Эскорт для чудовища

— Аля…

— Ты никогда сама не заработаешь на такую жизнь. Никогда. Никогда, Саша. И вряд ли где-нибудь подцепишь такого мужчину. Такой шанс выпадает один на миллион, — перебивает меня сестра, — это совершенно другой уровень. Если для этого мне придется покончить с прошлой веселой жизнью — так тому и быть. Ты вообще видела его? Я вытащила счастливую карту — мой муж не только богат, но и красив. Как-нибудь я его сфоткаю без рубашки и отправлю тебе по Ватсаппу. Ты упадешь.

— Не надо. Мы же не сможем общаться, Аль, — я едва улыбаюсь ей. Какая же она дурочка. Я не могу даже обижаться на нее. Где-то я ее понимаю — посети я семью Смоленских, у меня бы тоже могла поехать крыша от роскоши, в которой они живут. К тому же, Смоленский действительно шикарный мужчина. Его папочка, наверное, сам дьявол. У обычных смертных такой мужчина не получился бы.

— Почему это мы не сможем общаться? Глупости говоришь какие-то.

— Потому что наша семья не ровня им. Думаешь, они пустят в особняк нашу маму, чтобы она поиграла с внуками? — у меня вырывается усмешка, — нет, конечно. Наверняка они уже узнали все о нас. Узнали о том, как я зарабатываю — со мной тебе точно запретят общаться, чтобы не запятнать чистое имя жены наследника Смоленских.

Аля отмахивается и отходит в сторону, потому что со стороны палаток с едой идет достаточно едкий дымок.

— Не переживай. Во-первых, им плевать. Про тебя даже никто не спрашивал. Я думаю, они тоже люди, и поймут, что я по вам скучаю. Возможно, мне придется прятаться от журналистов, но, поверь, я найду способ с вами встречаться. Ох, боже, — она вздыхает, посмотрев на время, — через три часа самолет, и я в Москве. Еду к его родителям и мы подаем заявление в ЗАГС. А потом начнется подготовка к свадьбе… Я не верю даже, что все так изменится.

— Ты уверена, Аль? — я с беспокойством смотрю на нее.

Какая же она красивая. Неужели и я такая была? Рыженькая, со светлыми ресницами и веснушками. Как полевой цветочек. Жаль, что такую внешность не все ценят. Когда ты яркая — легче пробиться везде. Мне приходилось подкрашиваться в неестественный огненно-рыжий, наносить яркий макияж на лицо, чтобы скрыть веснушки и почти прозрачные ресницы. Так я всего лишь отдаленно напоминала сестру, с которой мы были близнецами. Но всем нравилось.

Девочки подбивали меня вообще перекраситься в блондинку. Говорили, что мне подойдет больше, но я сомневалась…

Смоленский вот клюнул на естественную красоту.

— Саш, хватит панику наводить! Я просто в нетерпении.

— Дай бог, — шепчу я, когда Аля уходит к какой-то из палаток, чтобы заказать себе что-нибудь еще.

Если бы я тогда знала, чем для нее обернется этот брак, я бы схватила ее прямо там и увезла подальше. Сделала бы все, чтобы она рассталась с этим Смоленским. Потому что после всего, что случилось, я искренне и от всей души ненавидела семью Смоленских и желала, чтобы они горели в аду.

Это случилось через год после свадьбы Али.

Ночью раздался неожиданно звонок в дверь. В тот момент я лежала в ванне, наслаждаясь и отмокая в пене. Пришлось вылезти: когда я попыталась притвориться, что дома никого нет, позвонили еще раз и настойчивее. Я быстро обтерлась полотенцем, накинула халат и вышла в коридор. Заглянув в глазок, я почувствовала, как мои волосы стремительно седеют.

— Аля! — я распахнула дверь. Сестра стояла на пороге — промокшая до нитки, в одной мужской рубашке и с голыми ногами — и это-то в середине ноября, — твою мать!

Затащив ее в квартиру, я запихнула сестру в ту же воду, в которой я принимала ванну — плевать на гигиену. Алю надо было срочно согреть.

— Какого черта ты в таком виде?! Что случилось? Где твой муж?!

Она молча мотнула головой в ответ. Боже, она была вся грязная. Рубашка вся в странных разводах. И только откинув волосы с ее лица, я поняла, что кроме грязи на ней была еще и кровь.

