрал свои стреляные гильзы!» Но тут же успокоил себя: «Гильзы не от нарезного оружия, а потому и в случае экспертизы не определить, из какого ружья из них вылетела картечь, и отнесут их к принадлежности Спиридонова». Хапугина смущало и то, что, вернувшись вчера домой, он не обнаружил своей зажигалки. Вроде сунул её в рюкзак, но в нём она не оказалась, значит, обронил где-то, и это его настораживало. Милицейская форма следователя ещё более вселяла в него растерянность.

– Слухи по посёлку: Спиридонов убил Буряка, так могу ли и я чем помочь следствию…

– Правильно мыслишь. А и вправду, чем помочь следствию сможешь?

– Не знаю, я далёк от истинности, только свои соображения имею.

– И какие же?

– Думаю, а вернее уверен, Спиридонов убил Буряка из-за Нюры Соломиной. Сильно рассердился Матвей тогда, когда в забое, злобный, словно пёс взбесившийся, и с кулаками на Буряка кинулся, бил его, да крепко, сила-то в нём медвежья.

Камаев оживился, ему понравился ход изложения ситуации Хапугиным, а тот заметил перемену на лице следователя: «Ага, знать, лейтенанту никакую тень никто на меня не наводил, трухнул я малость…»

– А почему ты считаешь, что Спиридонов мог совершить преступление?

– Уверен! Матвей за правду завсегда горой стоит, спуску никому не даст. А тут такое Буряк утворил, а Нюра-то, она соседка ему будет, жалеют они её всей семьёй, у них в гостях частенько бывает. Вот ум за разум и вышел от гнева. Кипел Матвей как самовар, мол, подкараулит в укромном месте, убьёт, закопает. Я не лез в этот скандал, на кой мне. Поди разберись, где правда, а где ложь, в своей семье-то не каждый разберётся и понять не может, кто что наговорит, нагородит. Хотя Буряк мне по секрету сказал: с Нюркой-то он против её воли переспал. Не знаю, правду говорил или лгал, но искренними глазами глядел. Да опять-таки, Нюрка-то к Буряку жалоб не имела. Это бабка Агафья мутит, жалко ей, как и Матвею, что девка честь потеряла, вот пар и выпускает. Ну, бабник Буряк, все в посёлке знают, но скажите, кто из баб на него жаловались? Да никто! Видать, всех удовлетворяет, – Хапугин хихикнул. – Так и с Нюркой, думаю, было, иначе б заявление мигом в милицию накатала.

– Что ж, правильные рассуждения ведёшь, Василий Романович.

Хапугина от такой вежливости следователя понесло дальше:

– Заманил Матвей Гришку, а скорее всего, выследил, когда Буряк подался на охоту в Гатчинское урочище, а у лесной избушки-то и застрелил бедолагу.

– А откуда тебе известно, что у зимовья это произошло?

– Так весь посёлок со вчерашнего вечера только об этом и говорит.

– А вот твой коллега по работе Воротников не верит, что Спиридонов убил Буряка.

– Знаете, веришь не веришь – это слова. Я тоже как узнал, не поверил, но факт-то вона как вылез. Матвей, понятное дело, сейчас назад попятится, любой на его месте отпираться станет, себя выгораживать. Судить таких надо, судить! Какой-никакой Буряк, но он человек, а не курица. Птицу и ту, когда отрубишь ей голову, забьёшь, так руки трясутся, а тут такое…

– Тебя видели вместе с Буряком, когда вы оба направлялись на охоту.

– Кто ж это видел? – насторожился Хапугин.

– Мимо водокачки шли, и дежуривший там Парамонов утверждает, направились вместе по Аканаку вверх.

– А-а, правду говорит дед, виделись, словом перекинулись.

– А дальше?

– Дошли до устья ключа Гатчинского, а потом каждый своей дорогой. Я по Верхнему Аканаку, решил к верховью речки, там два глухариных тока знаю, а Григорий подался по Гатчинскому ключу, там тоже ток есть добрый.

– А выстрелы ружейные слышали?

– Нет, не слышал, до Гатчинской избушки через голец от Аканака, где я находился, километров семь-восемь, а то и больше будет, где ж услышишь.

– Так и было?

– Вот вам крест! – Хапугин наложил на себя крестное знамение.

– А как о вас начальство, какого мнения?

– Не знаю, но на плохом счету не числюсь, не прогуливаю, работаю на совесть, почётные грамоты получал, премии, плохого слова в свой адрес не слышал.

Показания Хапугина получились на трёх листах, внесено подробно и самое существенное, он подписал их и был отпущен.

Сейчас для Камаева картина представлялась такая: мотивы имеются, и они неопровержимые, угрозы и избиение Буряка засвидетельствованы, есть очевидцы. Не помешало бы усилить и побуждение к убийству – изнасилование Нюры Соломиной, что привело Спиридонова к нервному срыву и подтолкнуло его отмстить насильнику, для чего он и вызвал пострадавшую. А далее дело за уликами и вещественными доказательствами. Они у него в кабинете. Всё связать, увязать, оформить нужным образом.

Пригласить Соломину Камаев запланировал на конец рабочего времени, о чём она была предупреждена Ивашкиным. И она явилась, на лице с удивленным и удручённым видом.