— Боже мой, — прошептала я, осторожно трогая ее скулу, которая была ободрана так, словно Алиным лицом пытались помыть асфальт, — это он с тобой сделал? Он ублюдок! Ты не вернешься к нему, Аль!

— Я не вернусь к нему, — ее голос смахивал на шелест листвы, — мы развелись.

— Ты пойдешь в полицию и напишешь заявление. Что произошло? Он что-то еще с тобой делал?

— Я не скажу тебе, Саш. Прости. И в полицию я не пойду.

— Дура! Сейчас же. Пока не поздно, вылезай из ванны. Ты должна снять побои. Возможно, у тебя на одежде и кожи будут частички твоего гребаного муженька, если мы их еще не смыли. Это будет главное доказательство. Такое нельзя оставлять просто так!

— Саш, ты дура? — сестра подняла на меня пронзительные, голубые глаза, — он замнет все деньгами, поверь. Или просто избавится от меня. Это будет дешевле, чем обелять его прекрасную репутацию.

— Я тебя спрячу, — тихо ответила ей, — у меня есть знакомые. Думаю, среди них найдутся и те, кому Смоленские как кость поперек горла.

— Послушай меня, Саш… я не стану этого делать. Я беременна от Кирилла. Сейчас я на втором месяце, — она говорила это таким убитым голосом, что у меня побежали мурашки, — он о ребенке не знает, и я хочу, чтобы никогда не узнал. Ты была права. Для меня сказка превратилась в фильм ужасов, — она рвано всхлипнула, — а мой муж — в чудовище. Я не допущу, чтобы мой ребенок рос в той семье. Как же ты была права…

— Ты хочешь оставить ребенка?

— Да. Я не стану делать аборт. И если я пойду в полицию… он может обо всем узнать. Отберет ребенка и убьет меня.

Боже. Как же все кошмарно.

— Будешь жить у меня, — произнесла твердо я, — малыша мы обеспечим всем. Рожай и ни о чем не беспокойся.

Сестра погибла через два месяца после рождения малышки. Очень странно — ее сбили на пешеходном переходе. Судя по записям с камер, которые мне показывал молоденький полицейский, на нее наехали будто бы специально. Машина скрылась. Ее так и не смогли потом найти.

Последний раз я увидела сестру в реанимации. Я стояла рядом, положив ладонь на ее руку, и плакала.

Мы даже не смогли поговорить в последний раз. Она ушла, так и не приходя в сознание. Так, может быть, я бы многое спросила у нее, и попросила бы прощения за всё, что не успела для нее сделать.

Глава 2

… — я от Екатерины, — заканчиваю медленно я, выныривая из воспоминаний, которые калейдоскопом пронеслись перед глазами, оставив мерзкий привкус на языке.

Смоленский скользит по мне взглядом серых, яркими, как сталь, глазами, не оставляя путей к отступлению. Надо было разворачиваться и уходить раньше, но я же не знала, кто он!

Он цепко рассматривает меня с ног до головы, но дольше всего задерживается на лице, словно пытаясь с него что-то прочитать. Это внимание оставляет какое-то липкое и морозное чувство напряжения на коже. Обычно мужчины смотрят на меня немного иначе.

Узнал? Что-то подозревает?

Нет, вряд ли. Сейчас я не сильно похожа на свою сестру. Мои рыжие волосы давно перекрашены в очень светлый блонд, светлой моя кожа бывает только тогда, когда я пропускаю сеансы в солярии, а еще я всегда была недовольна губами и несколько лет назад впервые решилась их подколоть. Совсем немного — и лицо сильно изменилось.

— Ты не мог взять свою невесту? — гремит голос второго мужчины. Я не помню хорошо семейку Смоленских, но, похоже, возмущается сейчас его отец, — пресса перемоет тебе все кости. У тебя свадьба на носу.

— Её постоянно тошнит, — лениво замечает ублюдок по имени Кирилл, едва взглянув на отца. Он выглядит нагло и расслабленно, вызывая у меня одним видом антипатию, что удивительно для такого красивого мужчины, — после того, как она хлопнется в обморок, мне перемоют кости еще тщательнее, чем если я появлюсь с другой женщиной.

Я делаю вид, что меня тут нет, пока глава семьи Смоленских смотрит на меня так, будто вляпался в дерьмо.

На самом деле вляпалась я.

— Ну, что ж, — подводит он итог, — посмотрим. Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь.